Теперь главное внимание сосредоточилось на арке. Входящие – вот кто сейчас больше всего интересовал Чернова. Конечно, соблазнительно было накрыть квартиру несколько часов назад, под утро. Так обычно и делается. Аресты, например, практикуются именно в это время, и лучше всего в понедельник. Но нынче с населением творится что-то несуразное. Пьянки устраиваются не только в выходные, но в любой понравившийся день. И Чернов не хотел ошибаться. Хотел, чтобы в квартире находилось не два-три человека, а вся или почти вся головка группы, иначе, пока вытрясешь другие адреса, остальные могут уйти.
В течение следующих двух часов он отметил в своем блокноте странное явление. Прошли через арку и скрылись в «его» подъезде не менее десятка молодых людей вполне славянской внешности. И не какой-нибудь разношерстный сброд сутулых очкариков и прыщавых недоносков. Нет. Гренадеры. Как на подбор. Хоть сейчас в гвардию.
Чернов обеспокоился, когда «лифтеры» доложили, что молодые прошли как раз в тот блок из четырех квартир, одну из которых они и «пасли». «Лифтеры» работали в подъезде уже неделю. Сами ломали, сами же чинили, благо лифты в доме имели полувековую историю и факт поломок никого не смущал.
Чернов еще раз справился в своем блокноте о жильцах блока. Для проститутки Ани и рановато и многовато. К тому же она предпочитала не водить клиентов на дом, благодаря чему слыла в доме за порядочную. Канашкины на даче. Остается профессор Гуманитарного университета. Зачет на дому? Но и он никак не подходил.
На студентов молодые бойцы никак не тянули. Неужели черные рискнули связаться со славянами? Этого не может быть, потому что быть не может никогда. Загадка…
Чернов вызвал по рации старшего группы захвата. Группа располагалась на той же улице в доме, поставленном на капремонт. Нет, это не Чернов и его ведомство так устроили. Было бы слишком жирно. Так устроила сама жизнь. Просто оперативно повезло.
Чернов в последний раз проинструктировал коллегу. Только что, с небольшим интервалом, в подъезд прошли трое из тех, кого они так долго ждали. Приметы совпали полностью, вплоть до кожанок с фирменными эмблемами. Фээсбэшник внутренне усмехнулся. Кавказцы сродни подросткам: если старший купил какую-то шмотку, остальные в лепешку расшибутся, но напялят то же.
Выходило так… Делились на три группы. Одна идет через черный ход – это Чернов со своими. Вторая во главе со старшим – через парадный подъезд. Третья – сверху через чердак. Для подстраховки на фасаде болталась люлька с «маляршами».
Вовчик во дворе и два «лифтера» – страховка. Почему так много? Да потому, что Чернов знал: кавказцы вооружены до зубов, и кто знает, что у них хранится в квартире. Вполне могло статься – парочка гранатометов «муха».
– Все. Разошлись. Начали, – скомандовал Чернов, и спустя десять секунд во двор въехал крытый фургон, откуда посыпались спецназовцы.
Сам Чернов и четверо его помощников кинулись к черному ходу. Тут их ждало первое потрясение: на дверях болтался новенький, еще в смазке, висячий замок.
Кто-то, скорее всего работник ДЭЗа, проявил бдительность и служебное рвение.
Хорошо еще в группе Чернова был Сева, бывший борец и вообще замечательный человек. Сева ухватил замок в две побелевшие от напряжения клешни и, глубоко вздохнув, принялся сворачивать ему шею. Противно запели в окованной железом двери «полторастики», заботливо загнутые с обратной стороны бдительным установщиком замка.
Так или иначе, а на этом они потеряли секунд тридцать. И эти секунды вспыхивали в мозгу фээсбэшника, как на электронном табло: синхронности не получалось. А надо бы синхронно. Чтобы оказаться у дверей вместе со спецназом.
И никаких – откройте: милиция! Сразу кувалдой по замку, а нет, так обоймы «стечкина» не жалко. Вот он тяжелит руку. Через две, через три ступени. Дыхалка пока в порядке. Еще этаж. Еще. Сверху раздаются бухающие удары. Один, второй, третий… Конечно, «стечкин» – то только у него. У них пукалки ближнего боя и калибр не тот… Четвертый удар. Наконец дверь. По обе стороны люди в камуфляже и масках. Двое попеременке молотят кувалдами. С четвертого подалась врасхрясь.
