Следующие три дня она старалась держаться поближе к Горкелу. Казалось, уродливый великан не обращает на нее ни малейшего внимания, но его присутствие заставляло Алайна держаться на расстоянии. Управляющий даже поменял место за столом. Горкел не стал объяснять Филиппе, что ответит головой, если она сбежит из Сент-Эрта, так как перед отъездом Дайнуолд приказал ему не спускать с девушки глаз…
За эти дни Филиппа узнала много нового о замке, перезнакомилась почти со всеми его обитателями, сшила Эдмунду тунику из зеленой шерсти и начала шить другую — для Дайнуолда. Девушка привыкла и к вечно стоящему здесь шуму, так что теперь даже могла определить, какая где кудахчет курица. Один поросенок, по-видимому, решил, что Филиппа — его мать, и повсюду следовал за ней по пятам, вызывая гомерический хохот окружающих. Она назвала поросенка Туппером.
Глава 10
Как-то утром Филиппа, как обычно, вошла в ткацкую. Ее глазам предстал ужасающий беспорядок. Высокий пожилой мужчина с клочьями седых волос на голове кричал на Мордрид. Он так трясся от гнева, что его одежда, свободно болтающаяся на исхудалом теле, казалось, вот-вот сползет на пол.
— Шлюха! Потаскушка! Вероломная корова! Пока я лежал на смертном одре, ты предала меня. Убью-у!!!
Филиппа в недоумении уставилась на крикуна:
— Эй! Кто ты такой? Что ты здесь делаешь? Мужчина повернулся, презрительно оглядел девушку с ног до головы и сплюнул.
— Так это ты та ведьма, которая околдовала нашего хозяина, вынудила его думать только о похоти и лишила меня работы?
— Боже мой, — сказала Филиппа, скрестив руки на груди, — ты, должно быть, Принк! Прямо со смертного одра — и к нам. Рада, что ты все еще жив.
Ее ясный и очень вежливый голосок вызвал у ткача короткое замешательство, однако он быстро оправился. Принк считал, что с ним обошлись крайне несправедливо, и его единственным желанием было кинуться к этой ведьме и выдрать ей волосы. Остановил его только рост Филиппы. Рассудив, что былая сила еще не вернулась к нему, Принк сдержался.
— Я здесь, чтобы заниматься делом, а ты, девка, убирайся вон и забери с собой всех этих глупых баб. — Принк ухватился за руку Мордрид. — Я оставлю только одну — она заслужила хорошенькую порку, которую я ей и обеспечу.
— Принк, — медленно сказала Филиппа, — сейчас же отпусти Мордрид.
Казалось, ткача хватит удар. Он так сжал руку бедняги Мордрид, что та застонала от боли.
Филиппа гадала, куда же подевался Горкел. Последние три дня он повсюду сопровождал ее, однако сейчас как сквозь землю провалился, и ей придется в одиночку выбираться из затруднительного положения. Даже обычно неустрашимая Агнес спряталась за длинным куском развешанной для окраски ткани. Филиппа приблизилась к Принку и только тут заметила, что он очень бледен, а лицо судорожно подергивается от приступов боли. Видимо, ему все еще нездоровилось.
— Ты болен, Принк. — Филиппа говорила очень спокойно. — Позволь я отведу тебя в кровать.
Принк взвизгнул, словно любимая свинка Филиппы, Туппер, но не выпустил руки Мордрид.
— Со мной твои штучки не пройдут, шлюха, ты забрала мое…
— Твое лицо стало серым, словно небо перед дождем, а на лбу выступила испарина. Неужели ты хочешь остаться здесь, чтобы женщины видели, как ты упадешь в обморок?
Принк не знал, что делать. Вспышка гнева изрядно подточила его и без того слабые силы. Он хотел бы свернуть шею наглой девке, но понимал, что ему с ней не справиться.
Принк выругался и медленно заковылял к выходу. В этот момент в дверях появился Горкел, вопросительно поглядывая то на Филиппу, то на ткача.
— Ты не поможешь ему добраться до спальни, Горкел?
Проследи, чтобы он оставался в постели, пока полностью не поправится. Я поговорю с тобой позже, Принк.
Как только Принк скрылся за дверью, из своего убежища выползла пылающая от ярости Агнес:
— Старый придурок! Вонючка! Как он смеет портить все, что мы сделали?!
