А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Недавно он получил звание бригадного генерала, но одет был в штатское – яркую спортивную куртку и двухцветные туфли. Он потряс руку Нортону и повел его в Западное крыло.
– Бен, что происходит, черт возьми? – спросил Сарадино, когда они шли мимо одетых в черные костюмы агентов секретной службы, казалось, почти не обращавших на них внимания.
– Ты о чем?
– Я никогда не видел шефа таким встревоженным. В чем дело?
– Не имею права говорить, Джо.
Сарадино бросил на него быстрый, недоверчивый взгляд. Остановились в застланном зеленым ковром коридоре напротив Овального кабинета, и Сарадино взглянул на часы. Было без двух минут десять.
– Вот что я скажу тебе, Бен. Если можешь как-то облегчить душу этому человеку, постарайся. У него сейчас столько забот, что он не в состоянии упомянуть их все в своих молитвах. Весь Ближний Восток может взорваться в любое время, в любой час. Этот человек находится поистине меж двух огней. Поверь, жутко смотреть, как его терзают все эти заботы. Кабинет его больше всего похож на камеру пыток. Ты уж не создавай ему новых проблем, дружище.
Сарадино снова взглянул на часы и, когда минутная стрелка встала вертикально, ровно в десять постучал в дверь, распахнул ее, и Нортон вошел в кабинет президента.
Он позволил себе быстро окинуть взглядом прекрасно обставленную комнату. В глаза ему бросились пиловский портрет Вашингтона над камином, бюсты Линкольна и Кеннеди, большой стол президента, стоящий возле него покрытый плексигласом глобус, высокие окна, выходящие на Розовый сад, а потом он сосредоточил внимание на двух людях, вставших, чтобы приветствовать его. Эд Мерфи был взъерошенным, недоверчивым, угрюмым. Фрэнк Кифнер – прилизанным, радушным, бодрым.
– Президент спустится через минуту, – сказал Мерфи.
– Отлично.
– Давай сядем, – продолжал Мерфи. – Поговорим, пока его нет. Он сказал, у тебя есть что-то новое по делу Хендрикс.
– Есть, – сказал Нортон и сел на один из диванов лицом к собеседникам.
– Может, есть смысл поговорить сперва со мной или с Фрэнком?
– Я должен говорить лично с ним, – сказал Нортон. – Он с этим согласился.
Мерфи нахмурился.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Нортон тоже на это надеялся, но промолчал. Дверь отворилась, и все трое напряглись, готовясь встать при появлении президента, но в кабинет вошел морской пехотинец в красной куртке, он нес на подносе кофе. Нортон и Кифнер отказались. Мерфи взял чашку, когда он пил, руки его тревожно дрожали.
– А я собирался на пляж, Бен, – сказал Кифнер. – Ты испортил мне выходной. Это, знаешь ли, уголовное преступление.
Нортон выдавил улыбку. Шутка показалась ему не особенно остроумной, но лучше было поболтать, чем слушать стук зубов Мерфи о чашку.
– Выходной, по-моему, испорчен у многих, – сказал он. – Слышал кто-нибудь, как состояние Макнейра?
– Утром я говорил с врачами, – сказал Мерфи. – Он поправится. Врачи говорят: войди пуля на дюйм ниже, ему бы конец.
– Кстати, Бен, – сказал Кифнер, – в Виргинии выписан ордер на твой арест. Из-за того, что ты скрылся с места преступления.
Нортон не понял, шутка это или нет, но не успел спросить, как дверь распахнулась снова и на сей раз вошел президент. За ним следовал Ник Гальяно. Все трое встали, и президент, кивнув Мерфи и Кифнеру, подошел к Нортону и протянул руку.
– Давно мы не виделись, Бен, – сказал Чарлз Уитмор. Голос его был мягок и звучен, загорелое лицо уверенно, и в тот миг, когда они стояли почти вплотную, лицом к лицу, Нортон почувствовал, что его подавляет ореол уверенности и власти, окружающий как личность Уитмора, так и его должность. Появилось желание верить и содействовать этому человеку. Он ощутил, что слабеет, словно в кабинет поступал какой-то газ, от которого люди теряют решимость.
Выпустив руку президента, Нортон отступил назад.
– Спасибо, что приняли меня, – сказал он, нарочно опустив почти обязательное «сэр». Нортон постоянно твердил себе: «Он такой же человек, как и все».
