Любопытно, позволит ли Мэгги надеть на себя подобную штуку? Возможно, если она достаточно заинтересована в исходе дела.
Правда, Джеймс сидел не на скамье подсудимых, а на позолоченном стульчике, подаренном Дачесс, в собственной гостиной, с чашкой чая в руках. «Трибунал» в полном составе смотрел на него поверх чайных чашек. К маленьким сандвичам с огурцом и ломтикам лимонного кекса, тщательно разложенным миссис Кэтсдор на серебряном подносе, никто не притронулся. Он знал, что экономка приготовила их, желая произвести впечатление на Баджера, к которому относилась с благоговением. Известно ли Спирсу, что миссис Кэтсдор просто обожает Баджера и его поварское искусство здесь ни при чем?
Они по-прежнему не сводили глаз с Джеймса. Тот ощущал себя преступником.
– Ну же, хватит молчать, – бросил он наконец, когда ожидание стало нестерпимым. – Почему вы здесь собрались? Что я сотворил на этот раз?
Спирс поставил на стол чашку и откашлялся:
– Джеймс, мы приехали в Кендлторп, потому что подробно обсудили ситуацию и пришли к решению.
– Но сначала, надеюсь, объявили это решение Маркусу и Дачесс?
– Нет, мы хотим сказать вам первому, – покачал головой Баджер.
– И что же вы успели обсудить?
Мэгги расправила юбки из яркого изумрудно-зеленого атласа и отчетливо произнесла:
– Вы выросли прекрасным человеком, Джеймс. Именно так я сказала Джесси и при этом не покривила душой. Однако наступила пора взять себя в руки и совершить правильный поступок. Подобающий порядочному человеку.
– Правильный поступок?
– Да, Джеймс, – вмешался Самсон, один из участников «трибунала». – Дело касается вас, а не его милости или Дачесс. То есть оно затрагивает и их, но не в такой степени, как вас.
– Могу я все-таки узнать, что вы имеете в виду под правильным поступком?
Джеймс поднялся и направился к камину. Возможность беспрепятственно передвигаться по собственной гостиной давала ему иллюзорное чувство свободы. Он небрежно прислонился к каминной полке, скрестил руки на груди, что оказалось весьма нелегко, поскольку он все еще держал чашку.
– Ну же, Спирс, выкладывайте все начистоту.
– Прекрасно, Джеймс.
Спирс тоже встал, суровый, как судья, готовый объявить приговор. Сделав три размеренных шага, он повернулся к остальным. Даже Гаррику на сцене Друри-Лейн не удалась бы роль лучше.
– Мы считаем, что вы должны жениться на Джесси.
Джеймс воззрился на него. Он с самого начала предчувствовал, что они подразумевают под так называемым правильным поступком, но не мог с этим смириться. Теперь все сказано, все расставлено по местам. Джеймс не хотел, чтобы все произошло именно так... Нет... может... где-то в глубине души он понимал, но не желал задумываться. Да-да. Подобное просто не для него. По крайней мере он еще не готов жениться на ком бы то ни было.
Джеймс неловко переступил с ноги на ногу под внимательным взглядом «трибунала». Ничто не помогло. Пришлось оправдываться.
– По-моему, это не ваше дело, – заявил он. – Джесси не ваша родственница. И не имеет со мной ничего общего. Наверное, она ныла и жаловалась, что я ее обесчестил? Но это вовсе не так. Я вообще не имею к происшедшему никакого отношения. Я все объяснил отцу девушки, но он ничего не пожелал слушать и продолжал меня донимать. Джесси положила этому конец и сбежала. Значит, теперь она сменила песенку, не так ли? Теперь она хочет получить мое имя?
Мэгги, внимательно изучавшая свои ногти, медленно, очень медленно повернула на пальце обручальное кольцо.
– Это самая огромная глупость, которую я когда-либо слышала от вас, Джеймс. Джесси невинна... кроме того, она крайне беззащитна и уязвима. Одна, в чужой стране и до сих пор не знает, в чем ее счастье, хотя в последние три дня наши намеки стали куда более прозрачными. Она готова отдать свою жизнь за вас. И никакой песенки не меняла. Не думаю, что она вообще хочет быть вашей женой.
– Видите? Я был прав. Я ее совершенно не интересую.
