И я молю бога, чтобы это было правдой! Я не назову твоего имени и не выдам того, что ты сделал со мной.
Вивиан стоял, уставившись на Джудит широко открытыми глазами, не решаясь согласиться и не имея сил противиться, охваченный сомнениями, что путь к спасению найден.
— На тебя будут давить, тебя будут спрашивать, почему ты ни слова никому не сказала и заставила беспокоиться о себе. И лодка — ведь знают о лодке, должны знать…
— Если меня спросят, — сказала Джудит решительно, — я могу отвечать, а могу и не отвечать. Как бы ты ни беспокоился, тебе придется предоставить все мне. Я предлагаю тебе выход. Можешь принять его, можешь отвергнуть.
— Мне нельзя дойти с тобой до Брода Годрика, — произнес Вивиан, и лицо его перекосилось от страха. — Если меня увидят, все выйдет наружу, что бы ты ни говорила.
— Тебе незачем идти до самой обители. Последний кусок пути я пройду одна, я не боюсь. Никто тебя не увидит.
С каждым словом женщины в Вивиане крепла вспыхнувшая надежда.
— Мой отец сегодня опять уехал к своим стадам. Две-три ночи он проведет там, в холмах, с пастухами. В конюшне есть еще одна хорошая лошадь, достаточно сильная, чтобы снести двоих, если ты согласишься поехать у меня за спиной. Я выведу лошадь из города до закрытия ворот. Чуть ниже по реке есть брод, там мы можем перебраться на другой берег, двинуться к югу и добраться до дороги на Бейстан. Когда стемнеет — если мы завтра в сумерках выйдем… О Джудит, я причинил тебе столько зла, а ты прощаешь меня? Я не заслужил этого!
«Это что-то новое для Вивиана Хинде, — подумала Джудит, — сказать, что он чего-то не заслуживает. Может, он исправится, и этот испуг пойдет ему на пользу. Он не законченный негодяй, просто слабовольный юноша, привыкший, чтобы все потакали его прихотям».
Однако вопрос Вивиана она оставила без ответа. Была по крайней мере одна вещь, простить которую Джудит ему никак не могла, — то, что он дозволил своему слуге Гуннару грубо обращаться с ней. А тот явно с удовольствием схватил ее в объятья и прижал к себе с силой, перед которой она была беспомощна. Джудит не боялась Вивиана, а Гуннара боялась. Если бы ей пришлось иметь с ним дело наедине, она бы всерьез испугалась.
— Я делаю это не только для тебя, но и для себя, — сказала молодая женщина. — Я дала слово и сдержу его. Значит, завтра, когда стемнеет. Сегодня уже поздно отправляться.
Вивиана снова охватили сомнения и страх, он прислушивался к звукам, доносившимся снаружи, к лаю мастиффа.
— А что, если кто-то пронюхал про это место? Что, если они завтра снова придут и потребуют ключи? Джудит, пойдем со мной, пойдем к нам. Это недалеко от калитки, никто не увидит. Моя мать спрячет тебя, она поможет нам и будет благодарна, что ты пожалела меня. А отец уехал в холмы, он вообще не узнает. И ты сможешь отдохнуть, прилечь, умыться, у тебя будет все что нужно.
— Твоя мать знает, что ты сделал? — спросила пораженная Джудит.
— Нет, нет, не знает! Но она поможет нам — ради меня. — Вивиан подскочил к маленькой двери, скрытой за тюками с шерстью, повернул в ней ключ, взял Джудит за руку и потащил за собой, лихорадочно торопясь выйти отсюда и поскорее оказаться дома, в безопасности. — Я пошлю Гуннара, чтобы он все убрал здесь. Если люди шерифа придут, они найдут комнату пустой и заброшенной.
Джудит задула фитилек лампадки и двинулась вслед за Вивианом. Спиной вперед она спустилась по лесенке с чердака и вышла из дома на свежий ночной воздух. Луна как раз всходила, и склон был залит бледно-зеленым светом. После тесной каморки, пахнущей затхлостью, пылью и дымом от чадящей лампадки, воздух показался женщине приятным и прохладным. Быстро дойдя до башен замка, смутно вырисовывавшихся в темноте, Джудит и Вивиан нырнули в калитку в стене.
