Ползу, ползу… Будет еще смешнее, если к тому времени, когда я приползу, подкатит еще парочка таких же машин с подкреплением. Тогда мне устроят бесплатный показ такого боевика, что не спасет даже кевларовый зонтик слоев этак в семьдесят. ..
Осталось еще двадцать метров. Ого! Тут даже мыши есть! Одна прошмыгнула мимо… Вот кому живется в кайф — никаких ФСБ и спецназов, пулеметов и вертолетов… Хотя — нет, мышке тоже хреново живется. Для нее хищная птица почище «вертушки» будет… Ладно, хватит философствовать. Ближе к делу.
Бросок — рывком открываю дверь кабины грузовика и отскакиваю в сторону, держа автомат наготове. Меня даже не слышат. Нет, это ж надо, сколько я потратил сил и ухищрений на личное принижение героя до уровня болотного ужа. А тут…
Двое молодых пятнистых беззаботно дрыхнут на благо отечества, пуская слюни на сиденье «Урала». Вытаскиваю из кабины их автоматы, расстегиваю у обоих кобуры и лишаю этих горе-вояк пээмов. Заглядываю в кузов — пусто. Открываю пошире дверь и, рванув за шиворот, выкидываю из кабины сначала одного бойца, а затем второго. Собираю обоих в кучку и начинаю дознание.
— Отвечайте быстро и четко. У меня мало времени, — говорю пленникам, сидящим на дороге и в страхе вытаращившим на меня глаза, как на болотное привидение. — Кто вы и откуда?
Слово берет белобрысый, спавший рядом с водилой.
— ФСБ, спецназ… — тихо говорит он, опустив глаза в землю. Мне уже все ясно.
— Бегом по болоту! — рычу на них, показывая «бизоном» направление марш-броска.
— Не стреляй, парень! — вскидывается водила, умоляюще глядя мне в глаза.
— Даю слово. Бегом отсюда! — повторяю приказ.
Бойцы, сначала трусцой, затем убыстряя темп, бегут прочь, лавируя между кочек и берез. Забираюсь в машину и разворачиваю ее в обратную сторону. Теперь только бы свалить подальше.
Миную кордон лесника и на следующем повороте замечаю приткнувшиеся у обочины «жигули». Торможу. Рядом с «восьмеркой» стоят трое в длинных плащах с капюшонами и с опаской смотрят в мою сторону. Это, скорее всего, местные рыболовы-браконьеры.
Выпрыгиваю из кабины и направляю на них ствол «бизона» с глушителем.
— Отойти от тачки! Ключи сюда! — приказываю им. Мужики, стоя, хренеют потихоньку от увиденного. Я увешан оружием, как новогодняя елка: помимо «бизона» у меня на плечах висит парочка «акаэмов», да плю еще два «пээма» за поясом. В общем вылитый Рембо на марше…
— К-к-лючи — т-там… — заикаясь машет рукой на свою машину один из мужиков. .
— Бегом к реке!
Браконьеры, то и дело оглядываясь, семенят в своих болотных сапогах в сторону прибрежного кустарника.
Короткой очередью простреливаю оба передних колеса «Урала». Забравшись в «жульку», включаю двигатель. Судя по показаниям приборов, бензин и масло в норме. «Жигули» вполне подходят. На такой машине мне кататься сподручнее, чем на «Урале».
Несусь по гравийке, камни со страшным грохотом бьют по днищу. У переезда ухожу влево. Дорога ведет на станцию Выезжий Лог. По пути избавляюсь от «акаэмов» и пистолетов, захваченных у фээсбэшников. Хватит мне и моих железяк.
Гоню машину, почти не разбирая дороги. Нужно уйти как можно дальше, пока на помощь фээсбэшникам не подоспели вертолеты.
Восемьдесят километров пролетаю за сорок минут. Похоже, от возможного преследования я оторвался. Не доехав до поселка, загоняю машину в тайгу. Натягиваю поверх комбеза ветровку. Жарко, но ничего — потерпим. Сняв глушитель, прячу «бизон» в рюкзак, за пояс запихиваю «глок», дослав патрон в ствол. На ветровке имеются боковые косые карманы, — прорезав правый, могу теперь под курткой постоянно держать ладонь на рукоятке пистолета.
