— Я, кажется, цела, — сказала я. — А вы?
Женщина не ответила. Она была слишком поглощена разговором с Максом, который весь напрягся в ожидании второго раунда схватки.
— Мамочка сейчас же отведет тебя домой, на место, — ворковала она.
Хозяйка пойнтера потащила протестующего Макса мимо зеленого фургона, свернула за угол аптеки и снова появилась. По ее щекам сползали шарики грима. Я испугалась, что все ее лицо вот-вот оплывет и растворится, а мне вовсе не хотелось видеть то, что под ним.
— Пойнтер, видимо, с норовом, если так идет на маламута, — сказала я.
Я имела в виду только то, что сказала, но в ритуале человеческих взаимоотношений за этим следует собачья драка. Я сделала неловкий ход. Согласно неписаным законам, каждый человек должен высказывать сочувствие собаке другого. Затем, если все идет гладко, люди соглашаются, что виноваты обе собаки.
— «Идет!» — завопила она. — Макс ни на кого не шел.
Рауди, разумеется, не был зачинщиком, он никогда не вступит в драку первым. Но никогда и не отступит. Того же он ждал и от меня. Я вовсе не хотела, чтобы он смотрел, как я сдаю позиции.
— Конечно же, все начал Макс, — возразила я. — Макс набросился на мою собаку, как только ее увидел. Вам повезло, что он остался жив.
Это правда. Если маламуты сами затевают драку, их противнику живым не уйти. Поэтому опасно дрессировать их как охранных собак. Ей я этого не сказала.
— Если я найду на Максе хоть единую царапину, то подам на вас в суд, — крикнула она. — У вас не собака, а проклятый кровожадный волк.
Мой «кровожадный волк» сидел у ноги и пытался прочесть выражение моего лица.
— Этот маламут прошел курс дрессировки. — Я говорила медленно и спокойно. — По действующему в Кембридже закону собак нужно водить на поводке. А Макс бегал на свободе. — Я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно и спокойно. — Послушайте, собаки любят подраться. По-моему, Макс не пострадал. Давайте посмотрим.
Мы посмотрели. На днях я собираюсь пройти с Рауди испытания по длительной укладке, то есть добиться, чтобы он выполнял команду «лежать» и не сдвинулся ни на дюйм, пока я не вернусь. Итак, я приказала ему лечь, привязала поводок к водосточной трубе на углу здания аптеки и последовала за странной маленькой женщиной через ворота, ведущие во двор, украшенный многочисленными следами посещения его собаками и пьяницами.
Истинный собачник — это тот, кто никогда не помнит вашего имени и никогда не забывает имени вашей собаки. Кажется, мне как-то называли имя одной женщины, что-то вроде миссис Квигли; зато я твердо запомнила имя очаровательной суки-пойнтера из того же двора, что и Макс, — Леди. Такой же белой с черными пятнами, как Макс. Оба пойнтера немного лаяли, когда мы с ними встречались. Я бы сказала, что по характеру пойнтеры — собаки не вредные. И то правда: они не заслюнявят незнакомца поцелуями, как это непременно сделают маламуты. Но все же пойнтеры — ласковые, дружелюбные собаки с врожденным аристократизмом, которого Леди как раз и не хватало. В то время как Макс обладал поистине царственными манерами, Леди не скрывала обуревавшей ее жажды любви. Пока я занималась ею, чего она вполне заслуживала, женщина из кожи вон лезла, стараясь обнаружить хоть что-то неладное у Макса. Слава богу, на нем не было ни единой царапины.
— Послушайте, мне действительно жаль, что так вышло, — сказала я. — Я уверена, что Максу просто не понравилось, когда он увидел другую собаку на помеченном им месте. Он у вас просто великолепен. Они оба очень хороши.
Она закурила сигарету.
— В прошлом году пойнтер номер три на Северо-Востоке, — сказала она. По крайней мере, говорила она на моем языке. Я предположила, что она имеет в виду Макса, не лишенного свойственного победителю высокомерия. — Внесен в воскресный список. Если бы у него оказалось порвано ухо, все пошло бы насмарку.
— Приду на него посмотреть, — улыбнулась я. — Мы там будем.
— Сиси, — сказала она, ткнув в меня длинным пальцем.