– Как уже указала миссис Мэгги, – вмешался Баджер, – единственная причина нежелания Джесси выйти за вас кроется в том, что она свято убеждена, будто нисколько вам не нравится.
– Будь вы прокляты, назойливые болтуны, вечно сующие нос не в свои дела! Хотите правду? Я и впрямь редко обращаю на нее внимание. Можно пересчитать по пальцам все случаи, когда она мне нравилась хотя бы немного.
Спирс поднял руку, требуя тишины, и только потом произнес:
– Мы постарались как следует расспросить Джесси, но она замкнулась, словно моллюск, пытающийся уберечься от надоедливого вторжения. Мы добились от нее всего лишь признания в том, что она находит Кендлторп великолепным, и сочли это крайне обнадеживающим. Во всяком случае, многозначительным.
– Что это значит, черт возьми? Многозначительным?! Да это просто свидетельствует, что у нее достаточно острое зрение и некая толика здравого смысла. Кендлторп – действительно чудесное место, кто может отрицать это?
Самсон и его жена переглянулись. Баджер внимательно рассматривал тонкие ломтики лимонного кекса. Он выбрал один, долго пережевывал, полузакрыв глаза, и одобрительно кивнул. Спирс принял еще более суровый вид.
– Так мы ни к чему не придем, – заявил Баджер, забыв о кексе.
Такого холодного тона Джеймс никогда еще не слышал.
– Послушайте, мистер Спирс, проще выложить карты на стол. Джеймс, вы должны жениться на Джесси Уорфилд, причем сделать это незамедлительно. Другого выхода нет. Она не сможет вернуться в колонии с высоко поднятой головой, пока на пальце у нее не будет обручального кольца. Какова бы ни была ваша роль в случившемся, позор пал именно на Джесси. Если вы настоящий джентльмен, значит, исправите содеянное, не теряя времени.
– Джеймс, – вставила Мэгги, потрогав изумрудные серьги тонкой работы, – Джесси любит вас с самого детства. Она станет вам прекрасной женой.
– Мэгги, вы заблуждаетесь. Она любит меня не больше, чем я – ее.
– Надеюсь, мы не ошиблись, предположив, что вы больше не так сильно скорбите по ушедшей жене? – осведомился Самсон.
– Да, – поддержал Баджер. – В противном случае все осложняется.
– Нет, я больше не в трауре по Алисии. Я научился жить без нее. Все вы знаете, как это было трудно. Но сейчас чаша моей жизни полна до краев. Мне ни к чему другая жена. И тем более не нужна американская девчонка-сорванец, которая много раз побеждала меня на скачках, но теперь полностью переродилась и одевается как проклятая потаскуха.
– Она красавица! – воскликнула Мэгги, негодующая, словно Клоринда, когда Фред умудрялся подобраться к ней достаточно близко, чтобы заработать хороший удар клювом. – Ей просто нужно немного привыкнуть к новому облику, вот и все. И уж конечно, она не выглядит потаскухой. Это крайне несправедливо с вашей стороны, Джеймс.
– Она на себя не похожа. Раньше я по крайней мере знал, чего от нее ожидать! Джесси не нужно привыкать ни к чему подобному! Только вчера я заметил, что она заплетает косу, но не стягивает волосы так туго, как прежде! Это вы научили ее выпускать дурацкие маленькие локончики, свисающие на уши! Она может прохаживаться в бриджах и скакать на лошади без этих идиотских штучек!
– Я называю их «ручейками», – вставила Мэгги.
– Не стоит вдаваться в излишние подробности, – решил Спирс. – Вы женитесь на ней, Джеймс, и это обсуждению не подлежит. Неужели вы хотите, чтобы она служила у его милости и Дачесс до конца жизни? Подумайте, какое пятно на вашем добром имени! Почему его милость и графиня должны нести пожизненную ответственность за девушку?! В ней есть все – ум, остроумие, пикантность, не говоря уже об обычном здравом смысле. Женитесь на ней.
– Да, сделайте это.
– Правильно, правильно!
– Как насчет следующей недели? Мы с Дачесс вполне успеем. О, я знаю, какой подвенечный наряд ей пойдет. Я уже все представила. Вам очень понравится, Джеймс.
– Уверен, это нечто необыкновенное, любовь моя, – заметил Самсон, целуя мягкую белую ручку жены.