— С тобой все в порядке? — обернулась к Мордрид Филиппа. — Он не повредил тебе руку?
Мордрид отрицательно покачала головой:
— Нет-нет… Спасибо, хозяйка. Принк — хороший человек, но очень гордый, — немного помедлив, добавила она. — Это болезнь сделала его таким раздражительным Порой женщина готова простить мужчине абсолютно все и оправдать любой, даже самый дикий его поступок, думала Филиппа, наблюдая за работой. В мастерскую зашел Горкел, молча кивнул девушке и занял свой пост возле двери…
Следующий день выдался на редкость жарким. Филиппа безумно страдала от духоты, чувствовала себя крайне усталой и одинокой… Она шла по внутреннему двору в сопровождении весело хрюкающего Туппера, когда один из привратников, Гуд, крикнул, что к замку подошел странствующий торговец. Можно ли впустить его? Филиппу охватила волна возбуждения. Ну конечно, можно! Ведь торговец это новые ленты, украшения и другие жизненно необходимые вещи. Возможно, у него в запасе есть и платья, которые он купил или выменял во время путешествия, и обувь… Филиппа просто сгорала от желания посмотреть на товар — она даже не удивилась тому, что привратник именно у нее спрашивал разрешения открыть ворота.
Известие быстро облетело замок, и во внутреннем дворе собралась большая толпа. Мужчины и женщины возбужденно переговаривались, дети, чувствуя волнение родителей, крутились поблизости. Когда в воротах показался запыленный путешественник, все, даже животные, притихли. Филиппа приветствовала его; при виде двух тяжело груженных мулов глаза ее загорелись.
И только любовно разглядывая и перебирая в руках две длинные розовые ленты, Филиппа вспомнила, что у нее нет денег.
У нее не было ничего. Даже на обмен. Ей хотелось плакать.
Внезапно у самого ее уха раздался тихий, вкрадчивый голос:
— Согласишься уехать из Сент-Эрта, и я куплю тебе любые ленты, какие захочешь. Может быть, даже платье и башмаки в придачу — у торговца есть все. Соглашайся, глупая девчонка, эти розовые ленточки чудесно подойдут к твоим волосам. Ты ведь хочешь их?
Филиппа глубоко вздохнула и обернулась, оказавшись лицом к лицу с управляющим.
Она чуть было не закричала, что он вор и поэтому его хозяин сидит без денег, но вовремя остановилась. Надо молчать и ждать возвращения Дайнуолда. Филиппа слегка запрокинула голову и смерила Алайна надменным взглядом:
— Нет, сэр управляющий, мне здесь ничего не нравится.
— Лжешь!
Филиппа молча отошла от него; стоя в сторонке, она наблюдала, как обитатели Сент-Эрта покупают или меняют товары. Когда девушка возвращала облюбованные ленточки торговцу, то едва сдержала слезы. Глупо, но ей отчаянно хотелось купить именно эти, бледно-розовые — как небо во время восхода солнца. Они изумительно сочетались с одним из ее платьев, которое осталось в Бошаме.
Торговец остался переночевать в замке. Вечером Круки, очевидно, решив доказать всем, что находится в отличной форме, пел до тех пор, пока не охрип. Слова его песен оказались такими цветисто-грубыми, что отец Крамдл вынужден был несколько раз громко прокашляться, выражая свое неодобрение. Это немного отвлекло Филиппу, и, когда она в сопровождении Горкела покидала зал, на лице ее блуждала слабая улыбка.
— Я приказал торговцу на обратном пути снова заглянуть сюда, а к тому времени хозяин вернется. — Горкел остановился у двери в спальню.
— Какая разница, — отозвалась Филиппа, проглотив ком в горле.
— Запри дверь, — предупредил перед уходом Горкел, как он это делал каждую ночь. Филиппа так и поступила; но когда она повернулась, то вскрикнула от испуга: перед ней с ножом в руках стоял Алайн.
Филиппа кинулась назад к двери и попыталась повернуть тяжелый медный ключ.
— Горкел! Горкел! Помоги!
Управляющий мгновенно настиг ее; схватив девушку за горло, он оттащил ее от двери и приставил к груди нож. Кричать Филиппа больше не могла — его пальцы крепко сдавили шею, мешая дышать. Девушка попыталась оттолкнуть Алайна, но он был слишком силен.
