— А вы?
— Задержался на работе.
— Издать или погибнуть?
В Кембридже считается хорошим тоном думать, что люди работают за должность, а не за деньги.
— Нечто в этом роде. Вы заняты завтра вечером?
— Да, — сказала я. — Как-нибудь в другой раз?
— Конечно, — сказал он. — Впереди у нас масса времени.
В моем автоответчике было два сообщения. Первое от Стива Делани, ДВУ (Делани ветеринар-убийца). Он настаивал, что нам надо поговорить.
— Конечно, — сказала я Рауди, — нам надо поговорить. Нам надо вернуться все к тому же старому разговору. Но сделать это должен он. Это его работа, верно?
Я провела рукой по горлу Рауди и осторожно погрузила пальцы в густой мех. Наружная шерсть лайки служит для защиты, поэтому она достаточно жесткая, но если запустить пальцы поглубже, то доберешься до мягкого подшерстка. Маламут — это волк в овечьей шкуре.
— Верно? — повторила я. — Ведь кошки и собаки не единственные его пациенты, разве не так? Считается, что он должен думать и об их хозяевах. Я имею в виду, что он должен работать для всех, как по-твоему? Но ему ведь с этим не справиться? Это просто невозможно.
Второе сообщение было от отца. У Милли наконец-то начались роды. Когда я набрала его номер, он даже снял трубку. Естественно, в сарай был протянут провод.
— Еще нет, — сказал Бак. — Но она держится молодцом. Ты бы ею гордилась.
— Я уже горжусь.
— Мы слушаем «Милую Клементину». При родах сукам помогать не надо. Лучше всего просто не вмешиваться. Бак это отлично понимает, но ему необходимо сознавать, что он приносит им облегчение своим присутствием и тем, как приветствует появление на свет их отпрысков. Узнав о том, что ваш отец поет «Клементину» ощенившейся суке волчьих кровей, вы скорее всего подумаете, что он тронулся рассудком, но когда мой отец начинает осуществлять на практике акушерско-музыкальные методы Ламеза, то это явный признак того, что он входит в норму.
— Мне очень жаль, — сказала я, — но про Клайда нет никаких новостей. Я делаю все, что могу. — Как ни тяжело мне было подвергать опасности его вновь обретенное душевное здоровье, упоминая Клайда, но я не могла поступить иначе. — Прошло только четыре дня. Я продолжаю поиски, и мне помогают разные люди.
— Люди, — проговорил он с отвращением. — Чего еще ты от меня хочешь? Я делаю все, что в моих силах, и мне помогает один парень. Я обратилась во все газеты, повсюду развесила объявления. Обошла все приюты. Все знают, что он пропал. Как только он обнаружится, я узнаю об этом через несколько секунд. К тому же мне известно, что у Остина Квигли его нет, я туда заходила. Если бы он был где-то поблизости, то я бы услышала, как он воет. У Остина его нет.
— Но у кого-то есть? — сказал Бак. — Какой-то ублюдок держит его у себя.
— Может, ты и прав. Я этим занимаюсь.
— У щенков должно быть двое родителей. Отцовство длится добрых три-четыре года.
— Мне это известно, — сказала я. — Ты же знаешь, что я читала Л. Дэвида Меча, да и Мэта Джерсона тоже. И к тому же слышала твои разговоры на эту тему. Я его найду.
— В воскресенье Регина возвращается. Я приеду.
— Конечно, — сказала я. — Погладь за меня Милли и спой ей моим голосом куплет из «Клементины».
Глава 16
Кевин не любит, когда ему звонят на работу, но я должна была что-то делать.
— Привет, Холли. Как дела?
— Отец временно пришел в себя, — сказала я, — но, если я не разыщу Клайда, он грозит приехать сюда в воскресенье.
— Я оговорился, — сказал Кевин. — Я спрашиваю о тебе, а вовсе не о твоем отце. Позволь мне исправить ошибку. Как поживаешь?
— Мне и в голову не приходило, что тебя это интересует. — Зря я так сказала. Когда он спрашивает, как у меня дела, то именно это и хочет спросить. — Я действительно страшно волнуюсь за Клайда. Голова у меня занята только одним — как бы узнать, не украден ли он. И если да, то, наверное, надо заняться исследовательскими лабораториями. Мне кое-что приходилось читать, но… не хочу даже думать об этом.
