Если верить Мартину Мэки, этот парень с «узи» работал на Линь Пао и убил одиннадцать человек. ДиПалме хотелось вытурить проститутку и парня с автоматом, но Тодд хотел, чтобы они остались, и они остались.
Джан вздрогнула.
– Ты хочешь сказать, Тоддом вновь завладел Бенкаи?
ДиПалма почесал затылок.
– Я считаю себя сугубо практичным копом. Двадцать лет работал в полиции нравов. Все видел и все знаю. Понимаешь? Если бы кто-то подошел ко мне и рассказал о мальчишке, который превращается в самурая, жившего четыреста лет назад, я бы назвал этого человека слабоумным и отправил бы его в психушку. Но, как ни крути, это правда. С кем еще, черт возьми, я могу поговорить об этом, кроме тебя?
Закрыв глаза, Джан вспоминала о том, как Тодд последний раз превратился в Бенкаи. Два года назад у нее был роман с одним японским кинорежиссером, который оказался очень опасным человеком. Он был протеже американских коммерческих секретов. На их совести было несколько убийств. Джан связалась с безумцем.
Она узнала несколько вещей о кинорежиссере и предпринимателе, которых не должна была знать. Фрэнк, хороший репортер и хороший полицейский, продолжил расследование и узнал даже больше, чем она. Тодду, которым завладел дух Бенкаи, пришлось совершить убийство, чтобы спасти их жизни. И он сделал это с таким равнодушием, что Джан, которая присутствовала там, стало плохо. Не в состоянии управлять завладевшим им древним духом, Тодд даже пытался убить Фрэнка.
Джан сказала ДиПалме:
– Когда появляется Бенкаи, кто-то всегда умирает. Только бы не ты. Ради Бога, береги себя, – она бросилась к нему, и он обнял ее.
– Я люблю тебя, – сказала она.
ДиПалма прижал ее к себе и поцеловал ее волосы. Он хотел верить ей и поэтому сказал:
– Я тоже люблю тебя, Джан.
Тут ему вспомнились слова отца. Либо ты любишь женщину, либо ты ее знаешь. Третьего не давно.
В жизни, как и в любви, ДиПалма редко выбирал средний путь. Подростком он посещал школу и работал в продовольственном магазине своего отца. Одновременно он был центральным нападающим школьной команды, и они выиграли целых тридцать игр подряд. Два года, проведенные в колледже, отбили у него всякий интерес к учебе, и он сам обратился в призывную комиссию, чтобы его призвали в армию. В поисках романтики он пробился в Отдел уголовного розыска и был назначен на работу в Берлин.
Большинство дел, которые он расследовал, были связаны с южанами. Эти ребята были слишком одинокими, слишком скучающими и чертовски безмозглыми, и потому попадали в неприятные ситуации. ДиПалма расследовал дела, связанные с наркотиками, сексуальные преступления, кражи армейского имущества. Он разыскивал психов, убивших своих командиров, и белых расистов, бросавших зажигательные бомбы в бары для черных. Сдержанность была не в почете у армейских преступников. ДиПалма выжил только потому, что сумел их заставить уважать и бояться себя.
Завершив свое турне, он вернулся в Нью-Йорк со стойким предубеждением против южан и системы армейского уголовного судопроизводства, которую считал устаревшей и однобокой. Он женился на девушке, с которой дружил пятнадцать лет и которая писала ему по двадцать писем в месяц в течение всех полутора лет, когда он был за границей. Не имея ничего предложить будущему работодателю, кроме своего армейского опыта, он устроился работать в полицию, где за двадцатилетнюю карьеру отправил на тот свет шестерых преступников, потерял троих партнеров, а также жену и дочь. В связи с тем, что вокруг него умирало так много людей, ДиПалму называли Альбатросом и Мистером Кончиной. Латиноамериканцы дали ему прозвище Мuerte, смерть.
Он специализировался на наркотиках и со временем понял, что это не просто растущая отрасль. Ее невозможно было ликвидировать из-за невероятной доходности. На запрещенные наркотики американцы тратили денег больше, чем на пищу, секс, медицинское обслуживание, одежду, автомобили, образование. По всей стране торговцы наркотиками убивали копов, прокуроров и судей, когда не могли подкупить их или запугать.
