А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Само собой разумеется, создать нечто чумоподобное человек может только с помощью дьявола. А дьявол, сообразив, какое благо принесет людям это чумоподбное, сразу же стал действовать: выкрал из несгораемого шкафа новое существо — то ли сам, то ли с помощью подставного лица, — подвел под монастырь, как говорится, профессора, да еще и взревел ему вдогонку; «Держите вора!» Так одним ударом дьявол убил сразу двух зайцев: лишил человечество универсальной противогриппозной вакцины и наклеил на лоб профессора ярлык: «Враг общества!»
До сих пор я часто брался за свои записи, вел их параллельно со следствием, но после того, как арестовали профессора, забросил карандаш и послал все к чертовой бабушке. Только и было мне теперь дела, что писать!
Продолжил я свои записи, лишь когда закончилось следствие. Короче говоря, post factum. Но и это имеет свою положительную сторону: я использовал магнитофонные записи, протоколы, рассказы третьих лиц. Этот ценный материал помог мне восстановить события в их истинном виде, без домыслов. Придуманы только имена введенных в действие персонажей. И если вопреки этим мерам кто-нибудь все же узнает себя или у кого-то возникнет опасение, что я имел в виду его (хоть и знает, что ошибается), я за подобную мнительность не отвечаю.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ПОЛКОВНИКА ЛЕОНИДА ЭЛЕФТЕРОВА
Около девяти часов утра 24 октября вдруг раздался звонок обычно безмолвствовавшего телефона спецсвязи, стоявшего на моем письменном столе. Я был приятно взволнован: меня вызывал министр. В его кабинете я застал генерала Анастасова, начальника нашего управления. Генерал Анастасов был очень высокого мнения о моем предшественнике полковнике Манове. Он называл время работы полковника Манова «золотым веком» отдела, и поэтому, встречая полковника, который был мне, в общем, симпатичен, я испытывал довольно кислое чувство соперника, которому судья на соревнованиях несправедливо занизил оценки. Должен сказать, что министр точно так же относился к моему предшественнику. Когда я вступал в должность, он сказал: «Надеюсь, полковник Элефтеров, вы продолжите традиции вашего предшественника Манова и умножите славу, которую он оставил вам в наследство!» Да пропади она пропадом, эта слава! Во времена полковника Манова приобрести ее было парой пустяков. Ведь известно, каковы были методы шпионажа в те годы… Примитив! Человек с четырехклассным образованием мог стать Наполеоном!
— Вам предстоит крупное дело, Элефтеров! — сказал министр.
«Дай бог! — подумал я, — дай бог, и на моей улице будет праздник! Потому что человек только тогда становится чем-то, когда он набирает очки, а не сидит сложа руки».
— Дело действительно крупное! — подчеркнул в свою очередь генерал.
«Что ж, хорошо! Хорошо, если бы это было так, — подумал я. — Ведь за год — с того времени, как я принял отдел, — ничего значительного мне не выпадало, ничто еще не радовало душу. Одними только мелочами пробавлялся, словно пенсионер какой».
Министр пригласил меня сесть. Пока он проглядывал свои заметки, генерал намекнул мне:
— История в стиле Аввакума Захова, товарищ Элефтеров! — и улыбнулся, вызывающе поблескивая глазами.
Меня словно ушатом холодной воды окатили! Да, начальство явно недолюбливает меня! Ведь хорошо известно, что я не признаю легенды, именуемой «Аввакум Захов», во всяком случае, не превозношу до небес его талантов, но как раз поэтому Анастасов, похоже, не упускает случая подразнить меня. Что поделаешь, генерал, извините, но я не из тех, кто слепо верит всяким мифам! Теперь другие времена, контрразведчик не ходит с лупой в бумажнике, с фальшивой бородой в чемоданчике и с правилами дедуктивного мышления в голове. Теперь контрразведчик — это часть умной электронно-вычислительной машины, именуемой «Управление X», и его мастерство состоит в том, что он точно и безупречно выполняет свои функции именно как часть этой гигантской машины. Все остальное — это литература и обветшавшая суетность!