Один, всего один предупредительный в воздух и рев: "На пол! Всем на пол!
Лежать! На пол, говно!"
Квартира большая. Коридор – «Формулу-1» устраивай. А еще два сортира, две ванные комнаты, кухня, стенные шкафы. Умели строить для своей номенклатуры.
Вожжайся теперь. Любой угол – смерть. Выстрелы! Так и есть. Первый хрип. Первый стон. Рядом с Черновым опустился на колени спецназовец. Пуля попала в горло.
Перебила артерию. Кровь хлынула черная. Фээсбэшник поскользнулся. Еще автоматная очередь в соседней комнате. Никуда не годится. Хотели поменьше шума.
Какая теперь, к мудям, разница. Но хоть одного живым. Хоть одного. Раз пошла такая рубка – хоть одного. Изнутри ванной, непрерывно кроша дверь из АКМС, вываливается кавказец. Он уже мертв, но палец на спуске, и тело с развороченной грудью успевает сделать всего три шага, а свинец горячим веером над головами, и брызги хрустальной люстры по плечам, по лицу, по мертвому спецназовцу. Вот тебе и подъезд. Вот тебе и подпилили замок.
Куража нет.
Нет куража.
Большая комната. Гостиная. Благородная посуда хрустит под ногами. Тихо.
Если не считать хриплого дыхания и матерков. Тихо. Не слышно выстрелов.
– Леня! Леня, сюда…
Фээсбэшник метнулся в соседнюю комнату со слабой надеждой, что там окажется кто-то живой из кавказцев. Здесь, в гостиной, положили троих. Но были еще и хозяева. Вернее, те, кто снимал эту шикарную квартиру.
На полу, там, где указал стволом автомата старший спецназа, лежал кавказец. Пули развалили ему брюшину. Сквозь пальцы сочилась кровь и полупереваренное месиво.
– Что, Гамзат, больно? Могу «скорую» вызвать. Могу и не вызывать, сам понимаешь. Где Бакир? – спросил Чернов, наклонившись к умирающему. – Откуда ты приехал?
Гамзат улыбнулся.
– Бакир теперь с Аллахом разговаривает. Счастливый, – тихо, одними губами, сказал раненый.
Чернов оглянулся в поисках трупа и, заметив разбитое окно, подошел. Внизу на асфальте распластался человек. Около него стоял Вовчик и отгонял любопытных.
– Я же говорил, люльку под окно, – процедил сквозь зубы Чернов.
– Не успели. Блок заело, – объяснил кто-то сзади.
Чернов скрипнул зубами. Вернулся к раненому:
– Слушай, Гамзат, «скорая» сейчас будет. Но ты же опытный человек, знаешь – не довезут. В такую дыру паровоз можно пропустить – не заденет. Ты всерьез думаешь, что, убрав Руслана, что-нибудь измените? Зачем мальчишек втравил?
Сколько их у тебя еще? Пожалей, мы же такую окрошку из них наделаем, мало не покажется. Слыхал, что президент сказал? В сортире замочим. Скажешь – возьмем без шума. Не как сегодня. Отсидят, но жить будут. Понимаешь, жить?!
– Шакал ты, Чернов, шакалом был, шакалом и останешься… А еще – ишак, потому не поймешь, что я тебе скажу. Но я скажу…
Гамзат плюнул сухим плевком в Чернова и закашлялся. Кровь обильнее потекла из раны.
– Никогда вам не спать с нашими женщинами, никогда не засрать головы нашим детям, никогда спокойно не жить на Кавказе… Я честно умер, а предателя найдут другие… Найдут и голову выставят перед народом… Он не дольше меня проживет.
Сегодня сдохнет. Сегодня…
Гамзат закрыл глаза. Веки его затрепетали. Ноздри раз-другой раздулись, хватая последние капли воздуха, нога, поджатая в колене, распрямилась.
– Капец, – констатировал Сева.
– Кому нужны его бабы…
Уходя, Чернов сдернул со стола скатерть и кинул на труп Гамзата.
Все-таки Гамзат сказал главное – «сегодня».