Но не это было самым страшным для ДиПалмы. Самым страшным оказалось то, что, как он со временем выяснил, американские разведывательные службы помогали торговцам наркотиками оружием, деньгами и информацией, объясняя это все той же дурацкой причиной, какой объясняли все остальное, – соображениями государственной безопасности. Полиция вела войну с наркотиками в то время, как ЦРУ оказывало поддержку торговцам наркотиками в обмен на разведывательные сведения и политическое влияние. ДиПалма, у которого торговцы наркотиками убили жену и дочь, решил, что продолжать терпеть неудачи не имеет смысла. Он ушел из полиции с пенсией детектив-лейтенанта, тридцатью четырьмя похвальными отзывами и разорванной выстрелом из дробовика левой ногой, восстановленной затем с помощью мышц с его правой ягодицы.
Работу телевизионного репортера, занимающегося преступлениями, он получил благодаря влиянию одного нью-йоркского сенатора, семнадцатилетняя дочь которого была в трудном положении, пока ДиПалма не сжег пленку и все копии порнографического фильма, который она сняла со своим черным дружком и несколькими знакомыми, наглотавшись «ангельской пыли». Недостаток опыта работы в прессе ДиПалма компенсировал с избытком своей честностью, умом и, если верить письмам, которые он регулярно получал от своих поклонниц, своей сексапильностью. В работе он опирался на свои бывшие источники информации, среди которых были сведущие люди, государственные деятели, приятели, с которыми он работал в спецгруппах АБН и ФБР, иностранные дипломаты, проститутки-латиноамериканки, юристы из министерства юстиции и профессиональные картежники. Результатом всего этого стали большая популярность, хорошая зарплата, награды за журналистское мастерство и просторный кабинет, который он посещал довольно редко, предпочитая работать на улице.
Он отказался красить волосы, чтобы лучше смотреться на экране телевизора, и брать уроки дикции, чтобы избавиться от бруклинского акцента. Он также не желал носить очки в роговой оправе, надевать жилет и улыбаться перед телекамерой, когда ему совсем не хотелось делать этого. Он предпочитал не присутствовать на скучных рабочих собраниях, где обсуждались предложенные изменения. Вскоре боссы телекомпании поняли, что он в них не нуждается, и перестали помогать ему. Но оказалось, что он им нужен.
В телекомпании он встретился с Джан, которая занималась всеми многосерийными телефильмами в Нью-Йорке. Неудачное замужество и неудавшаяся карьера актрисы вынудили ее стать продюсером. Она хорошо справлялась со своей работой, но получала ли она от нее удовлетворение? «На это я тебе отвечу определенно, – сказала она раз ДиПалме. – Кто-то однажды сравнил съемки фильма с беременностью, сопровождаемой истериками. Так или иначе, пока культурный уровень невысок, я думаю, что смогу заниматься этим делом».
Они влюбились друг в друга почти сразу, что, по словам Джан, было отчаянным безрассудством. За ее честолюбием и самоуверенностью скрывалась ранимая и добрая душа. Она была искренна в своих чувствах; умела страстно любить и люто ненавидеть, причем от любви до ненависти ей было рукой подать. По ее собственному признанию, большинство совершенных ею в жизни ошибок было связано с мужчинами. ДиПалма находил ее неотразимой.
Ее советы относительно того, что ему надевать перед съемками и как вести себя с руководством телекомпании, помогли ДиПалме несколько расслабиться в мире, в котором он никогда не чувствовал себя по-настоящему легко. Когда вице-президент компании пригрозил Джан выгнать ее с работы, если она не ляжет с ним в постель, пришла очередь ДиПалмы оказать ей помощь. По предложению ДиПалмы она согласилась встретиться с вице-президентом в снятом компанией роскошном номере отеля на Медисон-авеню.