— Да, — сказал он.
— Но полиция мне, конечно же, помогает в розысках. Я права?
Рауди уже давно обнаружил, что может добиться от меня погладушек, пока я разговариваю по телефону. Поэтому он поднял голову, словно желая меня о чем-то спросить. Я покачала головой и улыбнулась ему в ответ.
— Прошло только пять дней, — сказал Кевин. — Не так много для потерявшейся собаки.
— Ах, Кевин, говори серьезно. Можно подумать, что Клайд обыкновенная собака. Он похож на волка. Если бы он бродил где-то поблизости, кто-нибудь обязательно узнал бы его и позвонил мне. Поверь, меня уже знают во всех приютах. Они бы позвонили.
— Я тоже позвонил бы.
— Ты говорил своим парням?
— Да. Тем, кто мне подчиняется.
— А как насчет тех, кто промышляет воровством собак?
Я почесывала Рауди затылок.
— Да. Я разговаривал с одним малым из западного Кембриджа, но, по-моему, он к этому отношения не имеет. Да и возле Фреш-Понд он никогда мне на глаза не попадался. — Кевин имел в виду не сам Фреш-Понд: так называют весь наш район. — Для него это слишком далеко.
— Благодарю за старания, — сказала я. — А что он с ними делает после того, как украдет?
— Разве я сказал, что он об этом рассказывал?
— Так он не рассказывал?
— Пусть будет так: он сказал мне, что не был поблизости от этих мест.
— Ладно, поговори с ним еще. Я сама поговорю. Где он живет?
— Ни за что, — сказал Кевин.
— Тогда сделай это сам. Узнай, куда деваются собаки. Клайд вполне мог погибнуть в одном из этих мест, даже если этот малый его и не украл. Или знаешь что? Ты наведаешься в лаборатории. Сколько их может быть в городе? Постороннего они, конечно, не пустят, особенно сейчас, когда в городском совете готовится решение, но ты можешь туда проникнуть.
— Каким образом?
— Придумай.
— Что именно?
— Где твое воображение?
— Ладно, — сказал Кевин. — Начну с Гарварда. Скажу, что вышел новый закон, по которому им теперь запрещено покупать собак. Они не поймут разницы.
— Отлично. А может быть, и я могу туда попасть? Должен же быть какой-нибудь способ. С чего начать?
— Послушай, возможно, мне не следует про это говорить, но ты давно в Кембридже? Я здесь с рождения. С чего начать? Ты же многих знаешь.
— В том числе и тех, кто мучит собак в исследовательских лабораториях? О, разумеется, я знаю десятки таких людей. И все они — мои лучшие друзья. Мы просто никогда не обсуждаем религию и политику. И что я стану делать, если найду Клайда в таком месте? Он самая нежная собака на свете. По-моему, он даже трусоват. — Терпеть не могу плакать, особенно по телефону. — Кевин, ты знаешь, что они делают?
— Эй, — сказал Кевин. — Не думай об этом. Если он в одном из этих мест, то попадает в разряд украденной собственности. Я его вытащу.
— То, что от него осталось. Если вообще осталось хоть что-нибудь.
Кевин сказал, что я должна кого-нибудь знать. Члены ратующей за права животных группы Мими — последние из обитателей Кембриджа, которые могли бы знать кого-нибудь из тех, кто был мне нужен, но я все-таки позвонила в их офис. Взявшая трубку женщина дала мне названия нескольких лабораторий и пожелала удачи. У меня созрел план. Не то чтобы какой-то особенный, но все-таки план. Мэт Джерсон. Он будет делать звонки и ходить с визитами. Профессор Гарварда? Ученый? Автор книги, изданной в университетском издательстве? Из всех, кого я знала, он подходил для такого дела как нельзя лучше. Одной из частей — правда, не самой важной — этого плана был способ, каким я хотела склонить Мэта принять участие в его осуществлении.
Прежде чем я успела связаться с ним по телефону, мне позвонила Фейс Барлоу.
— Я в Белмонте, — сообщила она. — Здесь кое-кто хочет с тобой поговорить. Тебе надо услышать одну историю.
— Я не могу, Фейс. Занимаюсь поисками Клайда.
