Избавлю вас от подробностей и скажу только, что Кембридж, оказывается, был очень гуманным и прогрессивным и уже запретил проведение тестов Дрейза и СД-50. Ну не безобидно ли звучат эти названия? СД означает «смертельная доза». СД- 50 — это тест на токсичность, при котором животным — в том числе собакам и кошкам — насильно скармливается то, что подлежит проверке. Тест ограничивает дозу, достаточную для того, чтобы убить половину подопытных пятьюдесятью процентами. Так-то! Ну разве Кембридж не великолепен? Мы оказались слишком цивилизованными, для того чтобы продолжать этим заниматься. Да и организация Мими едва ли ратовала за радикальные перемены. Предполагалось, что постановление будет только регулировать исследования на животных, а не остановит их. Исследования могут по-прежнему убивать животных. Но предполагалось, что делаться это будет гуманно. Клетки станут достаточно просторными, и животные смогут в них двигаться. Во время проведения болезненных экспериментов животные будут находиться «под наблюдением». Что, черт возьми, значит «под наблюдением»? Кто-то собирается на все это смотреть?
Хоть такое постановление и было самой обыкновенной болтовней, я выписала чек на сумму, какую могла себе позволить, набросала короткий ответ, в котором сообщала, что приду, положила то и другое в конверт и, как это ни глупо, пошла и удостоверилась, что Рауди благополучно спит на своем любимом месте в моей комнате. Спит. Живой. Там, где ему хватает места, чтобы двигаться. И находится под наблюдением такого человека, как я. Под наблюдением более чутким, тем, которого не хватило Клайду.
Клайд.
Рауди не возражал против того, что его разбудили, как никогда не возражал против прогулки или против возможности покрасоваться перед другими собаками, чем он и занимался у Мими, громогласно выражая сожаление по поводу того, что Реджис и Саншайн находятся по другую сторону проволочной сетки. Мими там не было, но Либби работала или по крайней мере старалась работать с Зип. Когда прибыл Рауди, ей пришлось бросить это занятие.
— Ты можешь передать это Мими? Мой скромный взнос в завтрашнюю встречу.
— Ты придешь?
— Да.
— А Стив?
— Понятия не имею.
— Это что-то новенькое, — сказала она.
— Новенькое. Настолько новенькое, что я не желаю об этом говорить. Идет?
— Не огрызайся.
— Я и не собиралась. Извини. Я хотела спросить Реджи о Клайде. Он где-то здесь?
— Он куда-то уехал. Ты подумала о принтере?
— Это его?
— В некотором роде.
— Как это понимать?
— Не задавай лишних вопросов, — сказала Либби. — Это выгодная сделка, ведь так?
— Да, — сказала я. — Но я на мели. Коплю деньги на новую собаку.
— Давно пора. Слыханное ли дело держать только одну собаку, правильно?
— Правильно.
Мы стояли около собачьих загонов, у самой подъездной дороги, когда Реджи на огромной скорости вывернул на нее свой зеленый фургон марки «бьюик». Я испугалась, что он кого-нибудь собьет, но он резко затормозил, и машина остановилась в двух футах от нас.
Не успел Реджи вылезти из машины, а мы поздороваться с ним, как Рауди принялся за свои штучки. Он заходил кругами на конце поводка, затем пустился в пляс и наконец плюхнулся на спину у Реджи в ногах. Он, конечно, пес дружелюбный, и мне это нравится, но к чему так показушничать?
Глава 15
Для моих родителей занятия по дрессировке и вождению были священнодействием. Я унаследовала их веру. Теперь мое священное время — вечер четверга, а мой храм — арсенал на Конкорд-авеню, неподалеку от транспортного кольца Фреш-Понд. Там находится Кембриджский клуб собаководства. Наше святилище представляет собой огромный, довольно обшарпанный зал с неровным паркетным полом, где церковными скамьями служат ряды изрезанных перочинным ножом деревянных скамеек. Но дело не в помещении. Здесь мы собираемся не по двое или по трое, а компаниями куда более многолюдными, и это самое главное.
