Джеймс тихо засмеялся и припал губами к пульсирующему бугорку.
– Джеймс!
– М-м-м, – промычал тот, не поднимая глаз.
Какой сладостный вкус с запахом гардениевого мыла, которое употребляет Джесси. Вожделение терзало его, но Джеймс знал, что нужно держаться. Что, если войти в нее лишь на этот раз? Нет, она должна узнать блаженство сегодня ночью. Правда, непонятно, почему сейчас он желает ее гораздо сильнее, чем три месяца назад.
Джесси снова выгнулась и вцепилась Джеймсу в плечи.
– Пожалуйста, Джеймс, – хрипло бормотала она, – о пожалуйста, пожалуйста...
Джеймс продолжал возбуждать ее языком. Когда его палец скользнул в истекающую влагой расселину, Джесси вскрикнула, и он застонал от этого пронзительного вопля. Она такая тесная... палец лишь немного ее растягивает.
Джеймс дернулся и снова застонал. Почувствовав, как она затрепетала в экстазе, он едва не взвился от радости, но по-прежнему ласкал жену, упиваясь ее блаженством, зная, что сейчас вонзится в нее и тогда она станет тонуть в его страсти, отдаваясь ему без оглядки. По крайней мере Джеймсу всегда хотелось этого, и Джесси ни разу его не разочаровала.
Когда наконец она затихла, Джеймс поднял голову, улыбнулся ей и шепнул:
– Сейчас, Джесси.
Привстав, он устроился между ее бедер и склонился над ней. Ему захотелось немедленно ворваться в Джесси, но он намеренно не спешил и с каждым дюймом плоти, входившей в тугие глубины, испытывал наслаждение, похожее на боль, или боль, похожую на наслаждение... он не знал, лишь боялся, что все это внезапно кончится. Он жаждал, чтобы это невероятное ощущение длилось вечно. Но он вошел в нее. До конца. Заполнил до отказа.
Джеймс лег на жену, опираясь на локти.
– Джесси, тебе хорошо?
Джесси открыла глаза.
– Мне всегда хорошо с тобой, Джеймс. Особенно когда ты становишься частью меня. Я хочу, чтобы так было всегда. Чтобы мы были едины.
Она приподнялась и обхватила ногами его спину. Джеймс с силой вошел в нее и, к своему полнейшему изумлению, почувствовал, что ее потаенные мускулы, вздрогнув, обхватили его напряженную плоть, сжимая, поглощая, и дрожь становилась все сильнее, пока Джеймс не просунул руку между их сплетенными телами и не нашел затвердевший холмик. Джесси пронзительно вскрикнула. Но Джеймс, не убирая руки, продолжал касаться крохотного влажного бутона и как раз в то мгновение, когда Джесси содрогнулась, излился в ее теплую пещерку.
– О Господи, – пробормотала Джесси, целуя мужа в плечо и притягивая к себе. – О Господи.
Джеймс припал губами к розовой мочке нежного ушка.
– Мне ужасно стыдно, Джеймс. Я испытала наслаждение дважды. Это, конечно, совершенно необычно, и я ужасно смущена.
– Хорошо, я никогда не буду больше этого делать.
Джесси укусила его за кончик носа.
– Ну... не настолько уж мне стыдно, – подумав, заявила она, снова прильнула к нему и потянула на себя.
Джеймс был очень тяжелым. Джесси задыхалась, но терпела.
– Такое бывает со всеми женщинами?
– Нет.
– Значит, я особенная.
Джеймс пожал плечами, и снова лизнул ее ухо.
– Многое зависит от мужчины, – пояснил он. – Некоторым просто все равно, другие не знают, как это делается, и поскольку у женщин обычно меньше опыта, они ничего не чувствуют вообще. Можешь представить, что до конца жизни не испытаешь блаженства в постели со мной?
– Ни за что. Не могли бы мы повторять это каждую ночь?
Она поцеловала его в плечо и стиснула еще сильнее.
– Я знаю, последние две ночи ты не прикасался ко мне из-за кошмаров, но, пожалуйста, не делай больше этого, иначе я буду настаивать на немедленной поездке на Окракок. Скоро, очень скоро мы отыщем сокровище Черной Бороды. Только подумай, драгоценности, горы драгоценностей, и все они будут наши. Тогда мы так разбогатеем, что скупим весь Мэриленд.
Она захихикала, и Джеймс улыбнулся жене.
– Мне нравится, как ты хихикаешь. Смейся почаще.
