А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– Спокойно, Гриня! Все свои. – Кальян широко ухмыльнулся.
– И давно?
– Тихо, тихо! Мы не в ментовке, и я не на допросе.
– Спасибо, что засветил.
– Теперь уже все равно.
– В каком смысле?
– «Последнее дело комиссара Берлаха». Фильм такой был. Смотрел?
– Нет.
– Зря. А вот я в детстве тащился…
– У меня детство было другое.
– Тогда поговорим о старости. Помнишь, ты спрашивал, почему таджиков никто на наркоту не трясет? Я тоже задался этим вопросом…
Джексон оставил их разговаривать и, делая вид, что изучает место предстоящей операции, неторопливо отошел в сторону.
Место его, конечно, тоже интересовало. Но важнее было другое. После всего, что было здесь сказано, и до начала операции его из-под контроля не выпустят, и возможности связаться со своими не будет. Сейчас – единственный шанс.
Незаметно достав телефон и держа его перед собой, чтобы оставшиеся сзади Кальян с Лютым не могли видеть, чем он занимается, Джексон стал набирать SMS-сообщение. Получалось медленно: Джексон почти никогда раньше их не писал и путался в кнопках.
Ну, быстрее!
Все, не успел.
По шагам определив, что к нему торопится Кальян, Джексон отправил недописанное сообщение и нажатием кнопки стер набранный текст.
Тут же рядом с ним остановился Кальян.
– Кому звоним? – спросил он, глядя на телефон в руке Джексона.
– Начальнику ГУВД. Медаль зарабатываю.
Кальян понимающе усмехнулся. Но глаза при этом были серьезными. Очень серьезными.
Подошел Лютый, встал рядом.
– Да ладно, расслабьтесь. – Джексон небрежно подбросил телефон на ладони. – Бабе хочу позвонить. А то вечером не приду, она шум поднимет.
– Это правильно, шум нам не нужен. Поэтому и не звони никому, ладно? И телефончик дай. – Кальян протянул руку.
Ощущение было такое, что если Джексон не отдаст телефон, другой рукой Кальян выхватит пистолет и застрелит его. И что самое неприятное, ощущение было очень правдоподобным.
Джексон тем не менее медлил.
– Извини, больно ставка большая, – подчеркнуто терпеливо добавил Кальян.
– Я тоже отдал, – сообщил Лютый. – Теперь меня точно с работы выгонят.
– А она тебе нужна будет завтра, эта работа? – не отводя взгляда от Джексона, усмехнулся Кальян.
– Дожить бы еще до завтра.
Джексон положил на ладонь Кальяна мобильник, передернул плечами и пошел дальше осматривать место.
Опыт тоскливо подсказывал, что от того, как много он сейчас сможет разглядеть и запомнить, вечером будет зависеть его жизнь.
***
Дождавшись, когда жена уйдет на работу, Полковник взял в комнате магнитофон и заново прослушал кассету.
– Степу Завьялова помнишь? – спрашивал Бажанов.
– А то!
– От Конторы груз он должен принять.
– Не обрадовал. Его обыграть сложно. Он, поди, уже генерал?
– Да полковник, командир части. Хватка уже не та, так что обыграешь. Я до МВД ему пару заказиков подкинул. Мол, штаб приказал. Так он за свой полковничий паек все сделал в лучшем виде…
Не только Кальян помнил Полковника – Полковник тоже не забыл о нем. В Афгане Федя Прахов был одним из самых рисковых и самых удачливых командиров. В его подчинении был разведвзвод, которому давались самые опасные задания. При этом всегда говорилось: «Ну, Прахов не подведет! Прахов сделает!» Прахов и не подводил. Прахов делал. Ни у кого не получалось, а у него выходило. Причем выходило как-то играючи: с блестящим, превосходящим самые смелые ожидания, результатом и без серьезных потерь. Сам всегда возвращался, и ребят приводил.
Пока однажды не вернулся. Из целого взвода, ушедшего на задание, через три дня вернулись только двое солдат. Взвод попал в засаду, после часа боя Прахов, потеряв половину личного состава, приказал отходить. Из-под огня выбрались только эти двое. Остальные – кто пропал без вести, кто погиб. Прахова тоже долго считали погибшим: солдаты видели, как он получил пулю в грудь и упал.
