— Мне не нужно ни верить, ни не верить, — спокойно произнёс физик, — потому что я, так же как вы, с точностью знаю ударную силу каждого типа существующих бомб.
— Ничего вы не знаете! — угрожающе потрясая кулаками, закричал Винер. — То, что мы создадим без вашей помощи, будет в десятки, в сотни раз сильнее того, что создано при вас!
С мягкой любезностью, звучавшей более уничтожающе, чем если бы он обозвал его самыми бранными, самыми позорными словами, старый физик произнёс, обращаясь к Винеру:
— Позвольте узнать, хорошо ли оплачивается ваша работа, сэр?
И, сделав вид, будто внимательно слушает, наклонился в сторону оторопевшего Винера. Тот, оправившись, сказал:
— Вы сами знаете. Вы тоже занимались этим делом.
Старик сделал несколько неторопливых отрицательных движений головой и все так же негромко произнёс:
— Нет, я никогда не занимался шантажем.
— Послушайте!..
— То, что вы делаете, — не смущаясь, продолжал физик, — шантаж. Правда, шантаж несколько необычного масштаба, я бы даже сказал: грандиозный шантаж, но все же только шантаж.
— Вы забываетесь! — попытался крикнуть Винер, угрожающе придвигаясь к Блэкборну, но ему загородил дорогу Роу. Он покачивался на нетвёрдых ногах, и его глаза стали совершенно оловянными. Глупо хихикая, он дохнул в лицо Винеру винным перегаром и проговорил заплетающимся языком:
— Не трогайте моего старика. Желаю, чтобы он говорил… У м-меня такое настроение… А главное… — Роу, оглядев всех, остановил взгляд на Винере… — мне начинает казаться: если старикан говорит, что вы шантажист, то, может быть, это так и есть, а?
— Вы сошли с ума! — крикнул Винер, поймав на себе ободряющий взгляд Паркера, которому тоже после нескольких лишних рюмок «Устрицы» начинала казаться забавной эта перепалка. — Вы совершенно сошли с ума! — повторил Винер. — То, что мы создадим, — реальность, такая же реальность, как наше собственное существование.
— Ф-фу, чорт! — Роу провёл ладонью по лицу. — Я, кажется, перестаю что-либо понимать: значит, вы считаете, что мы с вами реальность?
— Перестаньте кривляться, Роу! — крикнул Паркер. — Винер прав.
Роу повёл в сторону Паркера налившимися кровью глазами и ничего не ответил, а Блэкборн рассмеялся было, но резко оборвал свой смех и грустно проговорил:
— Меня утешает вера в то, что там, где дело дойдёт до выражения воли целых народов — и вашего собственного, немецкого народа, и моего, и американского, и любого другого, — там здравый смысл, стремление к добру и здоровые инстинкты жизни возьмут верх над злою волей таких ошмётков наций, как ваши и бывшие мои хозяева, как вы сами, милейший доктор Винер! И мои седины позволяют предсказать вам: в кладовой народов найдётся верёвка и на вас! Моток крепкой верёвки, которой хватит на всех, кого не догадались повесить вместе с кейтелями, заукелями и прочей падалью!
Винер приблизился к учёному и, бледнея от ярости, раздельно проговорил:
— Вы мой гость, но…
— Пожалуйста, не стесняйтесь. Это уже не может иметь для меня никакого значения, — насмешливо произнёс Блэкборн.
— Но я прошу вас… — хотел продолжить Винер. Однако старик перебил его:
— Можете не беспокоиться: я не собираюсь делать вашу квартиру местом «красной» агитации. — Он обвёл присутствующих широким жестом. — В этом обществе она не имела бы никакого смысла. Но обещаю вам, что если буду жив, то поставлю на суд народов свои идеи против ваших. И верю в исход этого суда!
На этот раз рассмеялся Винер:
— Вас привлекает такая перспектива?.. Нет, это не для меня, и этого не будет!.. Даже если правда всё, что вы тут говорили, пытаясь развенчать могущество атомного оружия, то вы забыли об одном: об его агитационном значении.
— Шантаж страхом! — брезгливо проговорил Блэкборн. — История слишком серьёзная штука, чтобы её можно было делать такими грязными средствами!