На секунду мне показалось, что она имеет в виду меня, но я тут же поняла свою ошибку.
— Холли, — сказала я, беря в руку ее коготь. — Я видела вас на занятиях по дрессировке. — Я не из тех, кто любит держать в руках канареек и длиннохвостных попугаев. Пальцы Сиси напоминали бесплотные птичьи лапки. — Я люблю пойнтеров и всегда восхищалась вашими собаками.
Мои слова сделали свое дело. Я промокла и замерзла и тем не менее была вынуждена стоять и выслушивать каталог побед Макса (список весьма впечатляющий), затем бесконечный перечень надежд, которые Сиси возлагала на Леди, потом жалобы на идиотов судей, которые поставили перед ее собаками узкогрудых, рахитичных пойнтеров. У меня было такое чувство, что ее аденоидное нытье никогда не прекратится.
Наконец мне все-таки удалось добраться до ворот.
— Я немного озябла, — сказала я. — Думаю, мне лучше пойти домой и согреться. — Я чихнула.
— Аллергия? — На ее лице отразился восторг.
— Наверное, обыкновенная простуда.
— А меня так аллергия просто замучила. Цветочная пыльца. Сенная лихорадка. Пчелы. Пчелы хуже всего.
— Надеюсь, не собаки? — спросила я шутливо.
— Собаки. Кошки. Только заговорите об этом, и они тоже начнут вызывать у вас аллергию. — О своей аллергии она говорила с такой же гордостью, как о победах Макса. — Мой аллерголог говорит, что я просто дура. Во время моего последнего визита он заявил: «Вы мученица своих собак. Избавьтесь от них, и тут же вздохнете свободно». — «Избавиться от собак? — спрашиваю я. — Ни за что на свете. От мужа, от ребенка, но не от моих собак. Хоть убейте меня за это, но приближается большая выставка, и ни один врач меня не заставит предать моего Макса».
Моя мать не верила в аллергию. «Аллергия на собак? — говорила Мариса. — Ха! Аллергия на жизнь». Бак, напротив, нисколько не сомневается в существовании аллергической реакции на собак, как не сомневается и в существовании самого зла. По мнению Бака, аллергия на собак не что иное, как носо-горловые стигматы, выжженные самим дьяволом. Сиси явно не разделяла его точку зрения.
— Ну что ж, желаю удачи в воскресенье, — сказала я.
Только я собралась открыть калитку, как Макс увидел или почуял птицу. Если вы хоть раз видели красивую собаку в стойке, вы знаете, что сделал Макс. Замирание в стойке всегда неожиданно и эффектно. Весь корпус Макса напрягся, он поднял переднюю правую лапу, вытянул нос в ту сторону, где, по его разумению, находилось нечто интересное, и застыл. Собаки других пород — курцхаары, сеттеры, смешанные породы — тоже делают стойку. Но одного взгляда на Макса было достаточно, чтобы понять, какая порода достигает в ней совершенства.
Глава 2
По тому, как мой отец кричит в телефонную трубку, вы сразу бы догадались, что он похож на огромного лося с тяжелыми рогами. И были бы правы. Предметом его воплей была просьба, которая пришлась не совсем кстати, во всяком случае в тот момент, когда после драки Рауди с Максом не прошло еще и двух часов. Он и Клайд прибывают в Кембридж в субботу, и не могу ли я их принять? Большинство волчьих помесей Бака — это собаки дворовые, но, если вы спросите его самого, он поклянется, что по крайней мере раз в несколько недель превращает их в домашних собак. По какому-то странному совпадению всякий раз, когда я приезжала в Аулз-Хед, в доме находился именно Клайд. Он, как прирожденный джентльмен, ненавязчив, аккуратен, нетребователен — короче говоря, прекрасный гость. Но даже если бы это было не так, я бы никогда не допустила, чтобы Бак чувствовал себя лишним. И вовсе не потому, что он уговорил меня взять у него деньги на первый взнос за этот дом, когда я не смогла найти в Кембридже ни одной квартиры, куда пустили бы собак. Нет. Ведь Бак мой отец. Сложность была не в Баке и не в Клайде, а в цели их визита, точнее, в его возможных последствиях для меня. Если Бак так хочет, чтобы волкам разрешили принимать участие в собачьих выставках, — я не против. Просто я не хочу, чтобы он был поблизости, когда я сама нахожусь на ринге. А он собирался приехать в город с целью устроить свою волчью презентацию на воскресной Масконометской выставке, на которую я записала Рауди еще шесть недель назад. Похоже, плакал мой достаточно круглый выставочный взнос.