Чья-то темная тень проплыла по залитой светом площадке — от задней стены склада, под укрытие деревьев, а там, прячась, петляя, добралась до берега реки, двигаясь быстро и бесшумно. Береговой уступ, с которого, удирая от мастиффа, спрыгнул Бертред, все еще был в тени. Парень лежал там, где упал, он все еще не пришел в себя, хотя уже начал шевелиться и тяжело дышать, как человек, которого заставляет очнуться сильная боль. Как раз в тот момент, когда край лунного пятна достиг реки, на тело Бертреда упала чья-то тень, более темная, чем все вокруг, однако оглушенный мозг ничего не воспринял, и глаза бедняги оставались закрытыми. Чья-то рука опустилась, взяла лежащего за волосы и повернула голову лицом вверх, чтобы получше рассмотреть. Парень был жив, он дышал, и, если его перевязать, дать отлежаться несколько часов, он сможет объяснить, что с ним произошло, и поведать все, что ему известно.
Тень, нависшая над Бертредом, выпрямилась. Некоторое время человек стоял, бесстрастно глядя на распростертое тело. Потом он ткнул Бертреда носком сапога в бок, передвинул к краю камня, на котором тот лежал, и столкнул в воду, на глубину, где тело сразу закрутилось в водовороте и понеслось на середину реки, а затем в сторону другого берега.
К рассвету двадцатого июня внезапно хлынул ливень, но вскоре кончился, и установилась ясная, теплая погода. В садах Гайи было полно работы, однако из-за ночного дождя пришлось ждать, когда жаркое солнце подсушит все вокруг, и только тогда приниматься за дело. Сладкая вишня созрела, но собирать ее следовало сухой, да и первую землянику можно было уже снимать, но хорошо бы дать высохнуть каплям влаги на ней. На открытых, залитых солнцем полях с грядками почва подсохла быстрее, и те из братии, чья очередь была трудиться в огородах, еще до полудня занялись тем, что рыхлили землю, высевали очередную партию салата и выпалывали сорняки. В садах же приступили к работе только после обеда и начали с дальнего конца, где проходила граница земель аббатства.
В обязанности брата Кадфаэля не входило трудиться в Гайе, но и в травном саду нынче тоже ничто не требовало его особого внимания, а три дня бесплодных поисков Джудит Перл вселили в монаха такое беспокойство, что он не находил себе места. И от Хью нет никаких известий, и нечего сказать Найаллу, когда тот, полный тревоги, придет узнать, нет ли новостей. Все как будто замерло, часы и минуты, казалось, растянулись, задержали дыхание и длились бесконечно.
Чтобы заполнить время и занять себя хоть каким-нибудь делом, Кадфаэль отправился вместе с другими монахами в сады.
Как это часто бывает, если лето запаздывает, природа потом старается наверстать упущенное из-за весенних холодов. Вот и в этом году земляника и крыжовник поспели почти в обычное время. Однако мысли Кадфаэля были заняты отнюдь не сбором ягод. Сады лежали как раз против того места на другом берегу, где у самой городской стены, под защитой башен замка, в дни ярмарок молодые люди состязались в стрельбе из лука. Немного дальше стояла сукновальня, а еще чуть ниже по течению — пристань Уильяма Хинде.
Кадфаэль некоторое время трудился, но делал это так рассеянно, что исцарапал себе руки гораздо сильнее, чем обычно. Потом он распрямил спину и выдернул из пальца очередную колючку, а затем двинулся вдоль реки и вошел в негустой лесок. Сквозь ветви деревьев проглядывал гребень городской стены, а под ней — крутой зеленый склон. Дальше — выступ первого бастиона замка и узкая полянка под ним. Кадфаэль пробирался между деревьями, направляясь к расположенной сразу за леском широкой зеленой лужайке, по которой были разбросаны низкие кусты, а у самой воды пучками рос тростник. Здесь, у берега, была широкая отмель, и река текла медленнее, а к середине течение усиливалось. Кадфаэль вышел из леска напротив сукновальни и увидел, что там, как всегда, трудятся люди, а на раме натянут для просушки длинный кусок материи.