В качестве урока на тот вечер мое священное животное и я выбрали первый параграф двадцать пятого раздела Инструкций по курсу общей дрессировки Американского клуба собаководства. Под заголовком «Непослушание» «за своевольное поведение собаки», включая «убегание от вожатого», двадцать пятым разделом Инструкций предусматривается наказание в зависимости от серьезности проступка. Согласно моей интерпретации этого текста, удирание с ринга было менее серьезным проступком, чем нанесение травм судье (покусы и пр.), но все же достаточно серьезным и заслуживало наказания: пятнадцать минут хождения на поводке и столько же без поводка под лай, повизгиванья и возню, несущиеся с того конца зала, где занималась группа начинающих. Потом, к великой радости моего пушистого грешника, мы продолжили занятия. Занятие в классе дрессировки — это присутствие других собак, а там, где собаки, жди развлечений и волнующих встреч. Того и гляди, что где-то рядом под аккомпанемент глухого рычания и зубовного скрежета вспыхнет перепалка. И если унылый болван на человеческом конце поводка не позволит тебе оказаться в самой гуще сражения, ты все равно испытаешь сильные ощущения, не говоря уже о том, что всегда приятно слышать похвалу в свой адрес и порицания в адрес соседей.
В тот вечер надеждам Рауди не суждено было осуществиться, поскольку Винс, наш главный дрессировщик, почти всегда предотвращает драки, едва услышав первый рык. Кроме того, Рауди отлично понимал, что впал в немилость, и был исполнен решимости вернуть себе утраченное расположение. Когда я давала ему команду «к ноге», он подпрыгивал, обегал вокруг моих ног и усаживался слева от меня, ставя передние лапы вровень с моими туфлями. Всякий раз, подбегая на мой зов, он самодовольно улыбался. «Раздел двадцать пятый? Я? Виновен в непослушании? — говорил его взгляд. — Здесь, должно быть, ошибка. Это какая-то другая собака».
— Посадить собак, — приказал нам Винс.
Мы выстроились шеренгой вдоль стены. Собаки сидели рядом. Те из нас, кто выставляет своих собак, отстегнули поводки и бросили их на пол позади них.
— Оставить собак, — распорядился Винс, и мы все как один вытянули перед их носами руки ладонью вниз, сказали «место!» и ушли.
Сука-метиска Рона Кафлина находилась рядом с Рауди, поэтому у противоположной стены зала я оказалась в компании Рона. Когда на занятиях во время длительной посадки или укладки вы оставляете собаку одну, то чисто теоретически должны стоять спокойно и не разговаривать. Но, повторяю, чисто теоретически. В тот вечер мы обсуждали предстоящее собрание у Мими. Людей, богатством не обремененных, всегда интересуют те, кто им обладает.
— Ты завтра идешь к ней? — спросил меня Рон.
— Да. А ты?
— Разве такое пропустишь. Ты у нее бывала?
— Нет. Только снаружи, во дворе. А ты внутрь заходил?
— Да. Как по-твоему, сколько у нее комнат?
— Не знаю. Может быть, тридцать?
— Неплохо, — сказал он. — Тридцать три, считая ванные.
Я всегда думала, что при подсчете комнат в доме ванные в расчет не берутся, но, видимо, водопроводчики придерживаются на сей предмет другого мнения.
— Ты считал?
— Нет. Я спросил.
— Устанавливал золотые краны или что-нибудь еще?
— Нет, ничего такого. Один раз был обыкновенный засор, а в другой — протекала труба.
— Небось там как в сказке?
— Совсем не то, что ты думаешь, — сказал Рон. — То есть там хорошо, красиво, но…
Винс прервал наш разговор:
— Вожатым вернуться к собакам.
Во время длительной укладки мы продолжили с того места, где остановились.
— А я думала, у нее не дом, а фантастика.
