Закрыв глаза и постанывая, Тароко лежала, извиваясь, на черных шелковых простынях в то время как смуглый и стройный индиец лизал ее пупок. Через секунду голова его оказалась между ее бедрами, и он принялся ласкать влагалище. Ван Рутен несколько секунд смотрел на них молча, затем отошел от раскрытой двери и прислонился к стене. Закрыл глаза и прикусил нижнюю губу, пока не почувствовал вкус крови во рту.
Несколько раз мужья заставали ван Рутена в постели с их женами: ему казалось, что это забавно и смешно. На вечеринке по случаю второй годовщины их свадьбы жена поймала его, когда он забавлялся с ее младшей сестрой. Спьяну Рутен ляпнул своей потрясенной супруге: «Ты кому веришь? Мне или своим глазам?»
С Тароко все оказалось иначе. На этот раз изменили ему, и он почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Он любил ее всем сердцем, поэтому боль теперь была почти невыносимой. Душевная боль. И гнев. Мне следовало доверять ей меньше. Я не должен был допускать, чтобы она заняла такое важное место в моей жизни.
Она была первой женщиной, открывшей в нем потребность любить, но не отвечала взаимностью на его любовь, и он знал об этом. Даже предчувствуя, что он потеряет Тароко, ван Рутен хотел ее и боялся своих предчувствий. Будь проклята эта потаскуха.
Вытащив из кобуры «смит-и-вессон», он вернулся к двери и сказал:
– Тук, тук.
Голова Джойдипа резко взлетела над промежностью Тароко. Почти одновременно она села на кровати. Несколько секунд она ошеломленно смотрела на Рутена, но быстро взяла себя в руки. Рукой с расставленными пальцами она откинула длинные черные волосы с лица и тела.
– Ты давно здесь? – спросила она.
Ван Рутен медленно подошел к кровати и посмотрел на швейцара-индийца.
– Джойдип. Ты, я погляжу, времени не теряешь.
Швейцар с расширенными от страха глазами перевел взгляд с ван Рутена на Тароко и вновь посмотрел на Рутена.
– Пожалуйста, пожалуйста. Я не хочу неприятностей. Я пойду.
– Ты останешься, – сказал ван Рутен.
Тароко недовольно взмахнула рукой.
– Очнись, Грегори. Я сразу тебе сказала, что не принадлежу только тебе. Я никому не принадлежу. К тому же мы с тобой знали, что я делаю только то, что велит мне делать мой тайваньский долг. Это касается и наших с тобой отношений. А сейчас, прошу тебя, убери эту штуку, пока она никого не ранила.
Ван Рутен кивнул.
– Насчет Пао ты права. Я знал о том, что вас связывает. И в то же время не хотел знать. Я думаю, объяснить это можно моей глупостью. Как бы там ни было, благодаря тебе я зашел так далеко, что теперь не выберусь, даже если захочу.
Тароко подтянула коленки к груди.
– Тебе и не надо выбираться, Грегори. Ты любишь рисковать. К тому же тебе хорошо платят.
Насчет оплаты она была права. В конце недели он и детектив Олонсо ЛаВон должны будут перевезти чемоданы с деньгами в Панаму, откуда они начнут электронное путешествие через банки шести стран и, в конце концов, окажутся в канадской инвестиционной компании. Ван Рутен и ЛаВон получат каждый по пятьдесят тысяч долларов за тридцать шесть часов работы.
Ван Рутен сказал Тароко:
– Зачем тебе понадобилось трахаться с этим смазливым болваном в моей квартире?
Она улыбнулась.
– Я тоже люблю рисковать. Это то, что роднит нас с тобой. Не относись к жизни так серьезно, Грегори.
– Может быть, расскажешь, почему Линь Пао велел тебе соблазнить меня? Я думал, этот сукин сын доверяет мне.
Тароко некоторое время разглядывала мизинец левой руки, затем коснулась его рукою.
– Ты гвейло, иностранец. Чужак. Ни один китаец никогда не будет доверять тебе. Тебе может казаться, что ты один из нас, что совсем свой, но будешь не прав. Мой друг не доверяет никому. Он решил, что тебя с ним должны связывать более тесные узы. Скажем так, сейчас очень невелика вероятность того, что ты предашь его, не предав самого себя.
– Понятно. Значит, все меня просто использовали. Ты, он, все.