Но через полгода узнали, что он жив и находится в плену. Велись какие-то переговоры об освобождении – Полковник не знал подробностей, но знал результат. С душманами не договорились, Прахов остался у них. Хотя возможность договориться вроде была: за него они требовали полевого командира не самого высокого ранга, к тому же давно выпотрошенного нашей разведкой и, соответственно, уже не представляющего интереса. Но по каким-то причинам этого командира предпочли расстрелять, а не пустить на обмен.
После этого следы Прахова затерялись. Полковник был уверен, что душманы поступили с ним так же, как наши с их командиром. И очень удивился, узнав, что бывший взводный выжил в Афгане и в Пакистане и после шести лет плена вернулся на родину.
Теперь, оказывается, он работает вместе с Бажановым…
Хотя в записи не прозвучало подробностей, Полковник догадался, какие именно «пару заказиков» ему подкинул генерал.
А ведь он действительно думал, что работает на страну.
Когда он учился в военном училище, такое невозможно было представить. Но потом были Ливан, Мозамбик, Афганистан. Нагорный Карабах. Югославия. Была – и продолжается – Чечня. Все перевернулось с ног на голову. Армию предали. Полковник оставался одним из последних, кто верил, что так не может продолжаться до бесконечности. Когда-нибудь там, наверху, возьмутся за ум. Он верил, что это произойдет. Поэтому и не увольнялся на пенсию, хотя выслуга позволяла. Ждал. Хотел поучаствовать в возрождении. Иначе – жизнь прожита зря. Какой смысл в этой жизни, если все, во что он верил и чему служил, – втоптано в грязь, распродано и забыто.
Когда старый друг Координатор передал ему первый скользкий приказ, он подумал: вот, началось. Государство должно защищаться не только от внешних врагов, но и от внутренних. И если МВД не в состоянии справиться, то надо заняться этим самим.
Первым, кого исполнили, был крупный преступный авторитет. Потом – зарвавшийся сверх меры чиновник. Потом… Потом… Распоряжения шли регулярно.
С каждым приказом Полковнику передавалось короткое досье на объект. Полковник ни разу не усомнился: заслуживает.
И, грешным делом, удивлялся: мало приказов. После того что они со страной сделали, для выздоровления требуется не иглоукалывание, а хирургическая операция.
Потом, правда, какие-то сомнения появились. Без фактов, все только на уровне интуиции. Полковник гнал сомнения от себя. Признать их правомерность было страшнее, чем заново оказаться в яме у мозамбикских повстанцев.
И вот теперь – эта кассета.
С одной стороны, что – кассета? Какая-то запись, неизвестно кем и неизвестно где сделанная. Может, вообще смонтированная.
С другой – Полковник чувствовал, что это правда.
Сомнения исчезли, все встало на свои места. Он работал не на страну, он обслуживал чьи-то шкурные интересы. Его руками и руками его бойцов кто-то решал свои деловые и финансовые проблемы.
…Полковник выключил магнитофон, достал кассету. Позвонил дежурному:
– Группам два, три и семь готовность – пятнадцать минут. Я выезжаю.
– Есть! – прозвучал в ответ четкий голос дежурного.
Полковник горько усмехнулся: он ничего не знает, счастливчик.
Когда Полковник в коридоре надевал бушлат, в замке заскрежетал ключ и вошел сын, вернувшийся «с картошки»:
– Привет, пап! Нам выходной дали.
Полковник подумал: сын – это единственное, что ему удалось в жизни. А вот все остальное… Лучше бы он даже не начинал!
Сын продолжал говорить:
– Одна девчонка из Вологды приехала, я обещал ей Питер показать.
Полковник вынул бумажник, в котором лежали тысяча шестьсот тридцать рублей. Взял три пятисотки, протянул сыну:
– На, сводишь ее куда-нибудь.
– Спасибо. – Сын одновременно обрадовался и удивился: его никогда не баловали деньгами. – Я хотел занимать.
– Занимать у чужих – последнее дело. Лучше у меня спроси. Все, я побежал!
Полковник открыл дверь.
– Пап! Как на службе?
Он не колебался с ответом:
– Нормально!