— На этот счет у меня есть теория, — сказал он. — Она для этого слишком богата. На кого ей производить впечатление? Понимаешь, что я имею в виду?
— Догадываюсь. К тому же если у вас тридцать три комнаты на одного человека?… Что уж тут говорить!
— На троих, — поправил меня Рон, — если считать горничную и этого… как его… У него свое жилье. В цокольном этаже.
— Реджи, — сказала я.
— Но это и впрямь смешно. Похоже, у нее есть кое-что из того, о чем ты говорила. Взять, к примеру, кухню. Там четыре мойки — уж я-то их немало повидал, — целых четыре. Можешь мне поверить.
— Я верю.
— Раз посмотришь, и сразу видно, что все из Западной Германии. А краны… да там в одной штуке только материала на тысячу долларов. И тут же всякая ерунда. И вот уж не поверишь, в комнате, где протекала труба, сотня удочек для ловли на муху, и половина из них настоящая дешевка. Как-то странно.
— Должно быть, это удочки ее мужа, — сказала я. — Он рыбачил и вязал мух. Во всяком случае, я догадываюсь, о чем ты говоришь. И собаки из той же серии. Ты их видел? У нее два действительно красивых пойнтера. Один выставочный, со вторым ее муж охотился. Ну а третья — так посмотреть не на что, просто калека.
— Вернуться к собакам, — объявил Винс.
— До завтра, — сказал Рон.
Когда Рауди наконец облюбовал место и поднял лапу на углу Конкорд-авеню и Эпплтон, было уже половина одиннадцатого. На подъездной дороге к моему дому Шейн выходил из своей легковой машины, если только это слово применимо к «мерседесу». Помыть мой «бронко» стоит столько же, сколько помыть грузовик, так что, может быть, он тоже не легковая машина, но все-таки это, несомненно, «форд», а не «мерседес». Я выбрала ее для двух своих собак, которых тогда держала — Винни и Дэнни, — и на всякий случай мне было нужно место еще и для третьей. Никогда не знаешь, что может случиться. Но вместимость — это еще не все. Приходилось учитывать снег и лед. Дело в том, что Дэнни страдал артритом, а Винни была уже немолода, и мне было необходимо иметь машину достаточно сильную — такую, которой нипочем снег и лед, чтобы им не пришлось много ходить (я говорю про Кембридж — в Аулз-Хед дороги распахивают). К тому же у «бронко», как ни странно, гораздо больше сходства с Рауди, чем с Винни и Дэнни. Люди далеко не всегда похожи на своих собак, но у их собак и машин всегда есть сходство. Рассудительный владелец трех догов, разумеется, не рассчитывает, что они поместятся в «корвете», а хозяину йоркширского терьера ни к чему фургон внушительных размеров. Однако и это еще не все. Откуда я могла знать, покупая «бронко», что Рауди окажется у меня? Явно некая таинственная сила заставила меня выбрать именно «бронко» — машину, специально предназначенную для того, чтобы ездить по снегу и льду. С тех пор как у меня появился Рауди, я всегда была довольна и им, и «бронко», и этим новым проявлением единства собачьей внешности и сути в нашем подчас непредсказуемом мире.
Еще до появления Шейна с его «мерседесом» и до того четверга я вдруг обратила внимание на то, как я выгляжу в своей собачьей одежде. Когда-то мои джинсы имели вполне приличный вид, но ничто не вечно, и теперь они порваны на коленях. Мою новую красную футболку с картинкой, очень похожей на физиономию Рауди, и надписью: «Сильна, как маламут» — полностью скрывало темно-синее непромокаемое пончо, которое лет десять назад имело вполне приличный вид. Правда, потом Винни — тогда еще совсем щенок — обгрызла с него бахрому, а Рауди случайно проделал в нем дыру, подпрыгнув за теннисным мячом, который я держала в руке. К тому же дрессировка маламута не такая уж легкая работа, а испарина на лбу никак не украшает волосы.