Вместо нее на свидание пришел ДиПалма, положил свой лицензированный «смит-и-вессон» 38-го калибра на кофейный столик перед вице-президентом, глаза которого расширились, когда он увидел пистолет. Чертов штатский, подумал ДиПалма, первый раз видит перед собой заряженный пистолет. Этого несложно будет заставить осознать свою вину. «Давай поговорим о Джан», – сказал ДиПалма перепуганному вице-президенту.
ДиПалма также согласился поговорить с бывшим мужем Джан, Роем Пестой, который имел страсть к кокаину и хотел, чтобы Джан помогала ему покупать его. В случае отказа он обещал плеснуть кислотой ей в лицо. Даже без кокаина Рой обладал довольно вспыльчивым характером: за год, что он прожил с Джан, он успел сломать ей нос, несколько ребер и большой палец левой руки. Не удивительно, что к последней угрозе она отнеслась достаточно серьезно. Однако ДиПалма сказал: «Заплатишь ему – и уже никогда не отделаешься от этого ублюдка. Он будет приходить к тебе каждый раз, когда накачается кокаином, или когда поставщики будут требовать от него вернуть деньги. Я поговорю с ним».
Квартира на Хьюстон-стрит, в которой Рой Песта жил вместе с безработной танцовщицей по имени Америка Коко, представляла собой грязную дыру без мебели, с грязью на полу и выбитыми стеклами. Загорелый, симпатичный Рой Песта, который прежде знал всех метрдотелей Манхэттена и умел тасовать колоду карт одной рукой, опустился, потому что употреблял слишком много кокаина. Кокаин сделал его буйным и временами весьма и весьма опасным.
Рой начал с того, что послал ДиПалму ко всем чертям. Потом обрушился с ругательствами на Джан, сказал, что не выносит даго, и наконец, расстегнув ширинку, помочился прямо под ноги ДиПалме. Когда ДиПалма назвал его мразью, он бросился на ДиПалму с ржавой вафельницей в руке. ДиПалма, воспользовавшись своей тростью, сломал ему правую кисть и пробил череп, что, однако, не помешало Рою Песте извлечь из этого дела выгоду.
Его адвокат и адвокат ДиПалмы сели договариваться и, в конце концов, пришли к соглашению, согласно которому ДиПалма должен был оплатить Песте медицинские расходы и прибавить еще пять тысяч долларов. Забудь, что ты действовал в порядке самозащиты, сказал ДиПалме его адвокат. Америка Коко готова идти в суд и под присягой заявить, что ты напал на Песту без всякой провокации с его стороны. Неблагоприятному для ДиПалмы исходу способствовало и то, что Песта заявил, что ДиПалма спит с его бывшей женой. ДиПалма выложил пять тысяч, на которые Песта и Америка Коко отправились в Хьюстон, где в один воскресный день, накурившись кокаина, Песта схватил отвертку и продырявил Америку Коко восемьдесят восемь раз.
Если Джан была загадочной и чувственной, то ДиПалма – верным и искренним, настойчивым мужчиной, вынужденным по природе своей преследовать эту женщину, которая убегала от него даже тогда, когда лежала в его объятиях и говорила, что любит. Она предупредила его о своей неуемности, о том, что она беспрестанно борется с собой. ДиПалма, сказала она, первый мужчина на ее пути, который сильнее ее, и это либо самое лучшее, либо самое худшее из всего, что было в ее жизни.
– Ты меня любишь? – спросил ДиПалма.
– Да, – ответила она. – С тобой я чувствую себя в безопасности. Мне хотелось бы пообещать, что я никогда не причиню тебе боли, но я не могу.
Помня о том, что в любви не бывает среднего пути, ДиПалма попросил ее быть его женой, и когда она ответила «да», сказал, что большего счастья он не испытывал никогда в жизни.
* * *
В своей квартире на Бруклинском холме ДиПалма подал Джан «Дьюарс» со льдом, и она взяла бокал, не отводя глаз от Тодда. Она и мальчик сидели вдвоем на покрытой бархатом софе; он тихо говорил, и безмолвная Джан ловила каждое его слово. Пусть Тодд расскажет свою историю, сказал ДиПалма. Парень жил с этим больше четырехсот лет – кто расскажет нам лучше, чем он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Джан вздрогнула.
