А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– спросил Ивенс.
– Я, пожалуй, пройдусь, – сказал Нортон. Они помахали друг другу на прощание, Нортон пошел по улице и, миновав французский ресторан, свернул за угол к магазину грампластинок.
– Бен, сюда, – послышался голос из темноты.
Нортон вошел в подворотню и обнаружил Гейба Пинкуса.
– Все чисто? – прошептал Гейб.
– Мы с этим человеком ушли последними.
– Кто он?
– Рядовой сотрудник.
– А уборщицы?
– Давно разошлись, в фирме никого, свет везде погашен, – сказал Нортон. – Гейб, я что-то побаиваюсь.
– Не хнычь, – резко сказал репортер. – Где ключи?
Нортон покорно полез в карман, но тут из-за угла вышли мужчина и женщина. Гейб прижал его к стене. Парочка пошла дальше, оживленно говоря о новом фильме Бергмана.
– Ключи, ключи, – нетерпеливо прошептал Гейб. Нортон отдал ключи.
– Большой отпирает дверь напротив автостоянки, – сказал он. – Наверх можно подняться, не проходя через вестибюль. Другой от двери в коридор. Потом уже действуй сам. Кабинет Стоуна в самом конце коридора.
– Знаю, – ответил Гейб. – А ты убирайся и где-нибудь покажись на глаза.
– Ради бога, будь осторожен, – сказал Нортон и торопливо пошел искать такси.
Гейб несколько минут оставался в подворотне, наблюдая за темными окнами фирмы «Коггинс, Копленд и Стоун». Одет он был лучше, чем обычно – в темный костюм с жилетом – и держал в руке кожаный портфель, стараясь походить на юриста, заработавшегося допоздна. Но его черные ботинки были на резиновой подошве, и в портфеле находились не юридические документы, а орудия взлома. Это дело нравилось ему не больше, чем Нортону. Работая полицейским репортером, он не раз нарушал закон, но в последнее время использовал более тонкие средства. Сейчас ему было что терять. Но ради досье Гувера он был готов на любой риск.
Глубоко вздохнув, Гейб расправил плечи, вышел из подворотни и уверенно зашагал по улице. Несколько минут спустя он находился в приемной фирмы. Включив фонарик, направил луч света в темный коридор, ведущий к кабинету Уита Стоуна, и медленно пошел вперед. Дойдя до поворота налево, он осторожно выглянул из-за угла и отпрянул назад, увидев свет под дверью одного из кабинетов. Гейб замер, мысленно проклиная Бена Нортона. «Все юристы ни к черту не годятся, – думал он, – одни мошенники, другие тупицы». Есть кто-нибудь в этом кабинете? Или Нортон ошибся, сказав, что свет везде выключен? Гейб слышал, как колотится его сердце. Нужно было либо уходить, либо ждать. Если бы из кабинета послышался какой-нибудь звук или кто-то вышел, Гейб, несомненно, успел бы убежать. Поэтому он ждал. Все звуки, которые он слышал, – шум автобусов, хлопанье автомобильных дверец, внезапный взрыв смеха – доносились с улицы. Пропуская их мимо ушей, Гейб сосредоточился на серебристой полоске света под дверью. Все его мысли были о досье Гувера, которое, возможно, находилось в пятидесяти футах и может оказаться у него в руках через полчаса. Досье Гувера! Гейб дрожал при этой мысли. Вся ослепляющая неопровержимая правда о тридцати годах американской политики, история алчности и вожделения, лжи, лицемерия и продажности небывалых в истории масштабов. Правда, которую даже самый осведомленный журналист не мог представить себе во всем объеме. Правда, которую знал только бог (если он существует, во что Гейбу не верилось) и не делился ею с журналистами.
Как ни странно, Гейб толком не представлял, что будет делать с досье, если найдет его. Продавать досье он не хотел и сомневался, что газета многое оттуда напечатает. Он хотел раздобыть досье для себя. Хотел взглянуть правде в лицо. Хотел увидеть тех людей в истинном свете, проникнуть за тщательно созданную для общества маску, в черноту их душ. Вот уже десяток лет политиканы использовали Гейба в своих интересах, обманывали, унижали, презирали, и он стал считать себя одним из немногих честных людей в Вашингтоне. Это и возвышало его в собственных глазах, не журналистские премии, а сознание собственного превосходства. Если досье Гувера отыщется, оно сразу же подтвердит его худшие предположения и оправдает высокое мнение о себе самом.