Так мы и столкнулись: я со своей ручной тележкой, в одежде, скроенной собаками, с прической от Кембриджского клуба дрессировки — и Шейн, выходивший из «мерседеса» цвета ирландского сеттера, в плотном английском полупальто и с белокурыми волосами, сверкавшими в свете, лившемся из задней двери моего дома.
— Холли? Что вы здесь делаете так поздно?
— Занималась с собакой, — ответила я и подумала, не предложить ли ему зайти, но у меня на кухне очень яркий свет, а на пончо еще не были отстираны пятна, оставшиеся с тех пор, когда Сэсс, одна из моих сук, кормила на нем своих щенков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Хоть такое постановление и было самой обыкновенной болтовней, я выписала чек на сумму, какую могла себе позволить, набросала короткий ответ, в котором сообщала, что приду, положила то и другое в конверт и, как это ни глупо, пошла и удостоверилась, что Рауди благополучно спит на своем любимом месте в моей комнате. Спит. Живой. Там, где ему хватает места, чтобы двигаться. И находится под наблюдением такого человека, как я. Под наблюдением более чутким, тем, которого не хватило Клайду.
Клайд.
Рауди не возражал против того, что его разбудили, как никогда не возражал против прогулки или против возможности покрасоваться перед другими собаками, чем он и занимался у Мими, громогласно выражая сожаление по поводу того, что Реджис и Саншайн находятся по другую сторону проволочной сетки. Мими там не было, но Либби работала или по крайней мере старалась работать с Зип. Когда прибыл Рауди, ей пришлось бросить это занятие.
— Ты можешь передать это Мими? Мой скромный взнос в завтрашнюю встречу.
— Ты придешь?
— Да.
— А Стив?
— Понятия не имею.
— Это что-то новенькое, — сказала она.
— Новенькое. Настолько новенькое, что я не желаю об этом говорить. Идет?
— Не огрызайся.
— Я и не собиралась. Извини. Я хотела спросить Реджи о Клайде. Он где-то здесь?
— Он куда-то уехал. Ты подумала о принтере?
— Это его?
— В некотором роде.
— Как это понимать?
— Не задавай лишних вопросов, — сказала Либби. — Это выгодная сделка, ведь так?
— Да, — сказала я. — Но я на мели. Коплю деньги на новую собаку.
— Давно пора. Слыханное ли дело держать только одну собаку, правильно?
— Правильно.
Мы стояли около собачьих загонов, у самой подъездной дороги, когда Реджи на огромной скорости вывернул на нее свой зеленый фургон марки «бьюик». Я испугалась, что он кого-нибудь собьет, но он резко затормозил, и машина остановилась в двух футах от нас.
Не успел Реджи вылезти из машины, а мы поздороваться с ним, как Рауди принялся за свои штучки. Он заходил кругами на конце поводка, затем пустился в пляс и наконец плюхнулся на спину у Реджи в ногах. Он, конечно, пес дружелюбный, и мне это нравится, но к чему так показушничать?
Глава 15
Для моих родителей занятия по дрессировке и вождению были священнодействием. Я унаследовала их веру. Теперь мое священное время — вечер четверга, а мой храм — арсенал на Конкорд-авеню, неподалеку от транспортного кольца Фреш-Понд. Там находится Кембриджский клуб собаководства. Наше святилище представляет собой огромный, довольно обшарпанный зал с неровным паркетным полом, где церковными скамьями служат ряды изрезанных перочинным ножом деревянных скамеек. Но дело не в помещении. Здесь мы собираемся не по двое или по трое, а компаниями куда более многолюдными, и это самое главное.