С рюкзаком за плечами вступаю в поселок. Желательно побыстрее унести ноги из этого глухого угла, где появление нового человека — всегда событие. Светиться в поселке и на железнодорожной станции равносильно самоубийству. Есть, конечно, вариант — вызвать вертушку, но опять же, учитывая сложившиеся обстоятельства, район скоро перекроют, и тогда могут возникнуть лишние проблемы. Нет, выходить нужно самостоятельно. Возле бревенчатого строения с вывеской «Магазин» (бревна почернели от времени, строили, видно, еще при царе Горохе) стоит ГАЗ-66 «вахтовка», а рядом — двое в «энцефалитках» с геологическими эмблемами на рукавах.
— Куда катим, мужики? — спрашиваю у них.
— Своих на Ману забрасывали. Сейчас на базу, — охотно отвечает скуластый паренек с азиатским разрезом глаз.
Второй, пониже росточком, пожилой мужик с фиолетовым носом, пересчитывает на ладони мелкие деньги:
— Ну так я ж две тогда и возьму? — спрашивает он скуластого.
— Давай бери, только быстро! — кивает ему парень.
Мужик убегает в магазин. Предлагаю скуластому сигарету.
— А тебе куда? — интересуется он.
— К Красноярску бы поближе. От своих отстал, а нам нужно в край — «корочки» выправить. Комиссии долбаные заклевали… — сплевываю я зло в песок.
— Это чегой-то у тебя за канитель? — не понимает скуластый.
— Да я ж говорю!.. С Артемовского я, с артели… Бульдозерист. Уже сезон вовсю, только паши, а тут комиссия, бляха, налетела, допуск на технику требует. Ну сам понимаешь…
Парень кивает, врубившись, о чем я ему толкую.
— А я свои «корки» в отпуске посеял… — продолжаю врать. — Нужно было в кадрах оставить, а я — нет, держал на руках. Теперь вот в центр надо срочно переть, восстанавливать… Начальник, сука такая, грозится уволить за раздолбайство. А счас, сам знаешь, попробуй-ка где-нибудь найти лучше пахоту…
— Это точно, — соглашается скуластый. — Начальство, оно всегда через жопу думает. Вот у меня недавно…
Подлетает его приятель с двумя бутылками водки в руках. Скуластый сразу теряет нить своего рассказа.
— Будешь? — спрашивает он меня, кивая на бутылки.
— Тебе ж ехать… — удивляюсь я.
— Да херня! — смеется скуластый. — Нам же только до Шалинского, а тут если и есть менты, то сами вечно синие…
— Не хочу начинать, — с сожалением говорю я. — Начнешь — остановиться трудно будет… А тогда точно — пинком с барщины и — бутылки на вокзал собирать…
— Тогда не надо… — соглашается скуластый. — Мы с Митричем по соточке врежем и — поедем. Слушай! Ты же бульдозерист? — осеняет его.
… — Ну?
— О!! С этим чудом дело имел? — кивает он на свою машину.
— Да сколько раз…
— Тогда давай так… Я сейчас вмажу, а ты поведешь. Так оно надежнее будет, — предлагает он.
— Лады. Давайте бухайте. С рычагами справлюсь… — отвечаю ему.
Через десять минут выезжаем. Я веду «газон». Мужики раскатали пузырь на двоих, и Митрич полез в кузов, сообщив уже заплетающимся языком, что «маненько покемарит».
Скуластого зовут Федором. Пока я рулю, он трещит не переставая о том, что он здесь все места чуть ли не на брюхе исползал с геофизиками.
— Сейчас и дизеля фирменные есть, а мне все на этом бензодрале пахать приходится, — хлопает он ладонью по кожуху двигателя. — Какой на хер «шестисотый мерседес», если мой шарабан по здешним дорогам в перевалы жрет литр на километр! — смеется скуластый. — Я с собой в кузове не канистры таскаю, а пару «двухсотлитровок», чтоб он, змий, не зачах по дороге…
Болтая о том о сем, без помех проезжаем сотню километров до Шалинского. От него мне до Красноярска пилить еще столько же. Загоняю «газон» во двор общежития геофизиков.
— Может, заночуешь у нас? — спрашивает Федор, когда я, закинув рюкзак за плечи, собираюсь отчалить из этой гавани.
— Не, спасибо. Хочу побыстрее добраться до своих… — отказываюсь я. — Все, братишка, пора топать дальше.
— Ну так смотри, ежели что, возвращайся, — кивает понимающе Федор.
В длинном бревенчатом бараке, приспособленном под общежитие, на редкость тихо для вечернего времени.