– Ты хочешь сказать, Тоддом вновь завладел Бенкаи?
ДиПалма почесал затылок.
– Я считаю себя сугубо практичным копом. Двадцать лет работал в полиции нравов. Все видел и все знаю. Понимаешь? Если бы кто-то подошел ко мне и рассказал о мальчишке, который превращается в самурая, жившего четыреста лет назад, я бы назвал этого человека слабоумным и отправил бы его в психушку. Но, как ни крути, это правда. С кем еще, черт возьми, я могу поговорить об этом, кроме тебя?
Закрыв глаза, Джан вспоминала о том, как Тодд последний раз превратился в Бенкаи. Два года назад у нее был роман с одним японским кинорежиссером, который оказался очень опасным человеком. Он был протеже американских коммерческих секретов. На их совести было несколько убийств. Джан связалась с безумцем.
Она узнала несколько вещей о кинорежиссере и предпринимателе, которых не должна была знать. Фрэнк, хороший репортер и хороший полицейский, продолжил расследование и узнал даже больше, чем она. Тодду, которым завладел дух Бенкаи, пришлось совершить убийство, чтобы спасти их жизни. И он сделал это с таким равнодушием, что Джан, которая присутствовала там, стало плохо. Не в состоянии управлять завладевшим им древним духом, Тодд даже пытался убить Фрэнка.
Джан сказала ДиПалме:
– Когда появляется Бенкаи, кто-то всегда умирает. Только бы не ты. Ради Бога, береги себя, – она бросилась к нему, и он обнял ее.
– Я люблю тебя, – сказала она.
ДиПалма прижал ее к себе и поцеловал ее волосы. Он хотел верить ей и поэтому сказал:
– Я тоже люблю тебя, Джан.
Тут ему вспомнились слова отца. Либо ты любишь женщину, либо ты ее знаешь. Третьего не давно.
В жизни, как и в любви, ДиПалма редко выбирал средний путь. Подростком он посещал школу и работал в продовольственном магазине своего отца. Одновременно он был центральным нападающим школьной команды, и они выиграли целых тридцать игр подряд. Два года, проведенные в колледже, отбили у него всякий интерес к учебе, и он сам обратился в призывную комиссию, чтобы его призвали в армию. В поисках романтики он пробился в Отдел уголовного розыска и был назначен на работу в Берлин.
Большинство дел, которые он расследовал, были связаны с южанами. Эти ребята были слишком одинокими, слишком скучающими и чертовски безмозглыми, и потому попадали в неприятные ситуации. ДиПалма расследовал дела, связанные с наркотиками, сексуальные преступления, кражи армейского имущества. Он разыскивал психов, убивших своих командиров, и белых расистов, бросавших зажигательные бомбы в бары для черных. Сдержанность была не в почете у армейских преступников. ДиПалма выжил только потому, что сумел их заставить уважать и бояться себя.
Завершив свое турне, он вернулся в Нью-Йорк со стойким предубеждением против южан и системы армейского уголовного судопроизводства, которую считал устаревшей и однобокой. Он женился на девушке, с которой дружил пятнадцать лет и которая писала ему по двадцать писем в месяц в течение всех полутора лет, когда он был за границей. Не имея ничего предложить будущему работодателю, кроме своего армейского опыта, он устроился работать в полицию, где за двадцатилетнюю карьеру отправил на тот свет шестерых преступников, потерял троих партнеров, а также жену и дочь. В связи с тем, что вокруг него умирало так много людей, ДиПалму называли Альбатросом и Мистером Кончиной. Латиноамериканцы дали ему прозвище Мuerte, смерть.
Он специализировался на наркотиках и со временем понял, что это не просто растущая отрасль. Ее невозможно было ликвидировать из-за невероятной доходности. На запрещенные наркотики американцы тратили денег больше, чем на пищу, секс, медицинское обслуживание, одежду, автомобили, образование. По всей стране торговцы наркотиками убивали копов, прокуроров и судей, когда не могли подкупить их или запугать.