В качестве урока на тот вечер мое священное животное и я выбрали первый параграф двадцать пятого раздела Инструкций по курсу общей дрессировки Американского клуба собаководства. Под заголовком «Непослушание» «за своевольное поведение собаки», включая «убегание от вожатого», двадцать пятым разделом Инструкций предусматривается наказание в зависимости от серьезности проступка. Согласно моей интерпретации этого текста, удирание с ринга было менее серьезным проступком, чем нанесение травм судье (покусы и пр.), но все же достаточно серьезным и заслуживало наказания: пятнадцать минут хождения на поводке и столько же без поводка под лай, повизгиванья и возню, несущиеся с того конца зала, где занималась группа начинающих. Потом, к великой радости моего пушистого грешника, мы продолжили занятия. Занятие в классе дрессировки — это присутствие других собак, а там, где собаки, жди развлечений и волнующих встреч. Того и гляди, что где-то рядом под аккомпанемент глухого рычания и зубовного скрежета вспыхнет перепалка. И если унылый болван на человеческом конце поводка не позволит тебе оказаться в самой гуще сражения, ты все равно испытаешь сильные ощущения, не говоря уже о том, что всегда приятно слышать похвалу в свой адрес и порицания в адрес соседей.
В тот вечер надеждам Рауди не суждено было осуществиться, поскольку Винс, наш главный дрессировщик, почти всегда предотвращает драки, едва услышав первый рык. Кроме того, Рауди отлично понимал, что впал в немилость, и был исполнен решимости вернуть себе утраченное расположение. Когда я давала ему команду «к ноге», он подпрыгивал, обегал вокруг моих ног и усаживался слева от меня, ставя передние лапы вровень с моими туфлями. Всякий раз, подбегая на мой зов, он самодовольно улыбался. «Раздел двадцать пятый? Я? Виновен в непослушании? — говорил его взгляд. — Здесь, должно быть, ошибка. Это какая-то другая собака».
— Посадить собак, — приказал нам Винс.
Мы выстроились шеренгой вдоль стены. Собаки сидели рядом. Те из нас, кто выставляет своих собак, отстегнули поводки и бросили их на пол позади них.
— Оставить собак, — распорядился Винс, и мы все как один вытянули перед их носами руки ладонью вниз, сказали «место!» и ушли.
Сука-метиска Рона Кафлина находилась рядом с Рауди, поэтому у противоположной стены зала я оказалась в компании Рона. Когда на занятиях во время длительной посадки или укладки вы оставляете собаку одну, то чисто теоретически должны стоять спокойно и не разговаривать. Но, повторяю, чисто теоретически. В тот вечер мы обсуждали предстоящее собрание у Мими. Людей, богатством не обремененных, всегда интересуют те, кто им обладает.
— Ты завтра идешь к ней? — спросил меня Рон.
— Да. А ты?
— Разве такое пропустишь. Ты у нее бывала?
— Нет. Только снаружи, во дворе. А ты внутрь заходил?
— Да. Как по-твоему, сколько у нее комнат?
— Не знаю. Может быть, тридцать?
— Неплохо, — сказал он. — Тридцать три, считая ванные.
Я всегда думала, что при подсчете комнат в доме ванные в расчет не берутся, но, видимо, водопроводчики придерживаются на сей предмет другого мнения.
— Ты считал?
— Нет. Я спросил.
— Устанавливал золотые краны или что-нибудь еще?
— Нет, ничего такого. Один раз был обыкновенный засор, а в другой — протекала труба.
— Небось там как в сказке?
— Совсем не то, что ты думаешь, — сказал Рон. — То есть там хорошо, красиво, но…
Винс прервал наш разговор:
— Вожатым вернуться к собакам.
Во время длительной укладки мы продолжили с того места, где остановились.
— А я думала, у нее не дом, а фантастика.
— На этот счет у меня есть теория, — сказал он. — Она для этого слишком богата. На кого ей производить впечатление? Понимаешь, что я имею в виду?
— Догадываюсь. К тому же если у вас тридцать три комнаты на одного человека?… Что уж тут говорить!
— На троих, — поправил меня Рон, — если считать горничную и этого… как его… У него свое жилье. В цокольном этаже.
— Реджи, — сказала я.
— Но это и впрямь смешно. Похоже, у нее есть кое-что из того, о чем ты говорила. Взять, к примеру, кухню. Там четыре мойки — уж я-то их немало повидал, — целых четыре. Можешь мне поверить.