– Я уже сказала, что тебе хорошо платят. К тому же, ты сам всю жизнь используешь людей. Женщин особенно. Кто живет с мечом, тот и погибнет от меча.
Левый глаз ван Рутена неожиданно задергался в тике. Ох как он не любил, когда его критикуют. Ужасно не любил. Я с ней рассчитаюсь, подумал он. Прямо здесь и сейчас. А до Черного Генерала я потом доберусь.
Он ухмыльнулся.
– Вы, китайцы, как-то иначе выражаетесь. «Плюнешь против ветра – плюнешь себе в лицо». Мы говорим: «Что посеешь, то и пожнешь».
Тароко вытянулась на кровати, улыбнулась ему.
– Раздевайся, Грегори, и мы займемся любовью втроем. Я люблю трио.
Джойдип покачал головой.
– Нет, нет, нет. Я должен сейчас уйти. Благодарю вас за гостеприимство.
Ван Рутен сказал:
– Позволь мне задать тебе вопрос, Джойдип. Тебе пустить пулю в лоб или отстрелить яйца?
– Я не понимаю, сэр. Она сама пригласила меня прийти сюда.
Ван Рутен усмехнулся.
– У меня есть идея. Почему бы вам не продолжить свое занятие? Продолжайте, как будто меня здесь нет.
Тароко села на кровати.
Ван Рутен прицелился ей в голову.
– Я не шучу.
Ее лицо напряглось. Детектив кивнул.
– Вот именно, мадам. Я хочу, чтобы вы с Джойдипом потрахались здесь спокойно при мне. Время от времени я буду говорить вам, что мне хочется видеть. И вы будете делать это, а иначе я очень рассержусь.
Он подошел к шкафу, достал с верхней полки «поляроид».
– Дамы и господа, представление начинается.
Он приказал Тароко и Джойдипу начинать. Когда ни один из них не сдвинулся с места, он подошел к кровати и стукнул индийца по ноге. Со слезами на глазах Джойдип отскочил от него и повернулся к Тароко, которая с ненавистью смотрела на ван Рутена. Однако она взяла банку с медом с тумбочки легонько толкнула индийца обратно на кровать и налила мед на ладонь.
Поставив банку на место, она начала растирать ладони, не сводя при этом глаз с ван Рутена. Ее глаза продолжали смотреть на него, когда она начала медленно раскатывать вялый пенис Джойдипа в липких ладонях. Отвернулась она от детектива только тогда, когда взяла в рот член индийца. У ван Рутена пересохло в горле.
Он заставил их совокупляться во всех возможных позах и все сфотографировал. Пару раз Джойдип терял эрекцию, но волшебный язык Тароко снова помогал ему войти в игру. Она делала свое дело с мрачным спокойствием; иногда ван Рутену казалось, что она забыла о нем. Несколько раз он был близок к тому, чтобы возбудиться, но он подавил в себе желание. Он должен был утвердить себя в глазах китайцев.
Через сорок пять минут он велел Тароко и Джойдипу остановиться. К тому времени она едва сдерживала свой гнев. Надменной китаянке не нравилось, когда ее унижали. Что ж, чертовски весело.
Вытерев рот тыльной стороной ладони, она подняла подушку и бросила ее в ван Рутена. Он отбросил подушку в сторону и сказал:
– Ах, ты озорница, – и указал на комод, где стояли фотографии, сделанные им только что. – Как только я их опубликую, ты станешь очень популярной. Твой телефон будет звонить и днем и ночью. Если кто-нибудь усомнится, что в жизни не хуже, чем на этих снимках, пусть звонят мне. Я с удовольствием дам тебе рекомендации.
В глазах Тароко заблестели слезы. Она сказала:
– Ты и твой отец. Вы оба безумцы. Когда Линь Пао узнает, что ты со мной сделал, ты пожалеешь, что родился на свет.
Ван Рутен сказал:
– Мне все известно о связи моего отца с Линь Пао. Эта новость не нова, девочка. Мы с отцом никогда не говорили об этом, потому что мы с ним не разговариваем. Нам так больше нравится.
– Ты ни черта не знаешь, – сказала она. – Как, ты думаешь, Пао удалось захомутать твоего отца?
– Так же, как и тебя – деньгами.
– Что ты говоришь? Ладно, я думаю, пришло время тебе узнать правду о Нельсоне Берлине. Ты знал, что он изнасиловал и убил свою собственную сестру?