Прошло тридцать минут, из освещенного кабинета не донеслось ни звука, и Гейб решил, что свет, должно быть, забыла выключить уборщица, а этот болван Нортон не заметил. Он беззвучно шагнул за угол, остановился перед дверью, ничего не услышал и направился к кабинету Уита Стоуна. Замок открылся отмычкой. Гейб закрыл за собой дверь и осветил фонариком безмолвный кабинет. Представлял он собой прямоугольную комнату, в одном ее конце стоял стол, в другом – диван и кресла. Гейб увидел возле дивана какую-то дверь – Нортон о ней не упоминал, – торопливо подошел и толкнул ее. Дверь отворилась, за ней была небольшая комната с картотекой и кроватью, еще одна дверь вела в ванную.
Удовлетворив любопытство, Гейб вернулся к столу Стоуна. Отперев верхний ящик, он обнаружил там пузырек аспирина, склянку с капсулами амилнитрита. Библию, несколько юридических документов и синюю адресную книжку. Сунув ее в карман, он стал обыскивать другие ящики. Там не оказалось ничего интересного, но в самом нижнем луч фонарика упал на большой пакет. Гейб вынул его, открыл и увидел машинописные страницы. Дрожащей рукой вытащил титульный лист, надеясь обнаружить фамилию «Гувер», но там было написано:
Донна Хендрикс
Друзья познаются у власти
Роман
Гейб злобно выругался, но сунул рукопись в портфель и принялся за поиски сейфа. Сейф оказался за снимком английского джентльмена в красной куртке, едущего верхом на псовую охоту, и Гейб вскоре понял, что, как он и опасался, с замком ему не справиться. Этому искусству он учился у знакомого, в прошлом преступника, но пальцам его не хватало той чувствительности, что была у мастера. При вращении диска кончики пальцев не улавливали щелканья тумблеров внутри. Он пожал плечами, снова надел перчатки и вернул на место охотничью сцену; собственно говоря, он сомневался, что у Стоуна хватит глупости оставить досье в таком доступном месте. Потом направился в комнатку, где была картотека. И едва вошел туда, услышал какой-то звук.
Погасив фонарик, Гейб стал смотреть в приоткрытую дверь. Дверь в кабинет распахнулась, и луч фонарика устремился к пустому столу.
– Ты у меня на мушке! – рявкнул вошедший. – Подними руки и выходи.
Гейб увидел в профиль незнакомого худощавого брюнета с револьвером в одной руке и фонариком в другой. Притворив дверь, оставив лишь узкую щелку, он наблюдал, как незнакомец подошел к столу, подергал ящики, а потом с револьвером наготове стал медленно, настороженно поворачиваться, оглядывая безмолвный кабинет. Когда взгляд его упал на дверь, за которой скрывался Гейб, он медленно направился к ней. Гейб захлопнул дверь, замкнул и придвинул к ней шкаф с картотекой. Потом зашел в ванную и заперся. У него было три возможности: драться с вооруженным, сдаться в надежде, что у него достаточно улик против Стоуна и можно будет отвертеться от тюрьмы, или бежать.
– Если не выйдешь через пять секунд, войду я! – крикнул незнакомец. Как ни странно, его мелодраматический выкрик вселил в Гейба надежду – похоже, незнакомец был дураком. Гейб стал открывать трудно поддающееся окно. Потом услышал негромкий выстрел. Этот сукин сын расправлялся с замком. Распахнув окно, Гейб выглянул. До тротуара не меньше двадцати футов, прыгать высоко, но вокруг здания тянулся узкий карниз.
Послышался грохот – незнакомец распахнул дверь, повалив шкаф с картотекой. Гейб вылез в окно и осторожно пошел по карнизу, но, едва прошел дюжину футов, преследователь высунулся из окна ванной и навел револьвер на его бешено колотящееся сердце.
– Возвращайся, приятель, иначе тебе конец.
– Ладно, друг, успокойся, – сказал Гейб. – Твоя взяла.
– Еще бы! – торжествующе прошептал тот.