Но не это было самым страшным для ДиПалмы. Самым страшным оказалось то, что, как он со временем выяснил, американские разведывательные службы помогали торговцам наркотиками оружием, деньгами и информацией, объясняя это все той же дурацкой причиной, какой объясняли все остальное, – соображениями государственной безопасности. Полиция вела войну с наркотиками в то время, как ЦРУ оказывало поддержку торговцам наркотиками в обмен на разведывательные сведения и политическое влияние. ДиПалма, у которого торговцы наркотиками убили жену и дочь, решил, что продолжать терпеть неудачи не имеет смысла. Он ушел из полиции с пенсией детектив-лейтенанта, тридцатью четырьмя похвальными отзывами и разорванной выстрелом из дробовика левой ногой, восстановленной затем с помощью мышц с его правой ягодицы.
Работу телевизионного репортера, занимающегося преступлениями, он получил благодаря влиянию одного нью-йоркского сенатора, семнадцатилетняя дочь которого была в трудном положении, пока ДиПалма не сжег пленку и все копии порнографического фильма, который она сняла со своим черным дружком и несколькими знакомыми, наглотавшись «ангельской пыли». Недостаток опыта работы в прессе ДиПалма компенсировал с избытком своей честностью, умом и, если верить письмам, которые он регулярно получал от своих поклонниц, своей сексапильностью. В работе он опирался на свои бывшие источники информации, среди которых были сведущие люди, государственные деятели, приятели, с которыми он работал в спецгруппах АБН и ФБР, иностранные дипломаты, проститутки-латиноамериканки, юристы из министерства юстиции и профессиональные картежники. Результатом всего этого стали большая популярность, хорошая зарплата, награды за журналистское мастерство и просторный кабинет, который он посещал довольно редко, предпочитая работать на улице.
Он отказался красить волосы, чтобы лучше смотреться на экране телевизора, и брать уроки дикции, чтобы избавиться от бруклинского акцента. Он также не желал носить очки в роговой оправе, надевать жилет и улыбаться перед телекамерой, когда ему совсем не хотелось делать этого. Он предпочитал не присутствовать на скучных рабочих собраниях, где обсуждались предложенные изменения. Вскоре боссы телекомпании поняли, что он в них не нуждается, и перестали помогать ему. Но оказалось, что он им нужен.
В телекомпании он встретился с Джан, которая занималась всеми многосерийными телефильмами в Нью-Йорке. Неудачное замужество и неудавшаяся карьера актрисы вынудили ее стать продюсером. Она хорошо справлялась со своей работой, но получала ли она от нее удовлетворение? «На это я тебе отвечу определенно, – сказала она раз ДиПалме. – Кто-то однажды сравнил съемки фильма с беременностью, сопровождаемой истериками. Так или иначе, пока культурный уровень невысок, я думаю, что смогу заниматься этим делом».
Они влюбились друг в друга почти сразу, что, по словам Джан, было отчаянным безрассудством. За ее честолюбием и самоуверенностью скрывалась ранимая и добрая душа. Она была искренна в своих чувствах; умела страстно любить и люто ненавидеть, причем от любви до ненависти ей было рукой подать. По ее собственному признанию, большинство совершенных ею в жизни ошибок было связано с мужчинами. ДиПалма находил ее неотразимой.
Ее советы относительно того, что ему надевать перед съемками и как вести себя с руководством телекомпании, помогли ДиПалме несколько расслабиться в мире, в котором он никогда не чувствовал себя по-настоящему легко. Когда вице-президент компании пригрозил Джан выгнать ее с работы, если она не ляжет с ним в постель, пришла очередь ДиПалмы оказать ей помощь. По предложению ДиПалмы она согласилась встретиться с вице-президентом в снятом компанией роскошном номере отеля на Медисон-авеню.