Филиппа поняла, что управляющий не хочет убивать ее в спальне, так как это слишком опасно. Нож, который он теперь держал у ее горла, нужен был мерзавцу только для того, чтобы хорошенько припугнуть ее…
Неожиданно Алайн сжал пальцы сильнее, и комната закружилась у Филиппы перед глазами. Она дернулась и почувствовала, как кончик лезвия вонзился в горло и по коже потекла струйка крови.
— Стой спокойно, шлюха, иначе я убью тебя прямо сейчас! Что до Горкела, то этот урод тебя не услышит — дверь слишком массивная. Но все равно советую молчать, иначе умрешь!
Филиппа застыла, опустив руки.
— Умница! Очень хорошо! — зловеще одобрил Алайн. — А теперь иди сюда…
Он подтащил Филиппу к кровати Дайнуолда и грубо толкнул на спину, продолжая покалывать шею кончиком ножа.
— Самое время наглой девке наконец исчезнуть из Сент-Эрта. К тому дню, как вернется хозяин, тебя уже здесь не будет. Меня он ни в чем не заподозрит и во всем обвинит Горкела.
Филиппа молчала, приказав себе хорошенько подумать, прежде чем давать даже самые простые ответы, — весьма необычный для нее опыт.
— Удивляешься, почему я хочу, чтобы ты убралась из замка? Этот вопрос так и стоит в твоих глупых глазах. Твои глаза… они кого-то напоминают… их форма, цвет чем-то мне знакомы… я видел их раньше… но нет, сейчас не время для подобной ерунды. Я бы не стал тебя убивать, если б ты сбежала сама, но теперь у меня нет выбора. Глупая тетеря, тебе надо было воспользоваться моим предложением, но ты отказалась. Ты влюбилась в хозяина и поверила всем его лживым словам. Он ведь говорил тебе, что хочет тебя больше, чем любую другую девку? Ясное дело, говорил. Фортенберри — отъявленный лгун, когда дело касается женщин. Тебе надо было возвращаться в Бошам! Но теперь уже поздно.
Алайн говорил не останавливаясь, оскорбления в адрес Дайнуолда лились сплошным потоком, и Филиппа подумала, что управляющий, наверное, сошел с ума.
— Почему? — прошептала она.
— Почему? Считаешь, я обязан объяснить тебе? Ну, что ж, ты скоро умрешь, так что это не имеет значения. Мне известно, кто ты такая.
— Я Филиппа де Бошам, и это все знают.
— Да; но я послал людей за третьей повозкой с шерстью, той самой, которую Дайнуолд из жалости оставил крестьянам. Мои люди поймали тех идиотов крестьян, но прежде, чем убить, разузнали о тебе. Эти полудурки и не подозревали, что ты пряталась в одной из повозок, но когда им пригрозили ножом, они тут же развязали языки. Оказалось, что ты любимица лорда Генри и была управляющим в его замке; именно ты назначила цену шерсти и послала крестьян на ярмарку. Значит, ты умеешь читать, писать и считать — в отличие от Дайнуолда, который верит всем моим словам. Поэтому ты должна умереть.
Ты недоумеваешь, почему же Дайнуолд ни разу не усомнился во мне? Он убил рыцаря, которого я обманул, поверив, что тот бил и унижал меня; затем я поселился в Сент-Эрте, где стал богатым человеком. Этот сентиментальный идиот уверен, что своим поступком заслужил мою бесконечную преданность!
Дайнуолд гордится тем, что его считают разбойником, негодяем, наглецом, который может плюнуть в глаза любому врагу, но в глубине души свято чтит правила морали и никогда не прощает тех, кто их нарушает. Если он узнает истинное положение вещей, мне конец. А раз так, то я не могу позволить тебе остаться в живых, тем более что ты уже просмотрела учетные книги. Тебе хватило ума оставить бумаги в том виде, как они были, но один из моих шпионов проследил за тобой, когда ты крадучись выходила из моей комнаты. Ты открыла правду, не так ли, и теперь только и ждешь подходящего момента, чтобы донести Дайнуолду?
Он приказал Горкелу следить в оба, чтобы ты не сбежала. Но тем самым тот невольно охранял тебя. Этот проклятый урод все время держался поблизости, и я до сегоднешней ночи не знал, как к тебе подобраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49