Глава 8
ЛАРИСА ЛАРИНА
Мысли Виктора Андреевича прервал настойчивый стук в дверь.
– Папа, ты что там застрял? – Грубоватый голос дочери вернул его к действительности.
Он хотел было ответить что-то дочери, но его опередила жена:
– Можно хоть в такой день не дергать отца!
– А что, разве произошло что-то противоестественное? Умерла старая, достаточно пожившая на этом свете женщина. Нам бы столько! А больше и не надо!
– Это же мать твоего отца! И твоя родная бабушка! – Людмила Анатольевна с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик. – Никогда не думала, что ты вырастешь такой жестокой.
– Это не жестокость, мама. Это здравый смысл. Мне что, теперь не умываться, если бабушка…
Людмила Анатольевна не дала ей договорить:
– Это здравомыслие когда-нибудь обернется против тебя, – закричала она. – Дай бог, чтобы твои будущие дети…
– Только не трогай, пожалуйста, моих будущих детей, которых к тому же я в ближайшее время заводить не собираюсь.
Ларин услышал удаляющиеся от двери ванной шлепающие шаги дочери.
– Не зарекайся! – крикнула ей вдогонку мать. – Дети иногда появляются неожиданно. И часто некстати.
– Мне всегда казалось, что у вас с папой как раз так и получилось, – не оборачиваясь, с болезненной издевкой произнесла Лариса.
– Что ты несешь? Как тебе не стыдно? Эгоистка! – Людмила Анатольевна придала своему голосу обиженную интонацию.
Дойдя до своей комнаты, дочь обернулась к матери:
– Может быть, в моей жизни уже не раз случалось что-то и пострашнее бабушкиной смерти. Но вы с папой хоть когда-нибудь этим поинтересовались?
«Что же может быть страшнее смерти?» – философски спросил сам себя Ларин.
– Вам важна только своя жизнь, как будто бы и дочери у вас нет, – продолжала Лариса. – Так и нечего было меня заводить.
– Наглая девчонка! Всю жизнь на всем готовом! – уже не очень заботясь о силе выражений, закричала Людмила Анатольевна.
Но дочь не слушала ее, а продолжала свое:
– А больше всего, мамочка, меня развлекает твоя забота о бабушке, которую ты всю жизнь, как и положено всякой невестке, терпеть не могла. Может быть, ее смерть, конечно, и прибавила тебе некоторой любви… Мертвых любить совсем нетрудно. Даже романтично.
– Замолчи, дрянь, пока я не съездила тебе по физиономии!
Виктор Андреевич резко открыл дверь ванной и увидел, как две женщины – одна замахнувшись на другую – при его появлении тут же разошлись в разные стороны. Дочь заперлась у себя в комнате, жена исчезла на кухне.
«На что же мы все-таки тратим жизнь? – подумал Ларин, глядя на удаляющихся жену и дочь. – Большую часть на то, чтобы отравить ее другим. Чаще всего самым близким людям».
Он позвонил в Министерство путей сообщения узнать, как продвигается его проект мега-вокзала. Эта идея бродила в умах практиков уже давно – соединить все вокзалы столицы в один, большой, удобный, мобильный. Чтобы приезжие, особенно транзитники, да и москвичи, не носились с одного вокзала на другой, перетаскивая свои тяжеленные баулы, чтобы единый центр управления позволил упразднить массу дублирующих друг друга должностей. Ларин разрабатывал свой проект пять лет. Сам нанял серьезную группу проектировщиков, экономистов, инженеров, даже дизайнеров, но уж проект получился на славу. Правда, стоил он тоже немало, но, по подсчетам экономистов, должен был окупить себя всего за восемь лет. Место для супервокзала было выбрано традиционное – Каланчевка, ныне Комсомольская площадь. Собственно, предполагалось провести мосты и тоннели к самой площади, которую полностью задумывали застроить одним огромным комплексом. Автодвижение спускалось под землю, а наверху на чертежах, которые уже два года бродили по кабинетам министерства, красовалось легкое, сверхсовременное здание из стекла и бетона, с сотнями эскалаторов, подвижных дорожек, багажных конвейеров, единой компьютерной системой и автоматической продажей билетов, регистрацией и отправкой поездов. Это был проект двадцать первого века. И Ларин в глубине души надеялся, что именно он станет возглавлять новый мега-вокзал.