— У нас тут сейчас никого нет… — смеясь, подтверждает мою догадку Федор. — Все в поле, только мы с Митричем, как ездовые… То привези, то подай…
— Все, пойду я…
— Ну, ладно… Хозяин — барин, — соглашается Федор. — Вот смотри, за тем поворотом свернешь вправо… — показывает он рукой, — а там шпарь прямо вдоль заборов — и упрешься в трассу. Так оно ближе выйдет… Попутки там часто до Тертежа ход ют…
Жмем друг другу руки и расстаемся. Уже выйдя за ограду, слышу веселый голос Федора:
— Митрич! Ебио мать тебя колесом по чайнику! Подъем! Где там у нас вторая пол-литра?..
«Мне бы, мужики, ваши заботы», — усмехаюсь я мысленно.
Нестерпимо хочется рассмотреть содержимое баночки из-под леденцов, но пока мне не до этого. Я стремлюсь вырваться из опасного района. Вряд ли меня скоро обнаружат, но когда найдут «жигули» браконьеров, вычислить мой маршрут станет гораздо проще. Мои следы пока еще, что называется, горят.
На трассе останавливаю попутный КамАЗ. В этих местах любого бродягу подвезут, куда он попросит, без всяких денег, так как живут здесь в основном такие же бродяги с неудавшимися судьбами. А встречаются и просто открытые, бескорыстные люди.
Водила КамАЗа попался разговорчивый, и с полчаса я выслушиваю его откровения, пока не прибываем в Тертеж. Парень ушел вправо от развилки, на УЯР, а я остался голосовать на трассе.
Вечереет. Вокруг уже не тайга, а степь. Далеко на горизонте вздымаются пики таежных гор, золотящиеся сочной зеленью в лучах заходящего солнца. Снежные шапки гольцов четко прорисовываются на бледно-синем небе, но уже видны и багровые от заката тучи, надвигающиеся с запада. Скоро на таежный мир опустится ночь, и, возможно, пойдет дождь.
Глава двадцать восьмая
Одиннадцать вечера. На улицах Красноярска ни одной живой души. Темень, и вдобавок из разверзшихся небес обрушивается шквальный ливень, холодный, мерзкий. Пока я бежал к ближайшему подъезду, на мне и нитки сухой не осталось.
В гостиницу мне нельзя, на бичевской сходняк, в смысле на вокзал, — тоже. Меня нигде не ждут. Отверженные, но не обреченные…
Паршиво в чужом городе одному, без знакомых — некуда сунуться, одежда на мне насквозь промокла, а тут еще подъезд встречает меня промозглой сыростью и холодом. Батареи ни один кретин в такую погоду не затопит. Сейчас бы в горячую ванну, картошечки с зеленью и ростбифом… Тьфу! Лезет всякая глупость в голову. Да еще, откуда ни возьмись, уличный кот желает со мной познакомиться, трется о мою ногу и урчит. Интересно, если бы этот котяра вдруг вырос до размеров тигра, какой бы у меня был коэффициент живучести? Наверно, как у танка в ядерную войну — секунд тридцать…
Пробую сидеть на корточках. На фиг! От каменных стен и от бетона лестничной площадки веет могильным холодом. Склеп намба фри… Картошечка фри… Люля-кебаб… Что это меня на баб потянуло? Не до баб сейчас — это точно… Историк с Катей балдеют на базе, им-в кайф. Там светло, мухи не кусают, вода с потолка не капает… Хочешь, смотри кино по видику или по спутниковому, хочешь — покушай чего-нибудь вкусненького, а именно: картошечки с зеленью, горячий ростбиф…
Стоп! Так дальше нельзя! Ну и положение, однако: стою в подъезде с килограммом золота в рюкзаке, оружия при мне столько, что любой ресторан за минуту в оборот возьму, денег — как у дурака махорки, и деревянные, и зеленые… а толку — ноль.
— Кис! Кис! — зову кота, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Этот хвостатый ни на одно из блюд был не похож.
«Мр-рр-рр…» — отвечает кошак и трется о ладонь.
Сидел, видно, здесь весь день, вот и сухой. А я — мокрый, голодный, бесприютный… — миллионер!..
Бляха! А ведь холодно все-таки… Зараза! Лето на дворе, а я замерзаю, как последний тунгус. Ну-ка, проведем разминочку. Рукопашный бой с воображаемыми противниками. Двух, трех, пяти мне мало. Нужно, чтобы постоянно наседали. Я их вот так! И по-любому! И вот этак! Вроде согрелся…
Кошак, обалдевший от моих интенсивных переживаний, сваливает куда-то вверх по лестнице.
