— Не исключено. А, может быть, и нет.
— Что известно о машине?
— Внедорожник. Марка не идентифицирована, скорее всего, японский. Цвет белый или серый металлик. Нам известны две цифры номера. Пара моих людей трясет компьютер Инспектората дорожной полиции.
— Результат?
— На эту минуту — ноль.
— Что у вас по оружию, из которого стреляли в Апра?
— Солидная штука. Военная снайперская винтовка. «Хеклер и кох», калибр 7, 62, укороченный ствол, облегченный спуск, оптика, глушитель с пламегасителем. Принадлежит к партии оружия, украденной около трех месяцев назад из арсенала миротворческих сил в Косово.
— Отпечатки пальцев?
Каларно сунул в рот вторую половину бриоши.
— Дурацкий вопрос, Валайн.
Федеральный агент скривился, но быстро взял себя в руки.
— Мы хотели бы поговорить с Белотти, Андреа, — вступил Гало.
Каларно повернулся к нему.
— Ты меня разочаровываешь, Пьетро. Очень разочаровываешь.
— Что ты имеешь в виду? — оскорбился тот.
— Два слова: тайна следствия.
— Андреа, Ричард из наших…
— Ошибка. Ричард не из наших. Ричард — сотрудник определенного агентства определенного зарубежного государства. Мы принимаем его сотрудничество с благодарностью, однако следствие ведем мы. И нам решать, когда и какую информацию ему передавать. — Он посмотрел на Валайна. — Без обид.
— Разумеется, без обид. Но, во всяком случае…
— Во всех случаях, Сандро Белотти является уникальным и единственным свидетелем убийства Апра, — отрезал Каларно. — И он мой заключенный, все еще находящийся под охраной полицейского ведомства. Повторяю, полицейского,.. — на этих словах он обжег взглядом Гало, — а не судейских. Конец связи.
— Я вижу, комиссар Каларно, вы предпочитаете жесткую линию.
— Нет. Мне нравится конструктивная линия.
— Не могу с этим не согласиться. Коль скоро речь зашла о конструктивности, вы не позволите мне взглянуть на словесный портрет таинственного капитана карабинеров?
Каларно порылся в бумагах, покрывавших его стол, и протянул Валайну набросок портрета киллера.
Человек из ББОП изучал его секунд пятнадцать.
— Ну что, Ричард?
Не отвечая, Валайн вытащил из кармана пиджака маленький ключ, отстегнул браслет с цепочкой. Положил чемоданчик на письменный стол, набрал кодовую комбинацию, открыл его, вынул папку и протянул ее Каларно.
Бюро по борьбе с организованной преступностью, Совершенно секретно — надпись по диагонали пересекала обложку папки. Каларно открыл ее. Мужчина лет тридцати в форме американских ВВС смотрел на него с большой черно-белой фотографии. Валайн положил рисунок рядом с фотографией, так, чтобы можно было сравнить изображения. Каларно почувствовал, как его бросило в жар.
— Фотография сделана лет двенадцать назад, — прокомментировал Валайн. — Незадолго до его отставки из Службы спасателей-десантников, спецназа американских ВВС. Улавливаете сходство, комиссар?
Каларно поднял глаза на него, затем посмотрел на ликующую физиономию Пьетро Гало и опять опустил их на фотографию.
— Слоэн, — прочитал он имя под фотографией. — Дэвид Карл Слоэн.
— Человек с той еще репутацией. — Валайн закрыл чемоданчик, бросив в него браслет с цепочкой. — Самый эффективный ликвидатор на всем атлантическом побережье Соединенных Штатов.
Каларно продолжал изучать фото.
Валайн направился у выходу.
— Еще немного о конструктивности: оставляю вам для тщательного изучения это сверхсекретное досье, комиссар. — Он остановился на пороге. — Мы в Бюро не считаем зазорным делиться информацией с зарубежными коллегами.
Каларно почесал небритый подбородок, не ответив. Тем более, что сказать было абсолютно нечего. Этот американец, действительно, сильно щелкнул его по носу.
— И последнее: Дэвид Карл Слоэн является ключевым чистильщиком мафиозного клана Фрэнка Ардженто.
16.
Тени, тени на стене.
Фантомы, всплывавшие из потаенных уголков мозга. Или первые неясные обрывки сознания.