– Хорошо. Джеймс, а как быть с нашими матерями?
– Не обращать на них внимания.
– Твоя мать всем говорит ужасные вещи, а потом выкручивается, чтобы никто не понял, какую гадость она сказала?
– Нет, только некоторым людям. Когда мы приехали в Чейз-парк после свадьбы Маркуса и Дачесс, она использовала этот прием, чтобы изводить Дачесс. Но как-то Дачесс отплатила ей тем же. С тех пор мать притихла.
Джеймс вздохнул, но тут же насторожился и застыл, словно сеттер, почуявший фазана. Руки Джесси погладили его спину, поползли ниже, ласкающе провели по ягодицам. Джеймс снова наполнил ее. Пальцы Джесси проникли между его бедер, и Джеймсу показалось, что сейчас он испустит дух.
– Ты понимаешь, что делаешь?
– Надеюсь, Джеймс, надеюсь. О, да ты, кажется, тоже увеличиваешься в размерах.
– Из чистой необходимости, женушка.
– Знаешь, существует еще одна тайна.
Джеймс, измученный до такой степени, что почти не мог дышать, уставился на жену. Ему хотелось лишь одного – свалиться и заснуть, но он продолжал нависать над Джесси, опираясь на локти. Чуть раньше он едва не раздавил жену, но она не жаловалась. Только теперь в ее глазах светилось возбуждение, сменившее, к несчастью, затуманенный удовлетворенный взгляд.
«Женщины, – думал Джеймс, тряся головой, чтобы не заснуть, – так отличаются от мужчин! Сейчас она должна шептать мне любовные слова, тереться о мое вспотевшее тело, а потом заснуть, если даже моя напрягшаяся плоть снова затвердеет в ней».
Но Джесси и не думала спать, словно бесконечное наслаждение неожиданно придало ей новые силы. Сам Джеймс сейчас, кажется, смог бы проспать не меньше недели.
– Что за тайна?
На самом деле ему было совершенно все равно. Он просто не мог больше бодрствовать. Джеймс оторвался от жены, рухнул рядом и привлек ее к себе.
– Какая тайна? – снова спросил он, пытаясь вспомнить, когда в последний раз был таким блаженно довольным, в таком согласии с окружающим миром.
И причиной этих прекрасных ощущений была Джесси Уорфилд. Бывшая соплячка. Удивительно.
– О, мне очень жаль, я забыла, о чем думала. Мыслями я все время обращалась к тому, как это восхитительно, Джеймс, когда ты выскальзываешь из меня, а я трепещу от восторга.
– Помолчи, Джесси. Я на краю гибели. Какая тайна?
– Ты слышал об исчезнувшей колонии на острове Роанок?
– Конечно. Сэр Уолтер Рейли, судовладелец, финансировал экспедицию. Он доставлял колонистов на Аутер-Бэнкс, а именно на остров Роанок, где-то в конце XVI века.
– Да, в 1587 году. Там жили около сотни переселенцев из Англии, включая женщин и детей. Собственно говоря, первым ребенком, рожденным на американской земле, была Вирджиния Дэйр, внучка Джона Уайта, главы колонии. Когда сэру Уолтеру пришло время покидать остров, колонисты попросили Джона Уайта вернуться в Англию, пополнить припасы и напомнить правительству об их существовании. Однако в 1588 году Испания напала на Англию, и ни один корабль больше не посетил остров Роанок. Уайт смог вернуться туда только в 1590 году. Он и его люди высадились на сушу, но не обнаружили ни одного человека. Ни следа. Ни единой души. Массовых убийств явно не произошло – ни костей, ни скелетов, ни развалин, ни сожженных домов. Колонисты просто растворились в воздухе. С тех пор их исчезновение оставалось тайной. Многие пытались разгадать ее и выдвигали самые невероятные теории.
– К чему ты клонишь, Джесси?
– Я. Именно я ее разгадала.
– Что?!
– Но... не до конца... и все же обязательно ее разгадаю, и для этого мне не придется изучать прошлое этих несчастных. Просто дочитаю до конца дневник Валентины, кажется, так ее звали, хотя я в этом не уверена. Впрочем, она называет себя именно так. Фамилии не указывает. Только сначала нужно разыскать эти дневники.
– Что за Валентина, черт побери? Откуда ты взяла это дурацкое имя?