— Вы не историк, а физик, профессор, — язвительно проговорил отец Август.
— Если бы меня убедили в том, что я не прав, я, не выходя отсюда, пустил бы себе пулю в лоб.
Винер вынул из заднего кармана и с насмешливой улыбкой протянул Блэкборну маленький пистолет.
— Возьмите, дорогой коллега! Он вам понадобится ещё сегодня!
Отец Август подошёл с полным стаканом коктейля и тоже протянул его учёному.
— Тюремный бюджет обычно предусматривает стакан ободряющего приговорённому к смерти.
Блэкборн без всякой церемонии оттолкнул его руку так, что содержимое стакана расплескалось, заливая костюм патера, и с достоинством произнёс:
— Нет, достопочтенный отец, и вы, — он движением подбородка указал на Винера, — не выйдет! Я ещё поживу. Назло вам поживу. Мне ещё в очень многом нужно разобраться, очень многое понять, мимо чего я прежде проходил. Стыдно, имея седую голову, признаваться, что только-только начинаешь понимать кое-что в происходящем вокруг тебя… Очень стыдно… Но нельзя больше быть малодушным. Рано или поздно надо перестать прятаться от самого себя. Это ниже человеческого достоинства. Если не хочешь потерять уважение к самому себе, то нельзя становиться глупее страуса. Нужно вытащить голову из травы и посмотреть в глаза жизни. — Блэкборн сделал несколько шагов по комнате, остановился, задыхаясь, и протянул руку к окну, словно ему хотелось распахнуть его, чтобы впустить в комнату свежего воздуха. Задумчиво проговорил: — Я теперь понял, почему для меня не оказалось места в моей стране… Меня терзала мысль: смогу ли я прожить вне Англии, которая столько значила для меня…
— Как видно… — насмешливо бросил Винер.
— Да, как видно, я смогу прожить вне Англии, так как живу уверенностью, что вернусь в неё. Это не может не случиться. Я слишком верю в свой народ, чтобы потерять надежду на то, что он придёт в себя и прогонит шайку авантюристов, которые держат в руках власть над ним.
Роу, прищурившись, посмотрел на старика.
— Не имеете ли вы в виду правительство его величества, сэр? — с пьяной важностью спросил он.
— Безусловно.
— Я могу предложить вам работу у себя, профессор, — сказал Винер. — Вы загладите свои ошибки, и Англия примет вас обратно.
— Я не совершал никаких ошибок, — с достоинством сказал старик.
— Если не был ошибкой ваш отказ работать над атомным оружием, значит ошибка в том, что вы прежде делали его?
— Нет, — Блэкборн сделал гневное движение, — и то и другое было правильно. Пока я верил, будто это оружие направлено на разгром фашизма, а следовательно, на благо человечества, я его делал; когда я получил уверенность, что оно направлено на укрепление нового фашизма, а следовательно, во вред человечеству, я готов своими руками уничтожить его.
— Это уже нечто большее, чем простое неодобрение того, что мы делаем, — спокойно сказал Паркер.
— Повидимому, у меня действительно нехватает храбрости на что-то главное, что я должен был бы сделать в нынешнем положении, — проговорил Блэкборн. — Что-то, что могло бы стать самым главным в моей жизни… Я это чувствую, но оно ускользает от меня всякий раз, когда нужно подумать до конца.
— Может быть, вы подразумеваете заявление о желании стать коммунистом? — с издевательским смешком спросил Август.
Некоторое время Блэкборн смотрел на него удивлённо.
— Нет, — сказал он наконец. — Ещё не это. Но неужели вы не понимаете, что если бы к тому, что они пустили в ход сейчас — этот свой план борьбы с засухой и обводнения огромных первобытных пустынь, — прибавить мирное использование атомной энергии, лицо вселенной изменилось бы так, как не мечтал ни один самый смелый утопист?
— А мы с вами, по вашему собственному уверению, болтались бы на перекладине? — спросил Винер.
— Вы — разумеется, — ответил старик, — а что касается меня… я ещё не знаю.
— Воображаете, что вы отдали бы то, что ещё осталось полезного у вас в голове, русским?
— Зачем это им? У них есть свои головы, не хуже моей.
