А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Но, к сожалению, — итог остается прежним.
Карсон поднял глаза от страничек с отчетом и строго посмотрел в глаза Рэндолу.
— Пожалуйста, оставьте все это у меня на несколько дней. Я должен подумать.
— Хорошо, сэр. Но если аудиторы из штата приедут до того...
Карсон не дал ему закончить фразу.
— Я знаю, я все знаю, — сказал он с раздражением. — И тем не менее, я хочу сам лично проверить все отчеты до того, как мы что-нибудь предпримем.
Он подождал, пока не закрылась дверь за его служащим, и снял трубку личного телефона. Набрал номер. Сиплый, низкий голос произнес безразлично:
«Хэлло!»
— Попросите мистера Дженнитури, пожалуйста. Говорит Карсон.
Голос в трубке сразу же изменился, стал обычным и даже дружелюбным.
— Это я, мистер Карсон. Что я могу для вас сделать сегодня?
— Пока еще не знаю, — сказал Карсон. — Как наши дела?
— Вчерашний день дал неплохие результаты. Та молодая кобылка пришла первой и привезла вам шесть к десяти. Так что ваш должок сократился на одиннадцать штук.
— А две другие?
— Увы, за чертой, — в голосе букмекера появились нотки сочувствия. — Это все ваша система. А так они и не должны были выиграть. Я сразу же подумал, что, ставя на них, вы дадите мне подзаработать.
Карсон промолчал. Потом сказал:
— Пит, у меня неприятности. Мне нужны деньги.
— Вы хороший клиент, мистер Карсон. Я могу одолжить вам десять штук, — не задумываясь, сказал букмекер.
— Но мне нужно гораздо больше. Очень крупная сумма...
— Сколько?
— Около трехсот тысяч. Букмекер свистнул.
— Это для меня за чертой... Вам придется обратиться к крутым парням.
— А вы смогли бы связаться с ними для меня?
— Вероятно, — ответил осторожно букмекер. — Что у вас есть? Что вы могли бы дать им за их деньги?
— Вы имеете в виду — какое обеспечение?
— Да, да, кажется банкиры называют это именно так.
— Не так уж много из того, что в случае чего можно было бы реализовать: дом, акции моего банка.
— Акции банка? — переспросил Дженнитури, — Сколько они стоят?
— — Пять, может быть, теперь уже шесть сотен тысяч, — ответил банкир. — Но дело в том, что они привилегированные.
— В том смысле, что вы не можете их продать?
— Только по разрешению совета попечителей банка.
— И вам не так просто получить это разрешение, да?
— Мне пришлось бы рассказать им все, — сказал банкир, — чего я, как вы сами понимаете, сделать не могу.
— В таком случае все усложняется.
— Вы попытаетесь переговорить с этими людьми ради меня?
— Не так-то и легко, да...
— Но вы все же попробуете? Я буду очень обязан.
— Попытаюсь, мистер Карсон, — сказал букмекер. Карсон развернул газету и положил перед собой страницу с итогами скачек.
— Пит! — сказал он.
— Да, мистер Карсон.
— Поставьте тысячу на Ред Ривер в пятом заезде в Белмонте.
— Принято.
Карсон положил трубку, проклиная себя. Он поступил глупо и сам отлично понимал это. Но ничго не мог с собой поделать. Лошадка имела все шансы, и его расчеты говорили за то, чтобы рискнуть. Он уставился на газетный лист и почувствовал, как скрутило живот и заколотилось сердце.
Независимо от того, какие шансы, по всем расчетам, есть у облюбованной лошади, она никогда не выигрывает в тот момент, когда выигрыш особенно необходим. Он в который раз пообещал себе, что если выпутается на этот раз, больше не позволит себе даже взглянуть в сторону этой безжалостной западни, игры на бегах.
Джери-Ли вынырнула из теплой воды и вылезла из бассейна. Уолтер положил на столик газету, взял большое купальное полотенце и укутал ее плечи.
— Спасибо, — улыбнулась она. Он улыбнулся в ответ.
— Воздух в октябре, как мне кажется, вам на пользу.
— В определенном смысле я ужасно огорчена, что приближается зима.
Что мы тогда будем делать?
— Вы можете приходить и сидеть у камина.
— Наверное, это здорово. Но вы скоро уезжаете. Вы же сказали, что репетиции пьесы начнутся через несколько недель.