Баджер съел крохотный сандвич с огурцом и едва заметно нахмурился. Джеймс швырнул чашкой в стену.
Джесси вошла в детскую с Чарльзом на руках. Щекоча его, она приговаривала, что уже через год он будет разбивать женские сердца и что маленькие женщины наверняка найдут его манеру кусать все, что недостаточно быстро движется, совершенно очаровательной. Она была так увлечена, что едва не наткнулась на Джеймса, стоявшего у самого порога и глядевшего на нее с явной неприязнью, напоминающей скорее отвращение.
– Джеймс! Что вы здесь делаете?
– Где ты была?
– Чарльз захотел посмотреть на розы своей мамочки. Они великолепны, особенно красные, совсем как бархат, и...
– Заткнись, Джесси! Ты прекрасно знаешь, почему я здесь, черт бы тебя побрал!
Чарльз перевел взгляд с Джеймса на Джесси. Подбородок малыша задрожал.
– Не повышайте голоса, – велела Джесси, подбрасывая Чарльза, чтобы тот не заплакал. – Ну, успокойся, милый, все хорошо. Твой крестный немного похож на вулкан. Так же шумно извергается, а потом успокаивается и затихает. Конечно, трудно вынести...
– Заткнись, Джесси, – повторил Джеймс, на этот раз гораздо тише, и протянул руки Чарльзу.
Маленький предатель восторженно залопотал что-то и пошел к крестному.
– Это несправедливо! Разве вы хоть однажды нянчили его? Укладывали? Он когда-нибудь пачкал вашу сорочку?
– Бывало как-то, – ответил Джеймс, укачивая Чарльза. – Причем без зазрения совести. Мой маленький крестник распознал во мне мужчину. Он понимает, что мужчина должен управлять собственной жизнью и уметь принимать решения. Правда, он знает, что я не могу этого сделать. И поэтому жалеет меня и утешает единственным известным ему способом – дергает за волосы и слюнявит шею.
– Что вы хотите сказать этим? Почему не считаете себя хозяином своей жизни? У вас есть Кендлторп и Марафон. Чего вам еще желать? У вас, вероятно, и в Англии есть кто-то вроде Конни Максуэлл! Это правда, не так ли, Джеймс? Как ее зовут? И перестаньте качать головой – я ни за что вам не поверю. Моя мать часто твердит, что мужчины никогда не удовлетворяются одной женщиной и вечно гоняются за новыми, должно быть, потому, что так непостоянны по природе. О чем вы толкуете, Джеймс?
– В этом платье ты должна быть немного более похожей на прежнюю Джесси, но ничего подобного я не замечаю.
– Это потому, что платье сшито по мне – – не слишком короткое и не висит мешком на груди.
– Цвет тебе идет. Никогда не думал, что ты будешь выглядеть прилично в сером! Кажешься такой скромницей. Что же касается этих «ручейков» у тебя на голове...
– Вы говорили с Мэгги.
– Да, и она утверждает, что это не локончики, а «ручейки».
– И что насчет них?
В это мгновение Джеймс понял: она боится, что он начнет издеваться над «ручейками», назовет их уродливыми или, хуже того, смешными. Его так и подмывало сделать именно это. Сказать, что она уродлива и неуклюжа, что он не желает жениться на ней и лучше бы ему никогда ее не видеть. Потому что, не повстречай он ее шесть лет назад на ипподроме в Уэймуте, где проклятая девчонка шутя обогнала его в третьем заезде, Джесси никогда не оказалась бы на этом дурацком дереве, откуда свалилась на него и тем самым навеки себя погубила. И не сидела бы сейчас в Англии.
Но вместо этого Джеймс выдавил из себя:
– Они просто очаровательны. Но думаю, когда ты поскачешь, ветер будет бросать их тебе в лицо. Придется быть поосторожнее.
– Вам они действительно нравятся, Джеймс?
В ее голосе прозвучало столько невысказанной надежды, что Джеймс невольно стиснул Чарльза, отчего тот послушно срыгнул. Джеймс погладил малыша по спинке. Чарльз снова срыгнул.
– Дачесс только что его покормила, – пояснила Джесси. – Вы так хорошо с ним управляетесь.
– Я люблю детей. Не хотела бы ты отправиться со мной на прогулку в розарий?