Проект даже лег на стол президенту. И тот его одобрил, но…
Не было денег. Инвесторов, впрочем, можно было найти, однако время – деньги – это не про Россию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
В течение следующих двух часов он отметил в своем блокноте странное явление. Прошли через арку и скрылись в «его» подъезде не менее десятка молодых людей вполне славянской внешности. И не какой-нибудь разношерстный сброд сутулых очкариков и прыщавых недоносков. Нет. Гренадеры. Как на подбор. Хоть сейчас в гвардию.
Чернов обеспокоился, когда «лифтеры» доложили, что молодые прошли как раз в тот блок из четырех квартир, одну из которых они и «пасли». «Лифтеры» работали в подъезде уже неделю. Сами ломали, сами же чинили, благо лифты в доме имели полувековую историю и факт поломок никого не смущал.
Чернов еще раз справился в своем блокноте о жильцах блока. Для проститутки Ани и рановато и многовато. К тому же она предпочитала не водить клиентов на дом, благодаря чему слыла в доме за порядочную. Канашкины на даче. Остается профессор Гуманитарного университета. Зачет на дому? Но и он никак не подходил.
На студентов молодые бойцы никак не тянули. Неужели черные рискнули связаться со славянами? Этого не может быть, потому что быть не может никогда. Загадка…
Чернов вызвал по рации старшего группы захвата. Группа располагалась на той же улице в доме, поставленном на капремонт. Нет, это не Чернов и его ведомство так устроили. Было бы слишком жирно. Так устроила сама жизнь. Просто оперативно повезло.
Чернов в последний раз проинструктировал коллегу. Только что, с небольшим интервалом, в подъезд прошли трое из тех, кого они так долго ждали. Приметы совпали полностью, вплоть до кожанок с фирменными эмблемами. Фээсбэшник внутренне усмехнулся. Кавказцы сродни подросткам: если старший купил какую-то шмотку, остальные в лепешку расшибутся, но напялят то же.
Выходило так… Делились на три группы. Одна идет через черный ход – это Чернов со своими. Вторая во главе со старшим – через парадный подъезд. Третья – сверху через чердак. Для подстраховки на фасаде болталась люлька с «маляршами».
Вовчик во дворе и два «лифтера» – страховка. Почему так много? Да потому, что Чернов знал: кавказцы вооружены до зубов, и кто знает, что у них хранится в квартире. Вполне могло статься – парочка гранатометов «муха».
– Все. Разошлись. Начали, – скомандовал Чернов, и спустя десять секунд во двор въехал крытый фургон, откуда посыпались спецназовцы.
Сам Чернов и четверо его помощников кинулись к черному ходу. Тут их ждало первое потрясение: на дверях болтался новенький, еще в смазке, висячий замок.
Кто-то, скорее всего работник ДЭЗа, проявил бдительность и служебное рвение.
Хорошо еще в группе Чернова был Сева, бывший борец и вообще замечательный человек. Сева ухватил замок в две побелевшие от напряжения клешни и, глубоко вздохнув, принялся сворачивать ему шею. Противно запели в окованной железом двери «полторастики», заботливо загнутые с обратной стороны бдительным установщиком замка.
Так или иначе, а на этом они потеряли секунд тридцать. И эти секунды вспыхивали в мозгу фээсбэшника, как на электронном табло: синхронности не получалось. А надо бы синхронно. Чтобы оказаться у дверей вместе со спецназом.
И никаких – откройте: милиция! Сразу кувалдой по замку, а нет, так обоймы «стечкина» не жалко. Вот он тяжелит руку. Через две, через три ступени. Дыхалка пока в порядке. Еще этаж. Еще. Сверху раздаются бухающие удары. Один, второй, третий… Конечно, «стечкин» – то только у него. У них пукалки ближнего боя и калибр не тот… Четвертый удар. Наконец дверь. По обе стороны люди в камуфляже и масках. Двое попеременке молотят кувалдами. С четвертого подалась врасхрясь.
Один, всего один предупредительный в воздух и рев: "На пол! Всем на пол!
Лежать! На пол, говно!"