— Что с вами? Болит зуб? — испытующе глядя на меня, спросил министр.
Генерал рассмеялся. Он человек веселый и не упустит случая посмеяться, если есть над чем.
— Товарищ генерал напомнил мне о полковнике Захове, а вы же знаете, что я не принадлежу к числу его поклонников! — пришлось пояснить мне.
— Нет, не знаю, — равнодушно сказал министр.
— И я не знал, что вас так раздражает разговор на эту тему! — заметил генерал, бросив на меня хмурый взгляд.
Наступило неловкое молчание. Его нарушил министр.
— Полчаса назад, — сказал он, — нам сообщили, что в Четвертом отделении Лаборатории вирусологических исследований исчезла склянка, содержащая вирусы, сходные с бациллами чумы. Если эти вирусы каким-то образом попадут в городской водопровод или же в одно из звеньев общественного питания, город, да и вся страна будут поражены страшной эпидемией. Чтобы не создавать паники, мы с генералом решили держать это исчезновение в строжайшей тайне. Сотрудникам лаборатории будет известно, что исчез совершенно безопасный раствор, но персонал Четвертого отделения не должен покидать своих рабочих мест до нашего распоряжения. Общее руководство операцией по розыску похищенной склянки я возлагаю на генерала Анастасова, а непосредственное выполнение операции поручаю лично вам. Срочно включайте в работу весь свой отдел.
Вот это называется удар! Меня бросило в дрожь. Задача была огромная и мудреная — не сравнить с прежними пустячными делами. Да и когда же, черт возьми, я имел дело с вирусами, с вирусологией и людьми, занимающимися этой наукой!?
— Разрешите задать вам вопрос для моей личной ориентации, — попросил я министра. Он кивнул, и я продолжал: — Раз вы поручаете это дело нашему управлению, значит, вы убеждены, что исчезновение вируса носит политический характер? Я правильно вас понял?
— А как же иначе можно понимать это?! — искренне удивился министр.
В приемной, прежде чем расстаться, генерал Анастасов сказал мне:
— В двенадцать ноль-ноль жду вас в своем кабинете. Доложите вашу гипотезу. Но если вы принесете похищенную склянку, уверяю вас, что она вполне заменит гипотезу и я буду удовлетворен!
Он улыбнулся и, хотя начал разговор со мной официально, дружески пожал мне руку и пожелал успеха.
* * *
Тот же день. Прежде всего скажу о погоде: она отвратительная. Не переставая идет дождь. Но идет не как положено: нет того, чтобы за час, за два вылиться ему до конца, а моросит — мелкий, частый. Моросит упорно и с таким спокойствием, от которого, кажется, вот-вот лопнут нервы. Можно подумать, что он моросит от самого сотворения мира. Ужасно. А говорят, Аввакум любит дождливую погоду. Ненормальный какой-то! Я спросил однажды доцента Калмукова, почему некоторые люди любят дождливую погоду. Покачав головой, он ответил: «Наверное, это люди с нездоровой психикой». Тогда я спросил его, полагает ли он, что и у Аввакума 3 ахова тоже нездоровая психика. Доцент покраснел и смущенно пробормотал, что сказал это вообще о людях, которые любят дождливую! погоду, не имея в виду никого конкретно.
Для подготовки моего доклада генерал Анастасов поторопился назначить мне i в качестве помощника капитана Баласчева. Пока я обдумывал, кого бы взять в помощники — ведь это мое право выбрать себе помощника, — он, капитан Баласчев, уже прибыл. Черт бы его побрал! Подозреваю, что он симпатизирует Аввакуму, иначе генерал не навязал бы его на мою голову.
Консультантом по научной части я взял доцента Калмукова.