Вместо нее на свидание пришел ДиПалма, положил свой лицензированный «смит-и-вессон» 38-го калибра на кофейный столик перед вице-президентом, глаза которого расширились, когда он увидел пистолет. Чертов штатский, подумал ДиПалма, первый раз видит перед собой заряженный пистолет. Этого несложно будет заставить осознать свою вину. «Давай поговорим о Джан», – сказал ДиПалма перепуганному вице-президенту.
ДиПалма также согласился поговорить с бывшим мужем Джан, Роем Пестой, который имел страсть к кокаину и хотел, чтобы Джан помогала ему покупать его. В случае отказа он обещал плеснуть кислотой ей в лицо. Даже без кокаина Рой обладал довольно вспыльчивым характером: за год, что он прожил с Джан, он успел сломать ей нос, несколько ребер и большой палец левой руки. Не удивительно, что к последней угрозе она отнеслась достаточно серьезно. Однако ДиПалма сказал: «Заплатишь ему – и уже никогда не отделаешься от этого ублюдка. Он будет приходить к тебе каждый раз, когда накачается кокаином, или когда поставщики будут требовать от него вернуть деньги. Я поговорю с ним».
Квартира на Хьюстон-стрит, в которой Рой Песта жил вместе с безработной танцовщицей по имени Америка Коко, представляла собой грязную дыру без мебели, с грязью на полу и выбитыми стеклами. Загорелый, симпатичный Рой Песта, который прежде знал всех метрдотелей Манхэттена и умел тасовать колоду карт одной рукой, опустился, потому что употреблял слишком много кокаина. Кокаин сделал его буйным и временами весьма и весьма опасным.
Рой начал с того, что послал ДиПалму ко всем чертям. Потом обрушился с ругательствами на Джан, сказал, что не выносит даго, и наконец, расстегнув ширинку, помочился прямо под ноги ДиПалме. Когда ДиПалма назвал его мразью, он бросился на ДиПалму с ржавой вафельницей в руке. ДиПалма, воспользовавшись своей тростью, сломал ему правую кисть и пробил череп, что, однако, не помешало Рою Песте извлечь из этого дела выгоду.
Его адвокат и адвокат ДиПалмы сели договариваться и, в конце концов, пришли к соглашению, согласно которому ДиПалма должен был оплатить Песте медицинские расходы и прибавить еще пять тысяч долларов. Забудь, что ты действовал в порядке самозащиты, сказал ДиПалме его адвокат. Америка Коко готова идти в суд и под присягой заявить, что ты напал на Песту без всякой провокации с его стороны. Неблагоприятному для ДиПалмы исходу способствовало и то, что Песта заявил, что ДиПалма спит с его бывшей женой. ДиПалма выложил пять тысяч, на которые Песта и Америка Коко отправились в Хьюстон, где в один воскресный день, накурившись кокаина, Песта схватил отвертку и продырявил Америку Коко восемьдесят восемь раз.
Если Джан была загадочной и чувственной, то ДиПалма – верным и искренним, настойчивым мужчиной, вынужденным по природе своей преследовать эту женщину, которая убегала от него даже тогда, когда лежала в его объятиях и говорила, что любит. Она предупредила его о своей неуемности, о том, что она беспрестанно борется с собой. ДиПалма, сказала она, первый мужчина на ее пути, который сильнее ее, и это либо самое лучшее, либо самое худшее из всего, что было в ее жизни.
– Ты меня любишь? – спросил ДиПалма.
– Да, – ответила она. – С тобой я чувствую себя в безопасности. Мне хотелось бы пообещать, что я никогда не причиню тебе боли, но я не могу.
Помня о том, что в любви не бывает среднего пути, ДиПалма попросил ее быть его женой, и когда она ответила «да», сказал, что большего счастья он не испытывал никогда в жизни.
* * *
В своей квартире на Бруклинском холме ДиПалма подал Джан «Дьюарс» со льдом, и она взяла бокал, не отводя глаз от Тодда. Она и мальчик сидели вдвоем на покрытой бархатом софе; он тихо говорил, и безмолвная Джан ловила каждое его слово. Пусть Тодд расскажет свою историю, сказал ДиПалма. Парень жил с этим больше четырехсот лет – кто расскажет нам лучше, чем он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55