Они оставили Чарльза мирно спящим в колыбели и вышли в сад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Правда, Джеймс сидел не на скамье подсудимых, а на позолоченном стульчике, подаренном Дачесс, в собственной гостиной, с чашкой чая в руках. «Трибунал» в полном составе смотрел на него поверх чайных чашек. К маленьким сандвичам с огурцом и ломтикам лимонного кекса, тщательно разложенным миссис Кэтсдор на серебряном подносе, никто не притронулся. Он знал, что экономка приготовила их, желая произвести впечатление на Баджера, к которому относилась с благоговением. Известно ли Спирсу, что миссис Кэтсдор просто обожает Баджера и его поварское искусство здесь ни при чем?
Они по-прежнему не сводили глаз с Джеймса. Тот ощущал себя преступником.
– Ну же, хватит молчать, – бросил он наконец, когда ожидание стало нестерпимым. – Почему вы здесь собрались? Что я сотворил на этот раз?
Спирс поставил на стол чашку и откашлялся:
– Джеймс, мы приехали в Кендлторп, потому что подробно обсудили ситуацию и пришли к решению.
– Но сначала, надеюсь, объявили это решение Маркусу и Дачесс?
– Нет, мы хотим сказать вам первому, – покачал головой Баджер.
– И что же вы успели обсудить?
Мэгги расправила юбки из яркого изумрудно-зеленого атласа и отчетливо произнесла:
– Вы выросли прекрасным человеком, Джеймс. Именно так я сказала Джесси и при этом не покривила душой. Однако наступила пора взять себя в руки и совершить правильный поступок. Подобающий порядочному человеку.
– Правильный поступок?
– Да, Джеймс, – вмешался Самсон, один из участников «трибунала». – Дело касается вас, а не его милости или Дачесс. То есть оно затрагивает и их, но не в такой степени, как вас.
– Могу я все-таки узнать, что вы имеете в виду под правильным поступком?
Джеймс поднялся и направился к камину. Возможность беспрепятственно передвигаться по собственной гостиной давала ему иллюзорное чувство свободы. Он небрежно прислонился к каминной полке, скрестил руки на груди, что оказалось весьма нелегко, поскольку он все еще держал чашку.
– Ну же, Спирс, выкладывайте все начистоту.
– Прекрасно, Джеймс.
Спирс тоже встал, суровый, как судья, готовый объявить приговор. Сделав три размеренных шага, он повернулся к остальным. Даже Гаррику на сцене Друри-Лейн не удалась бы роль лучше.
– Мы считаем, что вы должны жениться на Джесси.
Джеймс воззрился на него. Он с самого начала предчувствовал, что они подразумевают под так называемым правильным поступком, но не мог с этим смириться. Теперь все сказано, все расставлено по местам. Джеймс не хотел, чтобы все произошло именно так... Нет... может... где-то в глубине души он понимал, но не желал задумываться. Да-да. Подобное просто не для него. По крайней мере он еще не готов жениться на ком бы то ни было.
Джеймс неловко переступил с ноги на ногу под внимательным взглядом «трибунала». Ничто не помогло. Пришлось оправдываться.
– По-моему, это не ваше дело, – заявил он. – Джесси не ваша родственница. И не имеет со мной ничего общего. Наверное, она ныла и жаловалась, что я ее обесчестил? Но это вовсе не так. Я вообще не имею к происшедшему никакого отношения. Я все объяснил отцу девушки, но он ничего не пожелал слушать и продолжал меня донимать. Джесси положила этому конец и сбежала. Значит, теперь она сменила песенку, не так ли? Теперь она хочет получить мое имя?
Мэгги, внимательно изучавшая свои ногти, медленно, очень медленно повернула на пальце обручальное кольцо.
– Это самая огромная глупость, которую я когда-либо слышала от вас, Джеймс. Джесси невинна... кроме того, она крайне беззащитна и уязвима. Одна, в чужой стране и до сих пор не знает, в чем ее счастье, хотя в последние три дня наши намеки стали куда более прозрачными. Она готова отдать свою жизнь за вас. И никакой песенки не меняла. Не думаю, что она вообще хочет быть вашей женой.
– Видите? Я был прав. Я ее совершенно не интересую.