— Да, — подтвердил он. — Если, конечно, мы решим все вопросы с составом артистов.
— Мне казалось, что все уже оговорено и решено.
— Да, но за одним исключением, — он как-то странно посмотрел на нее.
— Вам известна семнадцатилетняя актриса, которая могла бы сыграть роль девушки так, как если бы она была женщиной?
— Никогда не задумывалась над этим. Мне всегда казалось, что таких, по крайней мере, несколько.
— Не совсем... Режиссер должен с минуты на минуту приехать ко мне, чтобы еще раз поговорить. Мы собираемся рассмотреть некоторые варианты.
— В таком случае, я вытираюсь, одеваюсь и немедленно убираюсь, чтобы не мешать вам.
— Не торопитесь, — сказал он быстро. — Вы нам не помешаете.
— Вы уверены?
— Я бы не стал говорить, если бы не был уверен.
— Я хотя бы сниму мокрый купальник. Он задумчиво смотрел, как она вошла в кабинку, и только когда она скрылась, снова взял газету. Но читать не стал. Думал. Пьесы — это одно. Тут он полностью владел ситуацией, и персонажи делали только то, чего он от них хотел. Другое дело жизнь.
Совсем другое дело...
Дверца кабинки открылась, и Джери-Ли вышла. Он поднял глаза. На ней были выцветшие до голубизны джинсы и просторный вязаный свитер. Она встретила его взгляд и улыбнулась.
— Может быть, принести вам что-нибудь выпить?
— Пожалуй, — сказал он и вдруг почувствовал, как кто-то невидимый сжал его сердце, и стало трудно дышать. — Виски с содовой.
— О'кей.
Она скрылась в доме. Нахлынувшее на него внезапное чувство, боль в сердце вдруг с отчетливостью дали ему понять впервые, что он влюблен в эту девочку.
— Хорошо, Гай, — сказал Уолт Торнтон режиссеру, — если мы не находим актрису на роль девчонки, мы не начинаем репетиции в ноябре. И тогда придется ждать весны.
— Невозможно, — твердо сказал режиссер, худощавый, долговязый человек.
Очки в тяжелой роговой оправе и манера держаться только подчеркивали облик человека, знающего, чего он хочет, и умеющего добиваться желаемого.
— Мы потеряем Бо Дрейка, если отложим и будем ждать. Он связан контрактом с киношниками и начинает сниматься в фильме в мае. А без него нам предстоит начать все с самого начала. Нам ничего иного не остается, как рисковать и начать работать с той девушкой, которая окажется наилучшей из имеющихся, так сказать, в наличии.
Уолтер задумался и покачал головой.
— Пьеса сама по себе уже достаточно необычная и предполагает большой риск, — сказал он. — А если еще и актриса нас хоть чуть-чуть подведет, то пьеса вообще провалится.
— Я никогда не давал вам плохих советов, Уолтер. Существует много возможностей несколько изменить ситуацию, акценты и не делать весь упор на девушку...
— Я не стану переписывать, — заявил Уолтер непреклонно. — Если бы я хотел, чтобы характер девушки был иным, я бы так и написал.
Гай пожал плечами и изобразил на лице покорность.
— Пьеса — ваше детище, Уолтер.
В этот момент стеклянная дверь, ведущая к бассейну, немного распахнулась от порыва ветерка и привлекла внимание режиссера. Он оглянулся и через стекло увидел Джери-Ли, сидящую в кресле и читающую газету. Он стремительно повернулся к Торнтону.
— Кто эта девушка? Подружка Уолта-младшего? Уолтер почувствовал, что краснеет, и ответил почему-то неопределенно:
— В известном смысле.
Гай сразу же почувствовал в ответе странность.
— Весьма забавный ответ, — сказал он, провоцируя драматурга. — Хотя... я уверен, что она не ваш друг, Уолтер.
— Заткнитесь, Гай! Она еще совсем ребенок.
— А сколько ей лет? — спросил режиссер как бы между прочим, тщательно гася сигарету в пепельнице. — Семнадцать?
Уолтер встревоженно поглядел на него.
— Она может играть? — продолжал режиссер.
— Да вы с ума сошли, Гай! Она студентка колледжа и мечтает стать писателем.
— А способности для этого у нее есть?
— Как мне кажется, да. В ней вообще есть что-то экстраординарное. И если она будет неуклонно идти тем путем, которым идет сегодня, я уверен, что в один прекрасный день она добьется признания.