Это было то самое место, где под нависшими над водой кустами они нашли украденную лодку. Чуть дальше по берегу маленький мальчик пас коз. Тихий пейзаж с рекой, дремлющей под послеполуденным солнцем… Разве могли существовать в таком чудесном мире злоба, убийства, похищения?
Кадфаэль прошел еще сотню шагов и собрался поворачивать обратно. Река здесь немного изгибалась и подмыла противоположный берег, там было глубоко, а на его, Кадфаэля, стороне образовалась песчаная отмель, на которой течение утихало и превращалось в мягкую, невинную, еле шевелящуюся рябь. Мадог хорошо знал такие места на реке — все, что попало в воду выше по течению, будет здесь вынесено на берег.
И действительно, прошлой ночью сюда что-то принесло. У края отмели, почти целиком погрузившись в воду, что-то виднелось, чуть выступая над поверхностью — темная масса на тусклом золоте песка, омываемая сверху серебрящейся на солнце водой. Взгляд Кадфаэля сначала привлекло нечто бледное, колышущееся, похожее на рыбу. Но это была не рыба. Это была человеческая рука, торчащая из набухшего темного рукава, который удерживал ее на плаву, из-за чего та раскачивалась на легкой зыби. Из воды высовывался и затылок с темно-каштановыми вьющимися волосами. Они распрямились и тихо колыхались, словно сонные живые существа.
Кадфаэль торопливо соскользнул с пологого откоса, вошел в воду и, обеими руками обхватив тело под мышками, выволок его на берег. Сомнений нет — мертвец. Этот человек умер, вероятно, несколько часов назад. Покойник лежал на песке лицом вниз, тоненькие струйки сбегали со складок его одежды и вьющихся волос. Молодой человек, крепкий, хорошего сложения. Слишком поздно, ему уже ничем не помочь, можно только отнести его домой и предать достойному погребению. Чтобы поднять тело и пронести его через Гайю, потребуется несколько человек. Кадфаэлю надо было как можно скорее отправляться за помощью.
Обычное телосложение, серовато-коричневая куртка, сапоги — рабочая одежда, которая могла принадлежать любому парню из Шрусбери, поэтому Кадфаэль не узнал утопленника. Монах нагнулся, осторожно взял покойника за безжизненные руки и повернул на спину, открыв безразличному свету солнца бледное, но все еще не потерявшее привлекательности лицо Бертреда, старшего ткача Джудит Перл.
Глава девятая
На зов Кадфаэля прибежали несколько послушников. Известие, что в Северне утонул человек, взбудоражило их и перепугало, хотя такое случалось не так уж редко. Слухи о потрясениях во внешнем мире проникали, конечно, в среду старших из братии, но молодежь, как правило, жила в полном неведении. Кадфаэль выбрал самых сильных и тех, кто, по его мнению, не упадет в обморок при виде покойника, а остальных отослал обратно. Из своих мотыг, веревочных поясов и наплечников они кое-как соорудили носилки и, пройдя по тропинке, снесли их на берег реки, где лежал мертвец.
Они подняли свою мокрую ношу и в благоговейном молчании понесли носилки, с которых продолжала капать вода, через лесок, через буйно цветущие сады Гайи к дорожке, что, идя в гору, вела в Форгейт.
— Пожалуй, будет лучше, если мы отнесем его в аббатство, — промолвил Кадфаэль, остановившись на минуту, чтобы подумать. — Так мы быстрее уберем его с глаз долой, а потом можно будет послать за его хозяином или за родными. — О других причинах такого решения он не счел нужным упоминать: мертвец был одним из домочадцев Джудит Перл, и случившееся, несомненно, было связано со всеми прочими несчастьями, обрушившимися на дом наследницы дела Вестье и на нее саму. Это означало, что аббат Радульфус оказывался прямо заинтересованным лицом и его следовало поставить в известность. Он имел на это право. Такое же, если не большее, право имел Хью Берингар. И не только право, но и обязанность. Две смерти и похищение — все это крутилось вокруг одной и той же женщины и ее договора с аббатством, а потому требовало самого внимательного рассмотрения. Разумеется, утонуть может и молодой крепкий мужчина в расцвете сил. Но Кадфаэль успел заметить след от удара на правом виске покойника, хотя рана и побелела, потому что речная вода вымыла из нее кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Вивиан стоял, уставившись на Джудит широко открытыми глазами, не решаясь согласиться и не имея сил противиться, охваченный сомнениями, что путь к спасению найден.