– После того, что ты сказал по телефону, у меня не оставалось выбора, – ответил Уитмор. – Давайте присядем, джентльмены, и послушаем, что Бен скажет нам.
Президент сел за свой стол и вынул из верхнего ящика коробку сигар. Ник Гальяно подошел к камину и сел в кресло. Трое остальных сели в кресла, обращенные к президенту.
– Хочет кто-нибудь присоединиться ко мне? – спросил Уитмор и поднял сигару «монте-кристо». Все покачали головами, и президент рассмеялся.
– Кубу я признал, поэтому имею право курить их, – сказал он и зажег сигару. С удовольствием пыхнул, подался вперед и уставился на Нортона.
– Возможно, ты не знаешь, Бен, но я был в таком же неведении относительно гибели Донны, как и все остальные. Эду я велел поднажать на полицию, но в ответ только и слышал, что у них есть несколько подозреваемых, но ничего определенного. Вдруг звонишь ты и говоришь, что знаешь, кто ее убил. – Он покачал головой и затянулся снова. – После вчерашней истории я догадываюсь, что этот Риддл имел серьезное отношение к делу. Черт, я встречался с ним только один раз, теперь начинает казаться, что он был сюда кем-то подослан.
– Вину за Риддла принимаю на себя, – сказал Эд Мерфи. – Вчера я свел некоторых людей и узнал много такого, о чем никто не потрудился сказать мне сразу. Он служил в ЦРУ и был связан с Уитом Стоуном. Видимо, нам никогда не узнать, какие планы вынашивал этот тип. Но мы знаем, что вчера он стрелял в Макнейра, и, по-моему, Донну убил он же. Мне кажется, Бен выяснил именно это. И должен сказать, что извиняюсь перед Беном. Он предупреждал меня насчет Риддла и оказался прав. Риддл был мерзавцем, я рад, что мы наконец от него избавились. Об этом ты и хотел сказать, не так ли, Бен?
Нортон поглядел на Мерфи с невольным уважением. До чего же хитер и расчетлив! Свалить всю вину на Риддла, раздать сигары, принести поздравления, пожать всем руки и с улыбкой уйти. Но этому не бывать.
– Риддл не убивал Донну, – сказал Нортон.
– Откуда ты знаешь? – спросил Кифнер. – Какие у тебя есть доказательства?
– Думаю, следует начать сначала, – сказал Нортон. – Вы не против, мистер президент?
– Начинай, – сказал Уитмор и подался вперед, не расставаясь с кубинской сигарой.
– Хорошо. Прежде всего я узнал, что Джефф Филдс установил в своем доме на Вольта-плейс звукозаписывающую систему, включающуюся от звука голоса.
– Откуда узнал? – требовательно спросил Эд Мерфи.
– От Гейба Пинкуса, а он, видимо, от полицейских.
– Это правда, – сказал Фрэнк Кифнер. – Наши люди обнаружили эту систему, но пленки не нашли. Филдс утверждал, что никогда не заправлял туда пленку.
– Да, – сказал Нортон, – однако накануне гибели он проговорился мне, что пленка где-то есть. Где именно, он не сказал, но к тому времени я был убежден, что Риддл находится в центре событий, и поэтому не отставал от Макнейра в надежде, что он расскажет мне кое-что о Риддле. Вчера утром Макнейр согласился поговорить со мной после теннисного матча, но Риддл его ранил.
– Как мог Риддл узнать о согласии Макнейра? – спросил президент.
– Точно не знаю, – ответил Нортон, – но Риддл был специалистом по подслушиванию, так что вывод делайте сами. Похоже, он немало знал о том, кто что говорил и делал. Держу пари, если вы найдете жилище Риддла, то обнаружите там множество пленок, копий документов и бог знает чего еще.
– Займешься этим немедленно, Эд, – приказал президент. – Бен, как по-твоему, что за игру вел этот Риддл? Чего он хотел?
– Трудно сказать, – ответил Нортон. – Может, приключений. Может, высокой должности. Думаю, он был не совсем нормален. У меня есть сведения о его связи с Уитом Стоуном – Стоун подсунул вам Риддла с целью раздобыть материал для шантажа. Хотелось бы знать, что за планы были у Стоуна.