– Как уже указала миссис Мэгги, – вмешался Баджер, – единственная причина нежелания Джесси выйти за вас кроется в том, что она свято убеждена, будто нисколько вам не нравится.
– Будь вы прокляты, назойливые болтуны, вечно сующие нос не в свои дела! Хотите правду? Я и впрямь редко обращаю на нее внимание. Можно пересчитать по пальцам все случаи, когда она мне нравилась хотя бы немного.
Спирс поднял руку, требуя тишины, и только потом произнес:
– Мы постарались как следует расспросить Джесси, но она замкнулась, словно моллюск, пытающийся уберечься от надоедливого вторжения. Мы добились от нее всего лишь признания в том, что она находит Кендлторп великолепным, и сочли это крайне обнадеживающим. Во всяком случае, многозначительным.
– Что это значит, черт возьми? Многозначительным?! Да это просто свидетельствует, что у нее достаточно острое зрение и некая толика здравого смысла. Кендлторп – действительно чудесное место, кто может отрицать это?
Самсон и его жена переглянулись. Баджер внимательно рассматривал тонкие ломтики лимонного кекса. Он выбрал один, долго пережевывал, полузакрыв глаза, и одобрительно кивнул. Спирс принял еще более суровый вид.
– Так мы ни к чему не придем, – заявил Баджер, забыв о кексе.
Такого холодного тона Джеймс никогда еще не слышал.
– Послушайте, мистер Спирс, проще выложить карты на стол. Джеймс, вы должны жениться на Джесси Уорфилд, причем сделать это незамедлительно. Другого выхода нет. Она не сможет вернуться в колонии с высоко поднятой головой, пока на пальце у нее не будет обручального кольца. Какова бы ни была ваша роль в случившемся, позор пал именно на Джесси. Если вы настоящий джентльмен, значит, исправите содеянное, не теряя времени.
– Джеймс, – вставила Мэгги, потрогав изумрудные серьги тонкой работы, – Джесси любит вас с самого детства. Она станет вам прекрасной женой.
– Мэгги, вы заблуждаетесь. Она любит меня не больше, чем я – ее.
– Надеюсь, мы не ошиблись, предположив, что вы больше не так сильно скорбите по ушедшей жене? – осведомился Самсон.
– Да, – поддержал Баджер. – В противном случае все осложняется.
– Нет, я больше не в трауре по Алисии. Я научился жить без нее. Все вы знаете, как это было трудно. Но сейчас чаша моей жизни полна до краев. Мне ни к чему другая жена. И тем более не нужна американская девчонка-сорванец, которая много раз побеждала меня на скачках, но теперь полностью переродилась и одевается как проклятая потаскуха.
– Она красавица! – воскликнула Мэгги, негодующая, словно Клоринда, когда Фред умудрялся подобраться к ней достаточно близко, чтобы заработать хороший удар клювом. – Ей просто нужно немного привыкнуть к новому облику, вот и все. И уж конечно, она не выглядит потаскухой. Это крайне несправедливо с вашей стороны, Джеймс.
– Она на себя не похожа. Раньше я по крайней мере знал, чего от нее ожидать! Джесси не нужно привыкать ни к чему подобному! Только вчера я заметил, что она заплетает косу, но не стягивает волосы так туго, как прежде! Это вы научили ее выпускать дурацкие маленькие локончики, свисающие на уши! Она может прохаживаться в бриджах и скакать на лошади без этих идиотских штучек!
– Я называю их «ручейками», – вставила Мэгги.
– Не стоит вдаваться в излишние подробности, – решил Спирс. – Вы женитесь на ней, Джеймс, и это обсуждению не подлежит. Неужели вы хотите, чтобы она служила у его милости и Дачесс до конца жизни? Подумайте, какое пятно на вашем добром имени! Почему его милость и графиня должны нести пожизненную ответственность за девушку?! В ней есть все – ум, остроумие, пикантность, не говоря уже об обычном здравом смысле. Женитесь на ней.
– Да, сделайте это.
– Правильно, правильно!
– Как насчет следующей недели? Мы с Дачесс вполне успеем. О, я знаю, какой подвенечный наряд ей пойдет. Я уже все представила. Вам очень понравится, Джеймс.
– Уверен, это нечто необыкновенное, любовь моя, – заметил Самсон, целуя мягкую белую ручку жены.