– Она была одной из колонисток. И к тому же прабабкой Черной Бороды. Да-да, ты не ослышался. Очевидно, от нее он перенял привычку вести дневники. Но если Валентина выжила, значит, и остальные колонисты тоже. Когда мы найдем ее дневники, я узнаю, что произошло с колонистами. Я забыла о ней, точно так же как забыла о Черной Бороде. Ее записи не помогут нам отыскать сокровище Черной Бороды. Но я смогу разрешить тайну острова Роанок. Подумай, Джеймс, как это волнующе!
– Даже не верится. Чересчур много любви, Джесси, чересчур много любви. Ты переутомилась. И не можешь мыслить ясно, особенно если будешь продолжать цепляться за какую-то древнюю, давно усопшую прабабку Черной Бороды. Просто ты хочешь, чтобы я снова начал ласкать твое нежное тело, вошел в тебя и заставил стонать и вопить.
– Что ж... наверное, ты прав.
Негодная девчонка стиснула его уже восставшую плоть, и Джеймс едва не взвился с постели.
– Немедленно перестань или раскаешься.
– Как только тебе это удается, Джеймс?
Джесси привстала и поцеловала его в грудь.
– Я так устал, что просто не в силах в эту минуту заставить тебя пожалеть о содеянном, но завтра еще не поздно сделать это. Собственно говоря, достаточно и двух часов. Мне нужно немного отдохнуть, всего чуточку. Значит, прабабка Черной Бороды? Нет, это уж слишком. И она была одним из исчезнувших колонистов? Ты просто сама не знаешь, что говоришь, Джесси, девочка моя. Пожалуй, ты очень давно не садилась в седло. И к тому же носишь чулки и все эти прелестные наряды. Или «ручейки» лишили тебя способности мыслить здраво.
Ответа не было. Приглядевшись, Джеймс обнаружил, что Джесси крепко спит, так и не разжав пальцев. Джеймс едва сдержал смех.
Этой ночью Джесси не мучили кошмары. Ни муж, ни жена не упоминали об этом на следующий день. Возможно, страшные сны навсегда прекратились. Но Джеймс не хотел рисковать. Нет, нужно ехать на Окракок. И кроме того, ему, как и всем в доме, не терпелось отыскать сокровище.
Глава 29
– Мы всесторонне обсудили это и приняли решение.
Ни Маркус, ни Джеймс ничуть не удивились заявлению Спирса. Только Джесси, еще не привыкшая к его выходкам, спросила:
– Что же вы решили?
– Мистер Баджер, не расскажете все подробно? Прошу вас.
Баджер предложил сидящим за столом изумительные пирожные с терном, пока Самсон разливал портвейн. Лишь потом, откашлявшись, он тоже уселся и произнес:
– Это насчет той женщины, Валентины, и исчезнувшей колонии на Роаноке. Вы, если можно так выразиться, добавили в блюдо еще пряностей, Джесси, и мы все нашли эту тайну весьма интригующей. Конечно, такое волнение – нелегкий для нас груз, но мы постепенно привыкаем.
– Представьте только, – вмешалась Мэгги, деликатно надкусывая пирожное, – молодая женщина, жившая так много лет назад, обращается к нам через века. И кроме того, оказывается прабабкой мерзкого пирата.
– Это, несомненно, доказывает, что исчезнувшие колонисты не погибли, – добавил Маркус. – Если Валентина родила ребенка и выжила, значит, и остальные тоже.
Однако мысли Дачесс больше занимало кресло в гостиной, которое, как она посчитала, отныне будет креслом Джеймса, – огромное, удобное, мягкое, ужасно уродливое и обитое потертой светло-коричневой парчой. Но, услышав столь интересный разговор, она тут же навострила уши:
– Что вы там толкуете насчет Валентины, Баджер?
– Джесси забыла о дневниках Валентины так же, как о тетрадях Черной Бороды. Старый Том признался, что его дед-преступник сохранил записки своей прабабки. Похоже, ему было жаль расставаться с памятью о предках.
– Верно, – согласилась Джесси. – Старый Том позволил мне прочесть ему те записи Валентины, где говорилось о жизни колонии. Уверена, в конце дневника она раскрывает тайну исчезновения колонистов. Интересно, стану ли я знаменитой, если опубликую все это с собственными комментариями?
– Мы подумаем над этим, Джесси, – пообещал Спирс. – Еще один весьма волнующий проект. Однако к делу. Мы должны отправиться на остров Окракок и вырыть дневники. Потом отыскать сокровище. Вы, Джесси, напишете свой труд, а мы поможем вам представить его миру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57