— Но у вас есть сомнения, — режиссер не спрашивал, а утверждал.
— Пожалуй, есть лишь одно, что могло бы остановить ее на этом пути.
— И что это?
— Она девушка, и есть что-то очень животное в ней, вернее, в ее женском начале. Но она еще сама об этом не знает, не догадывается. Мне иногда кажется, что в ней притаилась тигрица, которая только и ждет возможности вырваться.
— Вы дали великолепное по точности описание героини вашей пьесы и актрисы, которую мы ищем, Торнтон. Дело за небольшим: если бы только она могла хоть как-нибудь играть.
Уолтер молчал.
— Попросите ее заглянуть к нам.
Когда она на мгновение остановилась в дверях, Гай по наитию предложил ей чисто режиссерскую игру — произнес внезапно, даже не поздоровавшись, первые строки из пьесы Уолтера: «Только что звонил ваш отец. Он хочет, чтобы вы немедленно ехали домой, и сказал мне, что не желает, чтобы я продолжал с вами встречаться».
Режиссерское чутье его не обмануло — она читала пьесу и знала ее настолько, что ответила ему точно по тексту:
"Мой отец псих. Если я не принадлежу ему, то не должна принадлежать никому — так он считает.
— Энн! Разве можно так говорить о родном отце!"
Она посмотрела на режиссера из-под ресниц, и на губах ее медленно проступила дразнящая и одновременно невинная улыбка.
"Не надо изображать, что вы потрясены и шокированы, мистер Джексон.
Неужели у вас никогда не появлялись не совсем отеческие мысли при взгляде на свою дочь?"
Гай повернулся к Торнтону, который следил за всем происходящим, как зачарованный.
— Что вы думаете?
Тот продолжал вглядываться в лицо девушки.
— Вот же она, наша девчонка, Уолтер! — сказал режиссер.
— О чем он говорит? — спросила Джери-Ли, сбитая — совершенно с толку.
Уолтер наконец обрел дар речи.
— Он хочет, чтобы ты сыграла роль девушки.
— Но я не актриса!
Режиссер снисходительно улыбнулся и изрек:
— Все, что необходимо, чтобы стать актрисой, — это быть актрисой!
— И вовсе не так все просто! — возразила она. — Я никогда по-настоящему не была на сцене, если не считать нескольких постановок в школе.
— Ваша задача — убедить ее, Уолтер, — сказал Торнтону режиссер.
Уолтер молчал, но на лице его появилось странное выражение, и он стал как-то по-иному разглядывать Джери-Ли.
Режиссер пошел к двери.
— Я возвращаюсь в город, — сказал он. — Позвоните мне, когда решите, что вы собираетесь делать.
Уолтер не ответил, продолжая рассматривать Дже-ри-Ли.
Она почувствовала его взгляд и спросила:
— Вы за что-то сердитесь на меня? Он отрицательно покачал головой.
— Тогда в чем дело? Почему вы так смотрите?
— Я вдруг осознал, что похож на отца в моей собственной пьесе — я ревную вас!
Карсон посмотрел на часы — было четыре часа дня. К этому времени они уже знают результаты пятого заезда. Он нетерпеливо набрал номер своего букмекера.
Дженнитури ответил в своей привычной осторожной манере, чуть измененным голосом: «Хелло!»
— Пит? Как прошел пятый заезд?
— Невезуха, мистер Карсон. Лошадка не привезла вам выигрыша.
Карсон помолчал, затем спросил:
— Вам удалось связаться с вашими друзьями?
— Я разговаривал, — голос Дженнитури не выражал ничего. — Они, так сказать, не заинтересовались.
— Они, наверное, просто не поняли... Я не какой-то заурядный игрок на бегах. Я заплачу!
— Они знают. Но это касается не лично вас — они просто не заинтересованы. Все, с кем я ни говорил.
Карсон поглядел в газету, лежащую перед ним. По его расчетам, в восьмом заезде шла лошадь, которая наверняка могла выиграть.
— О'кей, Пит. Поставьте две тысячи в восьмом заезде на лошадь по кличке Мен-Итер.
— Не могу, мистер Карсон-голос Дженнитури стал непреклонным, — вы уже должны мне двенадцать кусков, и я вынужден закрыть вам кредит до тех пор, пока вы не вернете долг.
— Но в прошлом я, бывало, набирал у вас гораздо больше, — пытался протестовать Карсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72