Ван Рутен недоверчиво покачал головой.
– Ты лжешь, – сказал он.
– Я лгу? А как еще, по-твоему, китаец может влиять на такого крупного американского бизнесмена? Это твоя проблема, мистер ван Рутен. Ты никогда не веришь в то, что тебе неприятно.
Тароко рассказала ему о начале отношений между его отцом и Линь Пао. Детектив спокойно выслушал, и когда она закончила, сказал:
– Я знал, что мой отец совершал какие-то гнусные поступки в своей жизни, но я никогда не думал, что он способен на такое.
В ее лукавой улыбке он увидел ликование.
– Ты многого не знаешь. Тебе известно, что полиция уже напала на твой след? Ты считаешь себя таким умным, таким неотразимым, таким особенным. Но это не так. Ты делаешь ошибки. Ты соришь деньгами, оскорбляешь людей, слишком много пьешь и много говоришь. Линь Пао сейчас выясняет, сколько ошибок ты совершил, и если он решит, что полиция подобралась слишком близко к тебе, то...
Она провела пальцем по горлу.
Ван Рутен покачнулся от непродолжительного приступа головокружения. Он чувствовал пульс, который бился у него на шее. Чтобы скрыть дрожание рук, он спрятал их за спину. Затем Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и открыл их вновь. Он опять был спокоен. И готов сделать то, что следует.
Под взглядами Тароко и Джойдипа ван Рутен положил фотоаппарат на тумбочку возле кучи фотографий и достал из-за пояса пистолет. Поднял с пола подушку и приложил ее к стволу пистолета. Тароко пронзила его своим взглядом, и на секунду он заколебался.
Только на секунду.
Она сказала:
– Ты не посмеешь. Меня не посмеешь.
Ван Рутен выстрелил два раза в голову Джойдипа. Затем, став на кровать коленями, стал медленно продвигаться к хныкающей Тароко, пока не наступил на ее длинные волосы. Он заплакал, придавил подушку к ее груди и трижды нажал на спуск.
21
Нью-Йорк
Вскоре после рассвета ДиПалма покинул спальню и прошел в небольшую комнату в конце коридора. Из окна видно поднимающееся над Бруклинским мостом солнце.
На улице был март: весна настала неделю назад, но на окнах по-прежнему, лежал снег, а внизу на улице завывал холодный ветер.
ДиПалма включил свет, который на мгновение ослепил его. Стены комнаты были увешаны великолепной коллекцией самурайских мечей: дайто – длинными мечами, вакидзаси – средними, танто – короткими мечами. В небольших коробках и в витринах были выставлены предметы, принадлежавшие раньше самураям: цепи, рукоятки с орнаментами, цубы. ДиПалма пришел сюда, чтобы поразмышлять в одиночестве.
Он восстановил свои силы и вылечил левую ногу с помощью кэндо. Путь меча стал для него главным интересом в жизни. У него был талант к кэндо и эскрима, но он не ограничился усвоением техники этих видов боевого искусства. Он изучил историю меча самураев, а также биографии людей, которые ковали мечи и сражались с ними.
Он собирал мечи и ездил в Японию, чтобы изучать это оружие: написал книгу о японских мечах и искусстве фехтования, после чего его стали считать авторитетом в данном вопросе. Американские торговцы антиквариатом, владельцы частных коллекций и даже некоторые японцы интересовались его мнением, когда им нужно было установить подлинность меча. Кроме того, ДиПалма часто приглашали выступить перед коллегами, бизнесменами и другими людьми, интересующимися японской культурой. Некоторые называли его экспертом по мечам, что заставляло его вспомнить предупреждение отца. «В тот момент, как ты становишься экспертом, – говорил тот, – ты перестаешь думать».
Стоя в маленькой комнате, ДиПалма поежился и поднял воротник халата. Ему были ясны причины его увлечения мечами и другим оружием. Он всю жизнь остерегался обмана и предательства, ему трудно было быть откровенным с кем бы то ни было. Его подозрительное отношение к миру в целом логически привело его к выбору профессии – работы в полиции. Боевые искусства были лишь дополнительным средством самозащиты.
Но со временем боевые искусства научили его большему, чем просто сражаться. Он осознал значение традиции и необходимость сохранения неразрывности истории и культуры, о которой так часто говорил его отец, имея в виду их собственное сицилийское наследие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55