Скоро двенадцать ночи. Худо дело, если дождь зарядил до завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Осталось еще двадцать метров. Ого! Тут даже мыши есть! Одна прошмыгнула мимо… Вот кому живется в кайф — никаких ФСБ и спецназов, пулеметов и вертолетов… Хотя — нет, мышке тоже хреново живется. Для нее хищная птица почище «вертушки» будет… Ладно, хватит философствовать. Ближе к делу.
Бросок — рывком открываю дверь кабины грузовика и отскакиваю в сторону, держа автомат наготове. Меня даже не слышат. Нет, это ж надо, сколько я потратил сил и ухищрений на личное принижение героя до уровня болотного ужа. А тут…
Двое молодых пятнистых беззаботно дрыхнут на благо отечества, пуская слюни на сиденье «Урала». Вытаскиваю из кабины их автоматы, расстегиваю у обоих кобуры и лишаю этих горе-вояк пээмов. Заглядываю в кузов — пусто. Открываю пошире дверь и, рванув за шиворот, выкидываю из кабины сначала одного бойца, а затем второго. Собираю обоих в кучку и начинаю дознание.
— Отвечайте быстро и четко. У меня мало времени, — говорю пленникам, сидящим на дороге и в страхе вытаращившим на меня глаза, как на болотное привидение. — Кто вы и откуда?
Слово берет белобрысый, спавший рядом с водилой.
— ФСБ, спецназ… — тихо говорит он, опустив глаза в землю. Мне уже все ясно.
— Бегом по болоту! — рычу на них, показывая «бизоном» направление марш-броска.
— Не стреляй, парень! — вскидывается водила, умоляюще глядя мне в глаза.
— Даю слово. Бегом отсюда! — повторяю приказ.
Бойцы, сначала трусцой, затем убыстряя темп, бегут прочь, лавируя между кочек и берез. Забираюсь в машину и разворачиваю ее в обратную сторону. Теперь только бы свалить подальше.
Миную кордон лесника и на следующем повороте замечаю приткнувшиеся у обочины «жигули». Торможу. Рядом с «восьмеркой» стоят трое в длинных плащах с капюшонами и с опаской смотрят в мою сторону. Это, скорее всего, местные рыболовы-браконьеры.
Выпрыгиваю из кабины и направляю на них ствол «бизона» с глушителем.
— Отойти от тачки! Ключи сюда! — приказываю им. Мужики, стоя, хренеют потихоньку от увиденного. Я увешан оружием, как новогодняя елка: помимо «бизона» у меня на плечах висит парочка «акаэмов», да плю еще два «пээма» за поясом. В общем вылитый Рембо на марше…
— К-к-лючи — т-там… — заикаясь машет рукой на свою машину один из мужиков. .
— Бегом к реке!
Браконьеры, то и дело оглядываясь, семенят в своих болотных сапогах в сторону прибрежного кустарника.
Короткой очередью простреливаю оба передних колеса «Урала». Забравшись в «жульку», включаю двигатель. Судя по показаниям приборов, бензин и масло в норме. «Жигули» вполне подходят. На такой машине мне кататься сподручнее, чем на «Урале».
Несусь по гравийке, камни со страшным грохотом бьют по днищу. У переезда ухожу влево. Дорога ведет на станцию Выезжий Лог. По пути избавляюсь от «акаэмов» и пистолетов, захваченных у фээсбэшников. Хватит мне и моих железяк.
Гоню машину, почти не разбирая дороги. Нужно уйти как можно дальше, пока на помощь фээсбэшникам не подоспели вертолеты.
Восемьдесят километров пролетаю за сорок минут. Похоже, от возможного преследования я оторвался. Не доехав до поселка, загоняю машину в тайгу. Натягиваю поверх комбеза ветровку. Жарко, но ничего — потерпим. Сняв глушитель, прячу «бизон» в рюкзак, за пояс запихиваю «глок», дослав патрон в ствол. На ветровке имеются боковые косые карманы, — прорезав правый, могу теперь под курткой постоянно держать ладонь на рукоятке пистолета.
С рюкзаком за плечами вступаю в поселок. Желательно побыстрее унести ноги из этого глухого угла, где появление нового человека — всегда событие. Светиться в поселке и на железнодорожной станции равносильно самоубийству. Есть, конечно, вариант — вызвать вертушку, но опять же, учитывая сложившиеся обстоятельства, район скоро перекроют, и тогда могут возникнуть лишние проблемы. Нет, выходить нужно самостоятельно. Возле бревенчатого строения с вывеской «Магазин» (бревна почернели от времени, строили, видно, еще при царе Горохе) стоит ГАЗ-66 «вахтовка», а рядом — двое в «энцефалитках» с геологическими эмблемами на рукавах.