— На тебя будут давить, тебя будут спрашивать, почему ты ни слова никому не сказала и заставила беспокоиться о себе. И лодка — ведь знают о лодке, должны знать…
— Если меня спросят, — сказала Джудит решительно, — я могу отвечать, а могу и не отвечать. Как бы ты ни беспокоился, тебе придется предоставить все мне. Я предлагаю тебе выход. Можешь принять его, можешь отвергнуть.
— Мне нельзя дойти с тобой до Брода Годрика, — произнес Вивиан, и лицо его перекосилось от страха. — Если меня увидят, все выйдет наружу, что бы ты ни говорила.
— Тебе незачем идти до самой обители. Последний кусок пути я пройду одна, я не боюсь. Никто тебя не увидит.
С каждым словом женщины в Вивиане крепла вспыхнувшая надежда.
— Мой отец сегодня опять уехал к своим стадам. Две-три ночи он проведет там, в холмах, с пастухами. В конюшне есть еще одна хорошая лошадь, достаточно сильная, чтобы снести двоих, если ты согласишься поехать у меня за спиной. Я выведу лошадь из города до закрытия ворот. Чуть ниже по реке есть брод, там мы можем перебраться на другой берег, двинуться к югу и добраться до дороги на Бейстан. Когда стемнеет — если мы завтра в сумерках выйдем… О Джудит, я причинил тебе столько зла, а ты прощаешь меня? Я не заслужил этого!
«Это что-то новое для Вивиана Хинде, — подумала Джудит, — сказать, что он чего-то не заслуживает. Может, он исправится, и этот испуг пойдет ему на пользу. Он не законченный негодяй, просто слабовольный юноша, привыкший, чтобы все потакали его прихотям».
Однако вопрос Вивиана она оставила без ответа. Была по крайней мере одна вещь, простить которую Джудит ему никак не могла, — то, что он дозволил своему слуге Гуннару грубо обращаться с ней. А тот явно с удовольствием схватил ее в объятья и прижал к себе с силой, перед которой она была беспомощна. Джудит не боялась Вивиана, а Гуннара боялась. Если бы ей пришлось иметь с ним дело наедине, она бы всерьез испугалась.
— Я делаю это не только для тебя, но и для себя, — сказала молодая женщина. — Я дала слово и сдержу его. Значит, завтра, когда стемнеет. Сегодня уже поздно отправляться.
Вивиана снова охватили сомнения и страх, он прислушивался к звукам, доносившимся снаружи, к лаю мастиффа.
— А что, если кто-то пронюхал про это место? Что, если они завтра снова придут и потребуют ключи? Джудит, пойдем со мной, пойдем к нам. Это недалеко от калитки, никто не увидит. Моя мать спрячет тебя, она поможет нам и будет благодарна, что ты пожалела меня. А отец уехал в холмы, он вообще не узнает. И ты сможешь отдохнуть, прилечь, умыться, у тебя будет все что нужно.
— Твоя мать знает, что ты сделал? — спросила пораженная Джудит.
— Нет, нет, не знает! Но она поможет нам — ради меня. — Вивиан подскочил к маленькой двери, скрытой за тюками с шерстью, повернул в ней ключ, взял Джудит за руку и потащил за собой, лихорадочно торопясь выйти отсюда и поскорее оказаться дома, в безопасности. — Я пошлю Гуннара, чтобы он все убрал здесь. Если люди шерифа придут, они найдут комнату пустой и заброшенной.
Джудит задула фитилек лампадки и двинулась вслед за Вивианом. Спиной вперед она спустилась по лесенке с чердака и вышла из дома на свежий ночной воздух. Луна как раз всходила, и склон был залит бледно-зеленым светом. После тесной каморки, пахнущей затхлостью, пылью и дымом от чадящей лампадки, воздух показался женщине приятным и прохладным. Быстро дойдя до башен замка, смутно вырисовывавшихся в темноте, Джудит и Вивиан нырнули в калитку в стене.