Квартира большая. Коридор – «Формулу-1» устраивай. А еще два сортира, две ванные комнаты, кухня, стенные шкафы. Умели строить для своей номенклатуры.
Вожжайся теперь. Любой угол – смерть. Выстрелы! Так и есть. Первый хрип. Первый стон. Рядом с Черновым опустился на колени спецназовец. Пуля попала в горло.
Перебила артерию. Кровь хлынула черная. Фээсбэшник поскользнулся. Еще автоматная очередь в соседней комнате. Никуда не годится. Хотели поменьше шума.
Какая теперь, к мудям, разница. Но хоть одного живым. Хоть одного. Раз пошла такая рубка – хоть одного. Изнутри ванной, непрерывно кроша дверь из АКМС, вываливается кавказец. Он уже мертв, но палец на спуске, и тело с развороченной грудью успевает сделать всего три шага, а свинец горячим веером над головами, и брызги хрустальной люстры по плечам, по лицу, по мертвому спецназовцу. Вот тебе и подъезд. Вот тебе и подпилили замок.
Куража нет.
Нет куража.
Большая комната. Гостиная. Благородная посуда хрустит под ногами. Тихо.
Если не считать хриплого дыхания и матерков. Тихо. Не слышно выстрелов.
– Леня! Леня, сюда…
Фээсбэшник метнулся в соседнюю комнату со слабой надеждой, что там окажется кто-то живой из кавказцев. Здесь, в гостиной, положили троих. Но были еще и хозяева. Вернее, те, кто снимал эту шикарную квартиру.
На полу, там, где указал стволом автомата старший спецназа, лежал кавказец. Пули развалили ему брюшину. Сквозь пальцы сочилась кровь и полупереваренное месиво.
– Что, Гамзат, больно? Могу «скорую» вызвать. Могу и не вызывать, сам понимаешь. Где Бакир? – спросил Чернов, наклонившись к умирающему. – Откуда ты приехал?
Гамзат улыбнулся.
– Бакир теперь с Аллахом разговаривает. Счастливый, – тихо, одними губами, сказал раненый.
Чернов оглянулся в поисках трупа и, заметив разбитое окно, подошел. Внизу на асфальте распластался человек. Около него стоял Вовчик и отгонял любопытных.
– Я же говорил, люльку под окно, – процедил сквозь зубы Чернов.
– Не успели. Блок заело, – объяснил кто-то сзади.
Чернов скрипнул зубами. Вернулся к раненому:
– Слушай, Гамзат, «скорая» сейчас будет. Но ты же опытный человек, знаешь – не довезут. В такую дыру паровоз можно пропустить – не заденет. Ты всерьез думаешь, что, убрав Руслана, что-нибудь измените? Зачем мальчишек втравил?
Сколько их у тебя еще? Пожалей, мы же такую окрошку из них наделаем, мало не покажется. Слыхал, что президент сказал? В сортире замочим. Скажешь – возьмем без шума. Не как сегодня. Отсидят, но жить будут. Понимаешь, жить?!
– Шакал ты, Чернов, шакалом был, шакалом и останешься… А еще – ишак, потому не поймешь, что я тебе скажу. Но я скажу…
Гамзат плюнул сухим плевком в Чернова и закашлялся. Кровь обильнее потекла из раны.
– Никогда вам не спать с нашими женщинами, никогда не засрать головы нашим детям, никогда спокойно не жить на Кавказе… Я честно умер, а предателя найдут другие… Найдут и голову выставят перед народом… Он не дольше меня проживет.
Сегодня сдохнет. Сегодня…
Гамзат закрыл глаза. Веки его затрепетали. Ноздри раз-другой раздулись, хватая последние капли воздуха, нога, поджатая в колене, распрямилась.
– Капец, – констатировал Сева.
– Кому нужны его бабы…
Уходя, Чернов сдернул со стола скатерть и кинул на труп Гамзата.
Все-таки Гамзат сказал главное – «сегодня».
Глава 8
ЛАРИСА ЛАРИНА
Мысли Виктора Андреевича прервал настойчивый стук в дверь.
– Папа, ты что там застрял? – Грубоватый голос дочери вернул его к действительности.
Он хотел было ответить что-то дочери, но его опередила жена:
– Можно хоть в такой день не дергать отца!