— Не улизнёте, милейший коллега, — не слушая его, проворил Винер, — нет! — И, хихикнув, полушопотом добавил: — Разные бывают самоубийства, герр профессор… Разные…
— Вы такой же гангстер, как остальные, — с презрением сказал Блэкборн. — Но я не умру ни от своей пули, ни от вашей. Я хочу видеть, как взойдут эти новые сады там, у русских. И должен сказать, меня чертовски занимает пшеница Лысенко. Это меня занимает.
— Вот как? Это вас занимает? — злобно воскликнул Винер. — А я за свой счёт поставил бы памятник тому, кто сравнял бы с землёю и эти их сады и вообще всё, что русские успеют сделать в этой своей России.
— Вы омерзительны! — с отвращением передёргивая плечами, сказал старик. — И не воображаете же вы в самом деле, что те, кому вы угрожаете, бросят вам в ответ букет роз?
— Чорта с два, хе-хе, чорта с два… — Роу сделал несколько не очень твёрдых шагов, но вернулся к столу и тяжело упал в кресло.
— Кажется, вы не на трусов напали, — проговорил старый физик. — И вообще, господа, должен вам сказать: когда есть кому ободрить людей, есть кому открыть им глаза на истинную ценность всех этих жупелов, люди становятся вовсе уже не такими пугливыми, как бы вам хотелось. Вспомните-ка хорошенько: о том, что сопротивление невозможно, болтали уже тогда, когда появился пулемёт. А потом пытались запугать противника газами, танками… Нервы человека выдержали все!
— Давайте-ка попробуем себе представить первый лень атомной свалки, — сказал Роу. — Пусть-ка генерал нарисует нам эту картину.
Шверер с готовностью поднялся и, клюнув носом воздух в сторону Паркера, быстро проговорил:
— Я беру на себя смелость подтвердить заявления, сделанные тут господином доктором фон Винером, о принципиальном отличии будущей войны от всех предыдущих. Это будет, если мне позволят так выразиться, война нового типа. Её точное планирование мы начнём в тот день, когда наука скажет, что справилась с задачей столь же молниеносной переброски десантных войск, с какой мы сможем завтра посылать атомные снаряды.
— Какая ерунда! — пробормотал Блэкборн себе под нос, но Шверер услышал и растерянно умолк, глядя на англичанина. Тот сидел, опустив голову на сцепленные пальцы и закрыв глаза. Тогда Шверер сердито клюнул воздух в его сторону и с ещё большей убеждённостью продолжал:
— Без такой переброски войск не может итти речь об единственно разумной и, позвольте мне так выразиться, рентабельной войне.
— Как вы сказали? — перебил его Блэкборн. — Рентабельная война?
— Да, именно так я сказал и так хотел сказать. — Шверер быстро сдёрнул с носа очки и повернулся к физику.
Тот опустил руки и посмотрел в лицо генералу.
— Рентабельная война… — в раздумье повторил он. — Это вы с точки зрения затрат, что ли?
Шверер с досадою взмахнул очками, как будто намереваясь бросить ими в англичанина.
— При чем тут затраты! — крикнул он. — Любая стоимость любой войны должна быть оплачена побеждёнными. Но с кого мы будем получать, если территория побеждённого государства будет превращена в пустыню, а его население истреблено?
— Не это интересует нас, когда речь идёт о пространствах, находящихся в орбите коммунизма, — заметил Паркер.
Шверер снова было раздражённо взмахнул очками, но тут же удержал руку, сделал почтительный полупоклон в сторону американца и торопливо оседлал нос очками.
— В последней войне военное счастье оказалось не на нашей стороне, — проговорил он и поверх очков посмотрел сначала на Роу, потом на Паркера. — Позвольте мне быть откровенным: нас не устроит тот мир, который вы нам готовите.
— А вы уже знаете, что мы вам готовим? — иронически спросил Паркер.
— Господь-бог не лишил нас разума! — ответил Шверер. — Мы понимаем, что значит быть побеждённым такими «деловыми людьми», как вы. Именно поэтому мы и думаем уже сейчас о том, как сделать следующую войну рентабельной.
— Я уже сказал, — перебил его Паркер, — нас это не занимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74