— Куда катим, мужики? — спрашиваю у них.
— Своих на Ману забрасывали. Сейчас на базу, — охотно отвечает скуластый паренек с азиатским разрезом глаз.
Второй, пониже росточком, пожилой мужик с фиолетовым носом, пересчитывает на ладони мелкие деньги:
— Ну так я ж две тогда и возьму? — спрашивает он скуластого.
— Давай бери, только быстро! — кивает ему парень.
Мужик убегает в магазин. Предлагаю скуластому сигарету.
— А тебе куда? — интересуется он.
— К Красноярску бы поближе. От своих отстал, а нам нужно в край — «корочки» выправить. Комиссии долбаные заклевали… — сплевываю я зло в песок.
— Это чегой-то у тебя за канитель? — не понимает скуластый.
— Да я ж говорю!.. С Артемовского я, с артели… Бульдозерист. Уже сезон вовсю, только паши, а тут комиссия, бляха, налетела, допуск на технику требует. Ну сам понимаешь…
Парень кивает, врубившись, о чем я ему толкую.
— А я свои «корки» в отпуске посеял… — продолжаю врать. — Нужно было в кадрах оставить, а я — нет, держал на руках. Теперь вот в центр надо срочно переть, восстанавливать… Начальник, сука такая, грозится уволить за раздолбайство. А счас, сам знаешь, попробуй-ка где-нибудь найти лучше пахоту…
— Это точно, — соглашается скуластый. — Начальство, оно всегда через жопу думает. Вот у меня недавно…
Подлетает его приятель с двумя бутылками водки в руках. Скуластый сразу теряет нить своего рассказа.
— Будешь? — спрашивает он меня, кивая на бутылки.
— Тебе ж ехать… — удивляюсь я.
— Да херня! — смеется скуластый. — Нам же только до Шалинского, а тут если и есть менты, то сами вечно синие…
— Не хочу начинать, — с сожалением говорю я. — Начнешь — остановиться трудно будет… А тогда точно — пинком с барщины и — бутылки на вокзал собирать…
— Тогда не надо… — соглашается скуластый. — Мы с Митричем по соточке врежем и — поедем. Слушай! Ты же бульдозерист? — осеняет его.
… — Ну?
— О!! С этим чудом дело имел? — кивает он на свою машину.
— Да сколько раз…
— Тогда давай так… Я сейчас вмажу, а ты поведешь. Так оно надежнее будет, — предлагает он.
— Лады. Давайте бухайте. С рычагами справлюсь… — отвечаю ему.
Через десять минут выезжаем. Я веду «газон». Мужики раскатали пузырь на двоих, и Митрич полез в кузов, сообщив уже заплетающимся языком, что «маненько покемарит».
Скуластого зовут Федором. Пока я рулю, он трещит не переставая о том, что он здесь все места чуть ли не на брюхе исползал с геофизиками.
— Сейчас и дизеля фирменные есть, а мне все на этом бензодрале пахать приходится, — хлопает он ладонью по кожуху двигателя. — Какой на хер «шестисотый мерседес», если мой шарабан по здешним дорогам в перевалы жрет литр на километр! — смеется скуластый. — Я с собой в кузове не канистры таскаю, а пару «двухсотлитровок», чтоб он, змий, не зачах по дороге…
Болтая о том о сем, без помех проезжаем сотню километров до Шалинского. От него мне до Красноярска пилить еще столько же. Загоняю «газон» во двор общежития геофизиков.
— Может, заночуешь у нас? — спрашивает Федор, когда я, закинув рюкзак за плечи, собираюсь отчалить из этой гавани.
— Не, спасибо. Хочу побыстрее добраться до своих… — отказываюсь я. — Все, братишка, пора топать дальше.
— Ну так смотри, ежели что, возвращайся, — кивает понимающе Федор.
В длинном бревенчатом бараке, приспособленном под общежитие, на редкость тихо для вечернего времени.