— Знаю. Поэтому тебе и стоит приехать. Белмонт совсем рядом с Кембриджем, вниз по Конкорд-авеню за Фреш-Понд. По адресу, который мне дала Фейс, находился желтый дом типа ранчо, с небольшим передним двором и длинной лужайкой позади, усеянной весенними цветами. Двор заканчивался у самого пруда Спай. Вода в нем слишком грязная для купания, но на вид он даже красив, особенно если смотришь на него, сидя за столом в эркере уютного желтого домика.
— Вот мы и дали объявление в газету, — сказала особа, чей рассказ, по мнению Фейс, я непременно должна была выслушать. Это была крошечная женщина с очень короткими и очень курчавыми темными волосами, которая раньше жила по соседству с Фейс и переехала сюда месяца два назад. Звали ее Линдой. — «Ласков, прекрасно относится к детям. Отдадим в хорошие руки». Ну и все такое. И все это сущая правда. Он действительно был очень дружелюбным и прекрасно ладил с детьми. Дети его обожали. Они и имя ему выбрали. Его звали Грувер. С «Улицы Сезам»?
— Да, — сказала я.
— Но все дело в аллергии. Наш педиатр категорически настаивал, чтобы мы избавились от Грувера, потому что Джерид не вылезал из простуды. Что нам оставалось делать? То есть я хочу сказать, что мы верили, будто виной тому аллергия. Педиатр очень известный, и мы ему вполне доверяли. И вот теперь мы узнаем, что он всем так говорит. Он просто не любит собак. Кошек он тоже не любит. И я узнаю, что он всем это говорит. Он не делал никаких анализов, просто сказал, что у ребенка аллергия.
— А другой врач нашел что-то другое?
— Аллерголог! Он проверил Джерида и выяснил, что у него нет никакой аллергии на собак.
— Но к тому времени, когда вы посетили аллерголога, Грувера у вас уже не было?
— Да. Но мы, конечно, пытались его вернуть.
— И?
— Мы просто сваляли дурака. Молодой человек, которому мы отдали Грувера, казался таким милым. Сказал, что его зовут Дейв Джонсон. Груверу он тоже понравился. Когда отдаешь собаку, рекомендательных писем не спрашиваешь.
Ах не спрашиваешь? А надо бы. Но я этого не сказала.
— Еще он говорил про свою ферму и про то, какое Груверу там будет раздолье. Сказал, что его прежняя собака умерла. Отчасти это было правдой. Мы так решили потому, что в задней части его машины лежала одна из тех загородок, какие обычно бывают в автофургонах. Он казался самым обыкновенным, славным рабочим парнем. Очень славным. Но когда мы попытались до него дозвониться, то оказалось, что такого просто не существует.
— Оказалось, что это телефон химчистки, — сказала Фейс.
— По-моему, он все выдумал, — сказала Линда. — Но эта химчистка в Садбери, где и его ферма, хотя никакого телефона на его имя там не числится. Адреса его у нас нет, но он назвал улицу. Мы и поехали. Это было три недели назад. Детей мы с собой не взяли. Ну, прежде всего, там нет никаких ферм, а просто дома. Мы останавливались, спрашивали о нем. В конец концов мы все выяснили. Ни о каком Дейве Джонсоне там никто даже не слышал. Тогда мы поняли, что это все равно что Джон Смит. Дейв Джонсон просто не существует.
— Я вам очень сочувствую, — сказала я. — В прошлое воскресенье у моего отца в Кембридже пропала собака. Я тоже не могу ее найти.
— Мы обещали детям вернуть Грувера. Не следовало этого делать.
— Как вы могли предполагать такое?
— Конечно не могли, — сказала Линда. — Я понимаю.
Мы с Фейс на несколько минут задержались на подъездной дороге перед домом Линды.
— Черт возьми, не понимаю, почему она мне не позвонила, — сказала Фейс. — Неделю-другую я подержала бы его у себя, пока выясняли, есть у ребенка аллергия или нет. «Отдадим в хорошие руки». Слыхала?
— Большинству ничего лучше просто в голову не приходит.
— А эта история с фермой?
— Да. Видимо, он и девушкам говорит, что хочет показать им свои офорты.
— И они, видимо, ему верят, — сказала Фейс. Она казалась скорее седой, чем блондинкой, и ямочек на ее щеках заметно не было. — Некоторые верят чему угодно. Линда далеко не дура, во всяком случае по большей части.
— Да, — сказала я. — Теперь она все поняла, не так ли? Мне очень жаль ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29