Что бы ни случилось, это не должно коснуться сына.
***
Скрябин сидел за столом, Шилов прохаживался по кабинету. Оба курили. Пачка Стаса валялась пустой, у Романа сигареты еще оставались. В пепельнице высилась гора окурков.
– Последний бой – он трудный самый, – Роман врезал кулаком по раскрытой ладони.
– Я бы все-таки хотя бы Фрола взял. И Сапожникова. Этот хрен слишком много народа на тот свет отправил. И две ходки в Анголу! Там воевали далеко не дети.
– Василевский в больнице, Егоров в больнице. Ты чудом жив. Серега, – Шилов остановился, поправил траурную фотографию на стене, – Серега на кладбище. Командир, который не может уберечь своих солдат – дерьмовый командир.
– Раньше ты такими комплексами не страдал.
– Раньше жизнь казалась проще. Ну что мы, вдвоем его не сделаем?
– А СОБРов позвать? Крученый же, падла!
– Утечки боюсь. Бажанов может пронюхать. К тому же это наше личное дело.
– Ты не слишком много личного складываешь?
– Кто это говорит? – Шилов, опершись на кулаки, навис над столом, за которым сидел Стас. – Кто мне плешь проедал?
– Просто обидно будет, если мы его упустим из-за мелочи. Хотя бы одного еще, на подстраховку.
– Тогда Сапожникова. У Фрола семья. И если что – завалим к чертовой матери. Пусть только дернется!
– На него доказухи ни по одному делу нет. – Скрябин выразительно посмотрел Роману в лицо. – И явку с повинной, я думаю, он не напишет.
Они уже говорили об этом.
Румына можно задержать. Но посадить – очень сомнительно.
Шилов повторил:
– Пусть только дернется…
Немного позже, когда они выехали на разведку в Румянцевский садик, пришло недописанное SMS-сообщение Джексона: «Груз встречаю вечер.»
***
– Сержант, твоя группа нейтрализует Румына. У него на хвосте милиция, так что не тяните.
В своем кабинете Полковник заканчивал инструктаж командиров групп. Двое уже получили задания и ушли. Остался последний, которому выпала самая ответственная задача.
– Вот адрес его женщины…
– Какие команды по женщине?
– По обстановке.
– Понял. Разрешите выполнять?
– Выполняйте.
Четко развернувшись через плечо, сержант вышел.
– Проще было бы работать на месте встречи, – сказал майор Гасилов, до того молча сидевший в углу.
– Я не хочу перестрелки с МВД.
– Не надо было сливать им это место.
– Я дал слово офицера.
– Тогда это, конечно, меняет дело. – Гасилов пренебрежительно усмехнулся.
– Ирония неуместна. Румына им все равно не взять, не их уровень.
Майор скептически хмыкнул, но промолчал.
– Так, все! Теперь по грузу. Доложи, как понял задачу.
– Под прикрытием группы в цивильной одежде выдвигаюсь на запасные пути Ладожского вокзала и жду прибытия груза. При получении груза обеспечиваю его доставку в порт.
Все было правильно.
Половину ночи Полковник просидел над документами, полученными от Координатора вместе с этим заданием. В свете последних событий, когда стало понятно, что если не все, то подавляющее большинство приказов на ликвидации, передаваемых Координатором, шли не от высшего руководства, а были получены «слева», новое задание вызывало обоснованные сомнения. Но, как ни старался, Полковник не смог отыскать в документах ничего, что выглядело бы подозрительным. Более того: Полковник воспользовался своими возможностями, о которых Координатор скорее всего даже не подозревал, и, сделав несколько телефонных звонков, получил подтверждение, что это дело действительно государственное.
Полковник подумал: что ж, выполню это задание, а потом спрошу со старого друга. Поставлю его в такие условия, что отмолчаться не сможет. Во всех деталях расскажет, какие ликвидации были службой, а какие – халтурой. Все-таки не может такого быть, чтобы все приказы Координатор составлял сам. Что-то должно было идти сверху. Вот об этом и поговорим. Заодно и Мозамбик вспомним: так ли все было, как привык верить Полковник, или, может быть, молодой Координатор лично составил тот план и предложил его кандидатуру для подставы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42