Слоэн смотрел на тени, двигающиеся по голой стене. Вороны улетели и боль улетела на их крыльях. Осталась точка, пульсирующая в левом боку. Пульсирующая, но не пронзающая.
Он лежал на раскладной кровати в пустой комнате в неизвестном ему месте. Несколько свечей, стянутых резинкой в пучок, бросали колышащийся свет. Этот свет и порождал тени.
Слоэн даже не пытался подняться. Ему едва удалось пошевелить пальцами правой руки. Он провел ею вдоль тела. Почувствовал кожу, покрытую потом, горячую от высокой температуры. Черной формы, в которую он был одет, на нем не было. Ее с него сняли или срезали. Широкая повязка стягивала нижнюю часть торса.
— Попей, Дэвид.
Еще одна тень, очень большая опустилась на пол рядом с ним.
— Подожди, я тебе помогу.
Рука просунулась под затылок и деликатно подняла его голову. Другая рука поднесла к губам стакан. Слоэн пил жадными глотками, жидкость лилась по подбородку и шее.
— Спокойнее, Дэвид. Не спеши.
Это была вода, простая вода. Для пересохших губ и горла она была, словно первый дождь для иссушенной земли.
— Ли… Лидия…
Тень наклонилась к нему.
— Я здесь, Дэвид.
— Спасибо тебе. — Слоэн болезненно кашлянул. — Я тебе благодарен за все… Поверь мне…
— Я тебе верю.
Слоэн попытался повернуть голову.
— Старайся поменьше двигаться. — Лидия взяла его за руку. — Мне было очень трудно остановить кровотечение. Я не хотела бы, чтобы рана снова открылась.
Она протянула руку к пузырькам с лекарствами, стоявшими на полу рядом с раскладушкой, выбрала два, открыла их.
— Прими-ка это, Дэвид.
— Что это?
— Антибиотик и анальгетик.
Слоэну с трудом удалось проглотить таблетки.
— Откуда у тебя все эти лекарства?
— Отец был врачом. От него остался целый мешок образцов.
— Остался?
— После развода. Лучшее решение для моих и для всех. — Лидия закрыла пузырьки. — Только и делали, что ругались и наставляли рога друг другу.
Слоэн улыбнулся. Ему был знаком этот тип отношений. Провел глазами по голым стенам.
— Что это за место?
— Квартира на продажу.
— Еще один осколок развода?
На этот раз улыбнулась Лидия.
— Лидия, давно я здесь?
— Два дня.
Слоэн провел ладонью по лбу. Два дня, целых два дня в забытьи. Он ничего не значит для этой девушки. Он — гангстер, разыскиваемый полицией убийца. Лидия могла бросить его подыхать на улице или отдать в лапы полицейским.
Но она не сделала этого!
— Я очень испугалась, что ты не выкарабкаешься. — Лидия вытерла его лицо влажной салфеткой. — Ты все время был без памяти.
— Я что-нибудь говорил?
— Что-то бессвязное. Иногда что-то на языке, не похожем на английский. Называл женское имя: Арайя или Арианна, кажется.
— Так звали мою жену.
— Звали?
— Осколки развода.
— Ты называл и мужское имя: Фрэнк и еще какое-то, вроде Градна или Главек…
— Главно.
Лидия кивнула.
— Вроде так. Кто этот Главно?
— Это не кто, это название места.
— Где оно находится?
— В Боснии.
— У тебя на теле несколько шрамов, — Лидия вздохнула, — они оттуда? Я уже и забыла, что в Боснии была война.
— Ее предпочитали называть горячей точкой .
— Звучит лицемерно.
— Звучит отвратительно.
Повисла долгая пауза.
— Это в Главно ты начал убивать, Дэвид?
— В Главно я поверил, что прекратил убивать.
— Что-то пошло не так?
Слоэн не ответил. Главно не оставляло его в покое. Но оно было далеко. Другое было намного ближе и намного опаснее. Речь шла о смертельной опасности.
Это единственный способ заставить их выйти на свет.
Майкл Халлер — точка отсчета. Ари Нешер — ниточка к нему.
— Лидия, а где форма? Что ты с ней сделала?
— Выбросила. Она превратилась в рваную кровавую тряпку. — Лидия положила ему руку на лоб. — О деньгах не беспокойся, Дэвид. Я их нашла в кармане и спрятала. Все пятьдесят тысяч. И пистолет тоже.