– А что, разве произошло что-то противоестественное? Умерла старая, достаточно пожившая на этом свете женщина. Нам бы столько! А больше и не надо!
– Это же мать твоего отца! И твоя родная бабушка! – Людмила Анатольевна с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик. – Никогда не думала, что ты вырастешь такой жестокой.
– Это не жестокость, мама. Это здравый смысл. Мне что, теперь не умываться, если бабушка…
Людмила Анатольевна не дала ей договорить:
– Это здравомыслие когда-нибудь обернется против тебя, – закричала она. – Дай бог, чтобы твои будущие дети…
– Только не трогай, пожалуйста, моих будущих детей, которых к тому же я в ближайшее время заводить не собираюсь.
Ларин услышал удаляющиеся от двери ванной шлепающие шаги дочери.
– Не зарекайся! – крикнула ей вдогонку мать. – Дети иногда появляются неожиданно. И часто некстати.
– Мне всегда казалось, что у вас с папой как раз так и получилось, – не оборачиваясь, с болезненной издевкой произнесла Лариса.
– Что ты несешь? Как тебе не стыдно? Эгоистка! – Людмила Анатольевна придала своему голосу обиженную интонацию.
Дойдя до своей комнаты, дочь обернулась к матери:
– Может быть, в моей жизни уже не раз случалось что-то и пострашнее бабушкиной смерти. Но вы с папой хоть когда-нибудь этим поинтересовались?
«Что же может быть страшнее смерти?» – философски спросил сам себя Ларин.
– Вам важна только своя жизнь, как будто бы и дочери у вас нет, – продолжала Лариса. – Так и нечего было меня заводить.
– Наглая девчонка! Всю жизнь на всем готовом! – уже не очень заботясь о силе выражений, закричала Людмила Анатольевна.
Но дочь не слушала ее, а продолжала свое:
– А больше всего, мамочка, меня развлекает твоя забота о бабушке, которую ты всю жизнь, как и положено всякой невестке, терпеть не могла. Может быть, ее смерть, конечно, и прибавила тебе некоторой любви… Мертвых любить совсем нетрудно. Даже романтично.
– Замолчи, дрянь, пока я не съездила тебе по физиономии!
Виктор Андреевич резко открыл дверь ванной и увидел, как две женщины – одна замахнувшись на другую – при его появлении тут же разошлись в разные стороны. Дочь заперлась у себя в комнате, жена исчезла на кухне.
«На что же мы все-таки тратим жизнь? – подумал Ларин, глядя на удаляющихся жену и дочь. – Большую часть на то, чтобы отравить ее другим. Чаще всего самым близким людям».
Он позвонил в Министерство путей сообщения узнать, как продвигается его проект мега-вокзала. Эта идея бродила в умах практиков уже давно – соединить все вокзалы столицы в один, большой, удобный, мобильный. Чтобы приезжие, особенно транзитники, да и москвичи, не носились с одного вокзала на другой, перетаскивая свои тяжеленные баулы, чтобы единый центр управления позволил упразднить массу дублирующих друг друга должностей. Ларин разрабатывал свой проект пять лет. Сам нанял серьезную группу проектировщиков, экономистов, инженеров, даже дизайнеров, но уж проект получился на славу. Правда, стоил он тоже немало, но, по подсчетам экономистов, должен был окупить себя всего за восемь лет. Место для супервокзала было выбрано традиционное – Каланчевка, ныне Комсомольская площадь. Собственно, предполагалось провести мосты и тоннели к самой площади, которую полностью задумывали застроить одним огромным комплексом. Автодвижение спускалось под землю, а наверху на чертежах, которые уже два года бродили по кабинетам министерства, красовалось легкое, сверхсовременное здание из стекла и бетона, с сотнями эскалаторов, подвижных дорожек, багажных конвейеров, единой компьютерной системой и автоматической продажей билетов, регистрацией и отправкой поездов. Это был проект двадцать первого века. И Ларин в глубине души надеялся, что именно он станет возглавлять новый мега-вокзал.
Проект даже лег на стол президенту. И тот его одобрил, но…
Не было денег. Инвесторов, впрочем, можно было найти, однако время – деньги – это не про Россию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49