— Я верю.
— Раз посмотришь, и сразу видно, что все из Западной Германии. А краны… да там в одной штуке только материала на тысячу долларов. И тут же всякая ерунда. И вот уж не поверишь, в комнате, где протекала труба, сотня удочек для ловли на муху, и половина из них настоящая дешевка. Как-то странно.
— Должно быть, это удочки ее мужа, — сказала я. — Он рыбачил и вязал мух. Во всяком случае, я догадываюсь, о чем ты говоришь. И собаки из той же серии. Ты их видел? У нее два действительно красивых пойнтера. Один выставочный, со вторым ее муж охотился. Ну а третья — так посмотреть не на что, просто калека.
— Вернуться к собакам, — объявил Винс.
— До завтра, — сказал Рон.
Когда Рауди наконец облюбовал место и поднял лапу на углу Конкорд-авеню и Эпплтон, было уже половина одиннадцатого. На подъездной дороге к моему дому Шейн выходил из своей легковой машины, если только это слово применимо к «мерседесу». Помыть мой «бронко» стоит столько же, сколько помыть грузовик, так что, может быть, он тоже не легковая машина, но все-таки это, несомненно, «форд», а не «мерседес». Я выбрала ее для двух своих собак, которых тогда держала — Винни и Дэнни, — и на всякий случай мне было нужно место еще и для третьей. Никогда не знаешь, что может случиться. Но вместимость — это еще не все. Приходилось учитывать снег и лед. Дело в том, что Дэнни страдал артритом, а Винни была уже немолода, и мне было необходимо иметь машину достаточно сильную — такую, которой нипочем снег и лед, чтобы им не пришлось много ходить (я говорю про Кембридж — в Аулз-Хед дороги распахивают). К тому же у «бронко», как ни странно, гораздо больше сходства с Рауди, чем с Винни и Дэнни. Люди далеко не всегда похожи на своих собак, но у их собак и машин всегда есть сходство. Рассудительный владелец трех догов, разумеется, не рассчитывает, что они поместятся в «корвете», а хозяину йоркширского терьера ни к чему фургон внушительных размеров. Однако и это еще не все. Откуда я могла знать, покупая «бронко», что Рауди окажется у меня? Явно некая таинственная сила заставила меня выбрать именно «бронко» — машину, специально предназначенную для того, чтобы ездить по снегу и льду. С тех пор как у меня появился Рауди, я всегда была довольна и им, и «бронко», и этим новым проявлением единства собачьей внешности и сути в нашем подчас непредсказуемом мире.
Еще до появления Шейна с его «мерседесом» и до того четверга я вдруг обратила внимание на то, как я выгляжу в своей собачьей одежде. Когда-то мои джинсы имели вполне приличный вид, но ничто не вечно, и теперь они порваны на коленях. Мою новую красную футболку с картинкой, очень похожей на физиономию Рауди, и надписью: «Сильна, как маламут» — полностью скрывало темно-синее непромокаемое пончо, которое лет десять назад имело вполне приличный вид. Правда, потом Винни — тогда еще совсем щенок — обгрызла с него бахрому, а Рауди случайно проделал в нем дыру, подпрыгнув за теннисным мячом, который я держала в руке. К тому же дрессировка маламута не такая уж легкая работа, а испарина на лбу никак не украшает волосы.
Так мы и столкнулись: я со своей ручной тележкой, в одежде, скроенной собаками, с прической от Кембриджского клуба дрессировки — и Шейн, выходивший из «мерседеса» цвета ирландского сеттера, в плотном английском полупальто и с белокурыми волосами, сверкавшими в свете, лившемся из задней двери моего дома.
— Холли? Что вы здесь делаете так поздно?
— Занималась с собакой, — ответила я и подумала, не предложить ли ему зайти, но у меня на кухне очень яркий свет, а на пончо еще не были отстираны пятна, оставшиеся с тех пор, когда Сэсс, одна из моих сук, кормила на нем своих щенков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29