Повесив трубку, я пожалела, что не могу обсудить это с Ритой, которая должна была вернуться из отпуска не раньше чем через неделю. Не в том дело, что появляться на выставках вместе с Баком не совсем удобно — все знают, что он мой отец, — хотя и не секрет, что он кого угодно может поставить в неловкое положение. Он бесконечно донимает членов Американского клуба собаководства требованием, чтобы АКС признал волчьих собак, но я к этому привыкла, как, впрочем, и все остальные. Все помнят мою мать, и все, кроме самого Бака, понимают, что дело его безнадежно. Беда в том, что он любит смотреть, как я вожу собак по рингу, и ни за что не поверит, что меня это нервирует. Он стоит как вкопанный. Не издает ни звука. Ему это просто ни к чему. И поскольку он не делает ничего недозволенного, то, естественно, не может понять, почему я не хочу, чтобы он был где-то поблизости. Моя мать всегда выставляла своих собак на соревнованиях по экстерьеру и общей дрессировке. Она водила их по рингу гораздо лучше меня и была таким дрессировщиком, каким мне в жизни не стать. Я даже не пытаюсь с ней соревноваться. Бак никогда нас не сравнивает. Вслух. Просто стоит себе, возвышаясь над окружающими, и на его крупном лице кривится глупая ухмылка, из тех, какие родители приберегают для своих отличившихся отпрысков. Последние три или четыре года мне удавалось не записывать собаку на выставки, на которые собирался Бак, и, записывая Рауди на Маскономет, я понятия не имела о том, что мой родитель туда заявится.
Рита была в отъезде. Я позвонила Фейс Барлоу. Фейс разводит аляскинских лаек и на выставках водит по рингу собак именно этой породы. Я наняла Фейс, чтобы она водила Рауди на соревнованиях по экстерьеру, которые иногда называют «Соответствие». Я люблю соревнования по общей дрессировке и терпеть не могу соревнований по экстерьеру. Это самый азартный и порочный спорт в Америке. Я его просто ненавижу, потому и наняла Фейс. Однако меня беспокоила дрессировка, а не соответствие. Я вовсе не собиралась водить Рауди по рингу под зорким взглядом Бака. Так я и сказала Фейс.
— Что с тобой, черт возьми? Ты поступаешь как последняя дура. — (У Фейс нет ни малейших задатков хорошего терапевта.) — Ты ведь не снимешь собаку с выставки только потому, что туда заявится твой папаша? Что за бред? Сколько тебе лет?
— Таковы мои правила, — сказала я. — И пожалуйста, ему об этом не говори.
— Это и не понадобится. Он прочтет в каталоге.
Она была права. Мы с Рауди, конечно, уже были внесены в раздел «Собака-Товарищ. Общая дрессировка».
— Он может и не купить каталог, — сказала я. Хм! — К тому же я не уверена, что Рауди готов.
Ответом мне было молчание, и поделом.
— Фейс, я всего-навсего снимаю собаку с выставки. Подумаешь, великое дело!
Фейс чертовски упряма. Она прочла мне целую лекцию относительно выдающихся достоинств Рауди и того, что выставить его — мой святой долг перед ним, перед ней, перед его заводчицей, перед самой собой. Она вцепилась в меня, как Рауди недавно вцепился в Макса. Но никто не окатил ее водой из дождевателя. Ее последнее заявление может показаться бредовым, но всякий, кто приобщился к миру чистопородных собак, признает его за неоспоримый и решающий довод. Фейс сама наполовину аляскинская лайка. А я уже говорила, что они стоят насмерть.
— Это твой долг перед породой. Конечно, она победила.
Глава 3
В моей семье собака была священным животным, как корова в Индии. Поэтому мои отношения с ветеринаром Стивом Делани вполне сошли бы за совращение Верховного жреца. Возможно, так оно и было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29