– Этот тип ведет много игр, – сказал президент. – Он думал, что я сделаю его министром юстиции, как-то я сказал ему это в шутку, а он, видимо, принял всерьез. Кроме того, он адвокат многих крупных нефтепромышленников, а эта публика ведет игру грубо. Раздобудь Стоун что-то против меня, так они полезли бы ко мне со своими грязными делами. Ну а что пленка, Бен? Давай вернемся к ней.
– Небольшое сообщение, – сказал Кифнер. – Сегодня утром я был у Макнейра в больнице, он сказал, что видел в столе у Риддла коробку с пленкой, на ней стояли буквы «Д. X.», и Риддл грозился убить его, если он кому-нибудь проболтается. Об этом Макнейр и хотел рассказать вчера Бену.
– Охотно верю, – сказал Нортон. – Потому что, когда Риддл разбился, я нашел эту пленку. Вот почему я так поспешно уехал. Не хотел отдавать ее виргинской полиции, да и никому другому. Пленку я привез домой, прослушал, а потом позвонил президенту и попросил об этой встрече.
Он мог бы добавить, что после звонка взял пленку, поехал в отель и провел там ночь под вымышленной фамилией. Даже теперь где-то в глубине сознания у него таился страх, что в любой миг кто-то может нажать кнопку, он провалится и бесследно исчезнет.
– И эта пленка у тебя при себе? – сказал президент.
– Да, сэр, – ответил Нортон, машинально похлопав себя по карману пиджака. – Я прокручу ее, как только все будет готово.
– Все готово, – сказал президент. – Магнитофон в этом шкафу.
Нортон встал и подошел к шкафу.
– Пленка ничего не доказывает, – впервые подал голос Ник Гальяно. – Ее можно подделать, смонтировать, сделать все, что угодно.
– Это может определить эксперт, – сказал Кифнер.
– Никакого житья от этих проклятых экспертов, – сказал Ник.
Нортон открыл шкаф и уставился на лучший магнитофон из всех, какие ему доводилось видеть.
– Я не записываю то, что здесь говорится, если ты думаешь об этом, – сказал президент. – Знаешь, как обращаться с ним? Или кого-нибудь вызвать?
– Думаю, справлюсь сам, – ответил Нортон, достал из кармана пленку и стал ее устанавливать.
– Не знаю, правомочны ли мы так поступать, – сказал Эд Мерфи. – Раз это новая улика, ее нужно сразу передать в прокуратуру. Мы не вправе ничего нарушать ради удовлетворения любопытства.
Президент вопросительно глянул на молодого прокурора.
– Фрэнк?
– У меня нет никаких возражений, – ответил Кифнер. – Я представляю здесь министерство юстиции. А вы в конце концов президент.
– Так меня уверяют, – пробормотал Уитмор. – Ладно, Бен, действуй.
Нортон воззрился на президента, удивляясь его спокойствию. Неужели он не знает, что сейчас услышит? Неужели ему это безразлично? Или он изображает неведение? Как бы там ни было, этот сукин сын умеет владеть собой.
Нортон нажал кнопку. Послышался какой-то шум, потом раздался телефонный звонок, и женский голос произнес: «Алло?» Нортон включил перемотку, и пленка с громким свистом завертелась.
– Это Донна отвечает по телефону, – сказал Нортон. – Полагаю, что данный разговор особого значения не имеет.
Ему стало любопытно, понял ли президент, что это за разговор. Выждав несколько секунд, он снова включил запись, свист перешел в негромкий шум. Фрэнк Кифнер закашлялся, кресло президента скрипнуло. Внезапно на весь Овальный кабинет раздался стук в дверь. Этот звук, последующие шумы и голоса слышались совершенно ясно; Нортону вспомнились старые радиопьесы, которые он слушал в детстве, лежа на полу в гостиной.
«Кто там?» – спросила Донна.
«Я. Открой». – Это был мужской голос, грубый и нетерпеливый. Нортону стало интересно, узнают ли его остальные. Он сидел, глядя на вертящуюся катушку, почему-то не желая смотреть на лица присутствующих.
«Кто? А, сейчас».
Послышался лязг цепочки, щелканье засова, скрип двери.
«Это ты? Что тебе нужно?»
«Поговорить».
«Нам не о чем говорить».
«По-моему, есть. Ну что, пригласишь меня войти или нет?»
«Ладно, входи».
Дверь закрылась, по коридору дома на Вольта-плейс прозвучали шаги.
«Можешь сесть сюда, – сказала Донна. – Что ты хотел мне сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41