По дороге в лабораторию доцент Калмуков на скорую руку познакомил меня с вирусами как первичной формой жизни, а также с экспериментом профессора Маркова по созданию универсальной противогриппозной вакцины. Я спросил его, как лично он смотрит на эту проблему. Калмуков ответил, что в научной среде отнеслись скептически к эксперименту профессора Маркова. Затем я поинтересовался, верит ли он в то, что профессор создал действительно новый вирус, и возможно ли, чтобы этот новый вирус обладал токсической силой чумной бациллы. Калмуков сказал, что получить генетическим путем вирус с новыми качествами теоретически вполне возможно, хотя практически этого пока никто еще не достиг. Он сказал также, что теоретически вполне возможно создать вирус, не только подобный чумной бацилле, но даже превосходящий ее своей токсичностью. Он заключил свою мысль словами «к сожалению», и я почувствовал, как что-то вдруг кольнуло мне сердце. Обычно люди Аввакума подчеркивали, что в работе своей они придерживаются принципов гуманизма. Я тоже придерживаюсь принципов гуманизма, но извергов типа Пиночета и прочих я с великим удовольствием угостил бы порцией чумных и чумоподобных бацилл. Нет, я не абстрактный гуманист!
В десять часов мы подъехали к лаборатории и поставили машину у входа. Как я и ожидал, входная дверь была заперта, а ключ находился у строгого старшины. В холле сидели, повесив носы, четверо посетителей. Я приказал Баласчеву обыскать их и, если у них не будет обнаружено ничего подозрительного, выпроводить отсюда. А сам направился к главному директору.
Как всякий интеллигент в подобных случаях, главный директор выглядел довольно растерянным. Но он все же догадался еще при первом сигнале профессора Маркова объявить по специальному устройству тревогу и закрыть все выходы из здания. Я отметил проявленную им сообразительность и поблагодарил его. Затем я спросил, что он знает о вирусе профессора Маркова и считает ли он, что токсичность этого вируса равносильна токсичности чумной бациллы. Главный директор сказал, что самолично проверил токсический эффект нового вируса и считает, что по своей силе он почти не уступает чумной бацилле.
— Ну да! — воскликнул я, с удовлетворением отмечая, что наконец-то осознал всю важность возложенной на меня задачи. — Ну да, эта штуковина может причинить колоссальное зло, если окажется у врага.
Главный директор развел руками, лицо его побледнело. Это был красивый мужчина с седеющими висками и высоким, слегка наморщенным лбом.
— Да, если эта «штуковина» попадет в руки вредителя… — глухо произнес он и осекся. Замигав, словно в глаза ему ударил ослепительный свет, он продолжил: — Если она попадет в руки какого-нибудь вредителя, столица будет парализована за двадцать четыре часа, вся наша страна окажется под ошеломляющими ударами в следующие сорок восемь часов, а через неделю уже вся прилегающая к ней часть Европы превратится в сплошной лазарет…
Он провел рукой по лбу, на котором выступил холодный пот, и умолк. Должен признаться, в эту минуту и меня охватила паника, какой-то неописуемый страх. Когда-то мне пришлось стоять перед нацеленными на меня автоматами предателей, но и тогда я не испытывал такого отвратительного чувства, черт бы его побрал! Даже желудок свело судорогой. И я сказал себе: «Вот ты хотел отразить настоящий удар, хотел набрать побольше очков, но каково придется тебе теперь, а? Каково придется?»
В эту критическую минуту капитан Баласчев откашлялся и попросил разрешения расставить своих людей, чтобы начать действовать.
— Погоди, — сказал я ему, — дело это очень важное, и потому всю работу будешь вести только по моим указаниям и под моим наблюдением. А сейчас я хочу задать еще один, последний вопрос. — И, обращаясь к главному директору, спросил: — Подозреваете ли вы кого-нибудь и есть ли у вас какое-то объяснение случившемуся?
— Я никого не подозреваю, — сказал, горько усмехнувшись, директор. — Никого из моих людей, — уточнил он. И добавил словно через силу: — То, что случилось, кажется мне необъяснимым. У нас в здании установлено специальное электронное контрольное устройство. Оно не позволит незаметно вынести из здания даже булавку, не то что пол-литровую склянку, наполненную раствором!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24