Гейб глянул вниз. В дюжине футов под ним над тротуаром тянулся сине-белый парусиновый тент ресторана «СЬег Р1егге». «Ну что ж, – решил Гейб, – из двух зол выбирают меньшее», – и прыгнул вниз.
Брезент с треском разорвался, и Гейб не совсем мягко приземлился на тротуар. Крепко сжимая портфель, он поднялся на ноги, довольный собой, – в такие переделки он попадал в бытность полицейским репортером, – потом взглянул вверх и с удивлением увидел, что его преследователь идет по карнизу, а потом – прыжок на разорванный брезент.
«Господи, – подумал Гейб, – это же псих!» И бросился бежать со всех ног.
Преследователь пролетел через дыру в тенте, сильно ударился о тротуар и взвыл от боли, казалось, у него была сломана лодыжка. Но когда водитель такси притормозил и поинтересовался, что происходит, он пригрозил водителю пистолетом и, прихрамывая, погнался за Гейбом Пинкусом.
Гейб на всем бегу свернул за угол и увидел на ближайшем перекрестке полицейский автомобиль. Полиции он боялся почти так же, как психа, гнавшегося за ним, поэтому бросился искать спасения в единственном здании квартала, где двери были открыты, – кинотеатре «Гэйети». Судя по афише, там демонстрировалась программа из двух фильмов: «Радости парней» и «Все удовольствия». «В шторм годится любой порт», – подумал Гейб, сунул контролеру несколько долларов и юркнул в зал.
В кинотеатре, набитом мужчинами всех возрастов, было темно, накурено. На экране несколько голых подростков лет шестнадцати отплясывали чарльстон. Гейб поискал глазами пожарный выход, не нашел и сел на свободное место в первых рядах. Оглянувшись, он увидел, что его преследователь ковыляет по проходу, освещая фонариком ряды зрителей. Гейб вжался в сиденье, глянул на экран и почувствовал, как чья-то ладонь мягко легла ему на бедро.
«Черт побери!» – Гейб сильно двинул соседа локтем.
– Незачем драться, – негодующе сказал тот, убирая руку. Гейб оглянулся снова и увидел, что преследователь неумолимо приближается, освещая фонариком каждый ряд и выхватывая из темноты поразительные сцены: мужчин, раздетых до пояса, мужчин в платьях и париках, мужчин, положивших головы на колени другим. Когда преследователь был в трех рядах от него, Гейб лег на пол и пополз между ногами сидящих к выходу. Вскоре любопытные начали щипать и тыкать его. Он все терпеливо сносил, но когда один обладатель волосатых ног ткнул его особенно сильно, Гейб так вывернул ему лодыжку, что послышался хруст. И пополз дальше, стараясь избегать теплых лужиц, усеявших пол, как мины минное поле, и вдруг все встали и зашумели на незваных гостей, один из которых ползал под ногами, а другой высвечивал фонариком их тайные радости. Когда кружок света был в трех футах, Гейб поднялся на ноги и оказался лицом к лицу с преследователем.
– Не двигайся, парень, – рявкнул тот одной стороной рта. Гейб толкнул его в ряд истеричных кинозрителей, выбежал из кинотеатра и наткнулся на двух крепко сложенных полицейских, блокирующих тротуар.
– Куда спешите, мистер? – спросил один.
– Фильм паршивый, – промямлил Гейб.
– О, я, кажется, знаю вас, – сказал другой. – Вы не репортер?
– Да, – сказал Гейб. – Я Ивенс Новак.
– Точно, – расплылся в улыбке полицейский. – Я ежедневно читаю вашу колонку. Как же вы оказались в этом вертепе? – Лицо его вдруг помрачнело. – А вы случайно не…
– Нет, что вы! – решительно сказал Гейб. – Я хочу вывести этих гадов на чистую воду. Здесь половина госдепартамента. Они могут выболтать секретные сведения. Да, загляните-ка в зал. Там какой-то псих разошелся.
– Сейчас возьмем его, – пообещал полицейский. – А вы пишите свои статьи, мистер Новак.
Оба полицейских вошли в кинотеатр, а Гейб скрылся в ближайшем переулке, прижимая портфель к сердцу, усталый, но одержавший победу.
20
Нортон проснулся на рассвете, чувствуя себя словно перед виселицей. Включив стоявший возле кровати приемник, он торопливо завертел ручку настройки, ища скверных новостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41