Чья-то темная тень проплыла по залитой светом площадке — от задней стены склада, под укрытие деревьев, а там, прячась, петляя, добралась до берега реки, двигаясь быстро и бесшумно. Береговой уступ, с которого, удирая от мастиффа, спрыгнул Бертред, все еще был в тени. Парень лежал там, где упал, он все еще не пришел в себя, хотя уже начал шевелиться и тяжело дышать, как человек, которого заставляет очнуться сильная боль. Как раз в тот момент, когда край лунного пятна достиг реки, на тело Бертреда упала чья-то тень, более темная, чем все вокруг, однако оглушенный мозг ничего не воспринял, и глаза бедняги оставались закрытыми. Чья-то рука опустилась, взяла лежащего за волосы и повернула голову лицом вверх, чтобы получше рассмотреть. Парень был жив, он дышал, и, если его перевязать, дать отлежаться несколько часов, он сможет объяснить, что с ним произошло, и поведать все, что ему известно.
Тень, нависшая над Бертредом, выпрямилась. Некоторое время человек стоял, бесстрастно глядя на распростертое тело. Потом он ткнул Бертреда носком сапога в бок, передвинул к краю камня, на котором тот лежал, и столкнул в воду, на глубину, где тело сразу закрутилось в водовороте и понеслось на середину реки, а затем в сторону другого берега.
К рассвету двадцатого июня внезапно хлынул ливень, но вскоре кончился, и установилась ясная, теплая погода. В садах Гайи было полно работы, однако из-за ночного дождя пришлось ждать, когда жаркое солнце подсушит все вокруг, и только тогда приниматься за дело. Сладкая вишня созрела, но собирать ее следовало сухой, да и первую землянику можно было уже снимать, но хорошо бы дать высохнуть каплям влаги на ней. На открытых, залитых солнцем полях с грядками почва подсохла быстрее, и те из братии, чья очередь была трудиться в огородах, еще до полудня занялись тем, что рыхлили землю, высевали очередную партию салата и выпалывали сорняки. В садах же приступили к работе только после обеда и начали с дальнего конца, где проходила граница земель аббатства.
В обязанности брата Кадфаэля не входило трудиться в Гайе, но и в травном саду нынче тоже ничто не требовало его особого внимания, а три дня бесплодных поисков Джудит Перл вселили в монаха такое беспокойство, что он не находил себе места. И от Хью нет никаких известий, и нечего сказать Найаллу, когда тот, полный тревоги, придет узнать, нет ли новостей. Все как будто замерло, часы и минуты, казалось, растянулись, задержали дыхание и длились бесконечно.
Чтобы заполнить время и занять себя хоть каким-нибудь делом, Кадфаэль отправился вместе с другими монахами в сады.
Как это часто бывает, если лето запаздывает, природа потом старается наверстать упущенное из-за весенних холодов. Вот и в этом году земляника и крыжовник поспели почти в обычное время. Однако мысли Кадфаэля были заняты отнюдь не сбором ягод. Сады лежали как раз против того места на другом берегу, где у самой городской стены, под защитой башен замка, в дни ярмарок молодые люди состязались в стрельбе из лука. Немного дальше стояла сукновальня, а еще чуть ниже по течению — пристань Уильяма Хинде.
Кадфаэль некоторое время трудился, но делал это так рассеянно, что исцарапал себе руки гораздо сильнее, чем обычно. Потом он распрямил спину и выдернул из пальца очередную колючку, а затем двинулся вдоль реки и вошел в негустой лесок. Сквозь ветви деревьев проглядывал гребень городской стены, а под ней — крутой зеленый склон. Дальше — выступ первого бастиона замка и узкая полянка под ним. Кадфаэль пробирался между деревьями, направляясь к расположенной сразу за леском широкой зеленой лужайке, по которой были разбросаны низкие кусты, а у самой воды пучками рос тростник. Здесь, у берега, была широкая отмель, и река текла медленнее, а к середине течение усиливалось. Кадфаэль вышел из леска напротив сукновальни и увидел, что там, как всегда, трудятся люди, а на раме натянут для просушки длинный кусок материи.