Баджер съел крохотный сандвич с огурцом и едва заметно нахмурился. Джеймс швырнул чашкой в стену.
Джесси вошла в детскую с Чарльзом на руках. Щекоча его, она приговаривала, что уже через год он будет разбивать женские сердца и что маленькие женщины наверняка найдут его манеру кусать все, что недостаточно быстро движется, совершенно очаровательной. Она была так увлечена, что едва не наткнулась на Джеймса, стоявшего у самого порога и глядевшего на нее с явной неприязнью, напоминающей скорее отвращение.
– Джеймс! Что вы здесь делаете?
– Где ты была?
– Чарльз захотел посмотреть на розы своей мамочки. Они великолепны, особенно красные, совсем как бархат, и...
– Заткнись, Джесси! Ты прекрасно знаешь, почему я здесь, черт бы тебя побрал!
Чарльз перевел взгляд с Джеймса на Джесси. Подбородок малыша задрожал.
– Не повышайте голоса, – велела Джесси, подбрасывая Чарльза, чтобы тот не заплакал. – Ну, успокойся, милый, все хорошо. Твой крестный немного похож на вулкан. Так же шумно извергается, а потом успокаивается и затихает. Конечно, трудно вынести...
– Заткнись, Джесси, – повторил Джеймс, на этот раз гораздо тише, и протянул руки Чарльзу.
Маленький предатель восторженно залопотал что-то и пошел к крестному.
– Это несправедливо! Разве вы хоть однажды нянчили его? Укладывали? Он когда-нибудь пачкал вашу сорочку?
– Бывало как-то, – ответил Джеймс, укачивая Чарльза. – Причем без зазрения совести. Мой маленький крестник распознал во мне мужчину. Он понимает, что мужчина должен управлять собственной жизнью и уметь принимать решения. Правда, он знает, что я не могу этого сделать. И поэтому жалеет меня и утешает единственным известным ему способом – дергает за волосы и слюнявит шею.
– Что вы хотите сказать этим? Почему не считаете себя хозяином своей жизни? У вас есть Кендлторп и Марафон. Чего вам еще желать? У вас, вероятно, и в Англии есть кто-то вроде Конни Максуэлл! Это правда, не так ли, Джеймс? Как ее зовут? И перестаньте качать головой – я ни за что вам не поверю. Моя мать часто твердит, что мужчины никогда не удовлетворяются одной женщиной и вечно гоняются за новыми, должно быть, потому, что так непостоянны по природе. О чем вы толкуете, Джеймс?
– В этом платье ты должна быть немного более похожей на прежнюю Джесси, но ничего подобного я не замечаю.
– Это потому, что платье сшито по мне – – не слишком короткое и не висит мешком на груди.
– Цвет тебе идет. Никогда не думал, что ты будешь выглядеть прилично в сером! Кажешься такой скромницей. Что же касается этих «ручейков» у тебя на голове...
– Вы говорили с Мэгги.
– Да, и она утверждает, что это не локончики, а «ручейки».
– И что насчет них?
В это мгновение Джеймс понял: она боится, что он начнет издеваться над «ручейками», назовет их уродливыми или, хуже того, смешными. Его так и подмывало сделать именно это. Сказать, что она уродлива и неуклюжа, что он не желает жениться на ней и лучше бы ему никогда ее не видеть. Потому что, не повстречай он ее шесть лет назад на ипподроме в Уэймуте, где проклятая девчонка шутя обогнала его в третьем заезде, Джесси никогда не оказалась бы на этом дурацком дереве, откуда свалилась на него и тем самым навеки себя погубила. И не сидела бы сейчас в Англии.
Но вместо этого Джеймс выдавил из себя:
– Они просто очаровательны. Но думаю, когда ты поскачешь, ветер будет бросать их тебе в лицо. Придется быть поосторожнее.
– Вам они действительно нравятся, Джеймс?
В ее голосе прозвучало столько невысказанной надежды, что Джеймс невольно стиснул Чарльза, отчего тот послушно срыгнул. Джеймс погладил малыша по спинке. Чарльз снова срыгнул.
– Дачесс только что его покормила, – пояснила Джесси. – Вы так хорошо с ним управляетесь.
– Я люблю детей. Не хотела бы ты отправиться со мной на прогулку в розарий?
Они оставили Чарльза мирно спящим в колыбели и вышли в сад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57