— У нас тут сейчас никого нет… — смеясь, подтверждает мою догадку Федор. — Все в поле, только мы с Митричем, как ездовые… То привези, то подай…
— Все, пойду я…
— Ну, ладно… Хозяин — барин, — соглашается Федор. — Вот смотри, за тем поворотом свернешь вправо… — показывает он рукой, — а там шпарь прямо вдоль заборов — и упрешься в трассу. Так оно ближе выйдет… Попутки там часто до Тертежа ход ют…
Жмем друг другу руки и расстаемся. Уже выйдя за ограду, слышу веселый голос Федора:
— Митрич! Ебио мать тебя колесом по чайнику! Подъем! Где там у нас вторая пол-литра?..
«Мне бы, мужики, ваши заботы», — усмехаюсь я мысленно.
Нестерпимо хочется рассмотреть содержимое баночки из-под леденцов, но пока мне не до этого. Я стремлюсь вырваться из опасного района. Вряд ли меня скоро обнаружат, но когда найдут «жигули» браконьеров, вычислить мой маршрут станет гораздо проще. Мои следы пока еще, что называется, горят.
На трассе останавливаю попутный КамАЗ. В этих местах любого бродягу подвезут, куда он попросит, без всяких денег, так как живут здесь в основном такие же бродяги с неудавшимися судьбами. А встречаются и просто открытые, бескорыстные люди.
Водила КамАЗа попался разговорчивый, и с полчаса я выслушиваю его откровения, пока не прибываем в Тертеж. Парень ушел вправо от развилки, на УЯР, а я остался голосовать на трассе.
Вечереет. Вокруг уже не тайга, а степь. Далеко на горизонте вздымаются пики таежных гор, золотящиеся сочной зеленью в лучах заходящего солнца. Снежные шапки гольцов четко прорисовываются на бледно-синем небе, но уже видны и багровые от заката тучи, надвигающиеся с запада. Скоро на таежный мир опустится ночь, и, возможно, пойдет дождь.
Глава двадцать восьмая
Одиннадцать вечера. На улицах Красноярска ни одной живой души. Темень, и вдобавок из разверзшихся небес обрушивается шквальный ливень, холодный, мерзкий. Пока я бежал к ближайшему подъезду, на мне и нитки сухой не осталось.
В гостиницу мне нельзя, на бичевской сходняк, в смысле на вокзал, — тоже. Меня нигде не ждут. Отверженные, но не обреченные…
Паршиво в чужом городе одному, без знакомых — некуда сунуться, одежда на мне насквозь промокла, а тут еще подъезд встречает меня промозглой сыростью и холодом. Батареи ни один кретин в такую погоду не затопит. Сейчас бы в горячую ванну, картошечки с зеленью и ростбифом… Тьфу! Лезет всякая глупость в голову. Да еще, откуда ни возьмись, уличный кот желает со мной познакомиться, трется о мою ногу и урчит. Интересно, если бы этот котяра вдруг вырос до размеров тигра, какой бы у меня был коэффициент живучести? Наверно, как у танка в ядерную войну — секунд тридцать…
Пробую сидеть на корточках. На фиг! От каменных стен и от бетона лестничной площадки веет могильным холодом. Склеп намба фри… Картошечка фри… Люля-кебаб… Что это меня на баб потянуло? Не до баб сейчас — это точно… Историк с Катей балдеют на базе, им-в кайф. Там светло, мухи не кусают, вода с потолка не капает… Хочешь, смотри кино по видику или по спутниковому, хочешь — покушай чего-нибудь вкусненького, а именно: картошечки с зеленью, горячий ростбиф…
Стоп! Так дальше нельзя! Ну и положение, однако: стою в подъезде с килограммом золота в рюкзаке, оружия при мне столько, что любой ресторан за минуту в оборот возьму, денег — как у дурака махорки, и деревянные, и зеленые… а толку — ноль.
— Кис! Кис! — зову кота, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Этот хвостатый ни на одно из блюд был не похож.
«Мр-рр-рр…» — отвечает кошак и трется о ладонь.
Сидел, видно, здесь весь день, вот и сухой. А я — мокрый, голодный, бесприютный… — миллионер!..
Бляха! А ведь холодно все-таки… Зараза! Лето на дворе, а я замерзаю, как последний тунгус. Ну-ка, проведем разминочку. Рукопашный бой с воображаемыми противниками. Двух, трех, пяти мне мало. Нужно, чтобы постоянно наседали. Я их вот так! И по-любому! И вот этак! Вроде согрелся…
Кошак, обалдевший от моих интенсивных переживаний, сваливает куда-то вверх по лестнице.
Скоро двенадцать ночи. Худо дело, если дождь зарядил до завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37