Слоэн позволил Лидии уложить себя. Все его личные вещи остались в ангаре с трамвайной рухлядью. Но у него был резерв на чрезвычайный случай, привезенный им с собой — часть денег, уплаченных за контракт Халлером. И был «глок». Он поступил осмотрительно. Единственное, что он не смог предусмотреть, что это будет не чрезвычайный случай, а продолжение нью-йоркской войны. Не точечной операцией, а продолжением агонии, Дэвид.
Платой за искупление …
— Лидия!
— Да, Дэвид.
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты решила не дать мне умереть?
Лидия повернулась к пламени свечи. Глаза ее сверкнули, отразив огонь. Слоэну показалось, что он увидел в них слезы, но не исключено, он ошибся.
— Потому что ты одинок, Дэвид. Ты самый одинокий человек, из всех, кого я встречала когда-либо.
Лидия бесшумно поднялась. Свечи отбросили тень на голую стену.
Безумие! Все, что ты делаешь, полное безумие!
Мужчина, которого она знала только как Дэвида, опять впал в беспамятство. Обнаженный мужчина на раскладушке в пустой комнате. Было что-то абсурдное в этом образе, что-то сюрреальное.
Разве это не безумие? Держать в доме человека, за которым тянется кровавый шлейф трупов. Помогать неизвестному, истекающему кровью. Быть на стороне убийцы, киллера. Как это у юристов?.. Соучастие? Или нет, пособничество? Как бы это ни называлось, это — преступление. И нет ничего абсурдного, ничего сюрреального в преступлении.
Опасность .
Это чувство нарастало, распространялось, как эпидемия вируса. Потому что сейчас мастиффы уже шли по следам и женщины с рыжими волосами, сидевшей за рулем машины, которая вывезла киллера с места устроенной им кровавой бойни.
Ночью, пока Дэвид то приходил в себя, то вновь терял сознание, Лидия вышла на улицу, по которой продолжал дуть проклятый горячий ветер. Она сняла с машины покрывало, которым целиком закрыла ее, когда привезла Дэвида. Тщательно смыла следы запекшейся крови. Заклеила с помощью пластиковой пленки и скотча разбитые стекла. А это как у юристов называется? Сокрытие улик, кажется.
Патрульная машина карабинеров медленно выехала из-за угла. Яркий луч подвижного бокового фонаря выгонял темноту из щелей между стоящими автомобилями. Лидия, сжимая в руках мокрые окровавленные тряпки, присела за машиной. Луч прошелся над ее головой и пополз дальше.
Опасность !
И все же, в хождении по острию ножа, по краю пропасти, в игре с опасностью был какой-то неосознанный соблазн. Что-то эротичное, как в запретных фантазиях, порождаемых подсознанием.
Лидия подняла с пола тонкую льняную простыню и накрыла ею Дэвида. Сильно дунула на свечу.
Пустая комната погрузилась во тьму.
17.
— Санитар! Санитар! Бог мой, есть здесь кто-нибудь живой? Санитар!
Белотти колотил металлической миской по решетке камеры.
— Санитар! Эй, кто-нибудь!
Узловатая рука просунулась сквозь решетку и словно тисками сдавила запястье, не давая стучать. Рука принадлежала сержанту Родольфо Скьяра, отдел убийств, полицейское управление Милана.
— Заткнись, Белотти. Иначе, я войду и заткну тебе пасть!
— Я не намерен терпеть такое издевательство! Я хочу поговорить с моей женой! Хочу связаться со своим журналом! Хочу поговорить с моим адвокатом!
Скьяра с силой вырвал у него из руки миску и бросил за спину, где она загремела по полу коридора.
— Может, тебе еще священника для исповеди, тарелку спагетти а-карбонара и плакат с видом Капакабаны?
Белотти, вырвав руку, отскочил вглубь камеры. Скьяра смотрел на него с брезгливостью. На журналисте была казенная роба из серой фланели, измочаленной многочисленными стирками, размера на три больше. Его лица не признала бы и мать родная. Из-за сломанной переносицы вокруг глаз расплылись сизые круги, сильно распухшую шишку, которая когда-то была его носом, закрывала узкая белая повязка.
— Вы не должны так поступать со мной! — крикнул Белотти. — У меня есть права!
— Твое единственное право — заткнуться и не доставать меня.
— Сукин сын! Фашист!
— Ага! Тяжелое оскорбление официального лица при исполнении им служебных обязанностей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34