Это было то самое место, где под нависшими над водой кустами они нашли украденную лодку. Чуть дальше по берегу маленький мальчик пас коз. Тихий пейзаж с рекой, дремлющей под послеполуденным солнцем… Разве могли существовать в таком чудесном мире злоба, убийства, похищения?
Кадфаэль прошел еще сотню шагов и собрался поворачивать обратно. Река здесь немного изгибалась и подмыла противоположный берег, там было глубоко, а на его, Кадфаэля, стороне образовалась песчаная отмель, на которой течение утихало и превращалось в мягкую, невинную, еле шевелящуюся рябь. Мадог хорошо знал такие места на реке — все, что попало в воду выше по течению, будет здесь вынесено на берег.
И действительно, прошлой ночью сюда что-то принесло. У края отмели, почти целиком погрузившись в воду, что-то виднелось, чуть выступая над поверхностью — темная масса на тусклом золоте песка, омываемая сверху серебрящейся на солнце водой. Взгляд Кадфаэля сначала привлекло нечто бледное, колышущееся, похожее на рыбу. Но это была не рыба. Это была человеческая рука, торчащая из набухшего темного рукава, который удерживал ее на плаву, из-за чего та раскачивалась на легкой зыби. Из воды высовывался и затылок с темно-каштановыми вьющимися волосами. Они распрямились и тихо колыхались, словно сонные живые существа.
Кадфаэль торопливо соскользнул с пологого откоса, вошел в воду и, обеими руками обхватив тело под мышками, выволок его на берег. Сомнений нет — мертвец. Этот человек умер, вероятно, несколько часов назад. Покойник лежал на песке лицом вниз, тоненькие струйки сбегали со складок его одежды и вьющихся волос. Молодой человек, крепкий, хорошего сложения. Слишком поздно, ему уже ничем не помочь, можно только отнести его домой и предать достойному погребению. Чтобы поднять тело и пронести его через Гайю, потребуется несколько человек. Кадфаэлю надо было как можно скорее отправляться за помощью.
Обычное телосложение, серовато-коричневая куртка, сапоги — рабочая одежда, которая могла принадлежать любому парню из Шрусбери, поэтому Кадфаэль не узнал утопленника. Монах нагнулся, осторожно взял покойника за безжизненные руки и повернул на спину, открыв безразличному свету солнца бледное, но все еще не потерявшее привлекательности лицо Бертреда, старшего ткача Джудит Перл.
Глава девятая
На зов Кадфаэля прибежали несколько послушников. Известие, что в Северне утонул человек, взбудоражило их и перепугало, хотя такое случалось не так уж редко. Слухи о потрясениях во внешнем мире проникали, конечно, в среду старших из братии, но молодежь, как правило, жила в полном неведении. Кадфаэль выбрал самых сильных и тех, кто, по его мнению, не упадет в обморок при виде покойника, а остальных отослал обратно. Из своих мотыг, веревочных поясов и наплечников они кое-как соорудили носилки и, пройдя по тропинке, снесли их на берег реки, где лежал мертвец.
Они подняли свою мокрую ношу и в благоговейном молчании понесли носилки, с которых продолжала капать вода, через лесок, через буйно цветущие сады Гайи к дорожке, что, идя в гору, вела в Форгейт.
— Пожалуй, будет лучше, если мы отнесем его в аббатство, — промолвил Кадфаэль, остановившись на минуту, чтобы подумать. — Так мы быстрее уберем его с глаз долой, а потом можно будет послать за его хозяином или за родными. — О других причинах такого решения он не счел нужным упоминать: мертвец был одним из домочадцев Джудит Перл, и случившееся, несомненно, было связано со всеми прочими несчастьями, обрушившимися на дом наследницы дела Вестье и на нее саму. Это означало, что аббат Радульфус оказывался прямо заинтересованным лицом и его следовало поставить в известность. Он имел на это право. Такое же, если не большее, право имел Хью Берингар. И не только право, но и обязанность. Две смерти и похищение — все это крутилось вокруг одной и той же женщины и ее договора с аббатством, а потому требовало самого внимательного рассмотрения. Разумеется, утонуть может и молодой крепкий мужчина в расцвете сил. Но Кадфаэль успел заметить след от удара на правом виске покойника, хотя рана и побелела, потому что речная вода вымыла из нее кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34