— Больше не могу! — Тон её стал жалобным. Она быстро заговорила шопотом: — Больше не могу. Если бы ещё только в глазах посторонних, чтобы хоть свои знали, что это игра. А то подумай: все, решительно все свои ненавидят меня. Я больше не могу играть! Позволь мне открыться девушкам.
— Нет, нет! — сказал У Вэй. — Я должен оставаться единственным, кто знает, что это игра.
— Я тут уже три месяца и не поручусь, что моё лицо ещё не раскрыто полицией.
— Пока ничего угрожающего нет, — постарался успокоить её У Вэй. — Но чем меньше знает каждый отдельный человек, тем лучше для него и для дела.
— Я боюсь за тебя больше, чем если бы ты был там, с твоими товарищами.
— Меня тут никто не знает. Никто не может донести, что я офицер, ты, Го Лин и Тан Кэ — студентки, мать — учительница. Для окружающих мы те, за кого себя выдаём…
— Когда прибудет этот товарищ из штаба? — перебила его Ма.
— Мне кажется, сегодня.
— Сегодня?! Как странно…
— Что странно?
— Нет, ничего… это я так.
— Ты… побледнела.
— От духоты, — она провела по лицу платком.
Он ласково сжал её пальцы.
— Чем тяжелей тебе сейчас, тем выше ты поднимешь потом голову…
Цзинь Фын потеряла счёт поворотам. Несколько раз ей чудился свет выхода, и она из последних сил бросалась вперёд. Но никакого света впереди не оказывалось. Только новое разветвление или снова глухая шершавая стена земли. И все такая же чёрная тишина подземелья.
Какой смысл метаться без надежды найти выход?.. Один раз ей пришла такая мысль. Но только один раз. Она прогнала её, подумав о том, как поступил бы на её месте взрослый партизан. Позволил бы он себе потерять надежду, пока сохранилась хоть капля силы? Сандалии девочки были давно изорваны, потому что она то и дело натыкалась на острые камни, подошвы оторвались, — она шла почти босиком. Кожа на руках была стёрта до крови постоянным ощупыванием шершавых стен…
По звуку шагов, делавшемуся все более глухим, она своим опытным ухом различила, что уже недалеко до стены. И тут ей вдруг почудился звук… Звук под землёй?.. Это было так неожиданно, что она не верила себе. И тем не менее это было так: кто-то шевелился там, впереди, в чёрном провале подземелья.
— Кто здесь? — спросила она, невольно понизив голос до шопота.
Никто не отозвался. Но это не могло её обмануть.
— Кто тут?
И на этот раз таким же осторожным шопотом ей ответили:
— Мы.
«Мы!» Человек был не один! Значит, отсюда есть выход!
У Цзинь Фын закружилась голова, она схватилась за выступ стены, сделала ещё несколько неверных шагов и, почувствовав рядом с собою тепло человеческого дыхания, остановилась. Она больше не могла сопротивляться непреодолимому желанию опуститься на землю. Она села, и ей захотелось заплакать, хотя она ни разу не плакала с тех пор, как пришла к партизанам. Даже когда убили Чэн Го… Но сейчас… сейчас ей очень хотелось заплакать. И всё-таки она не заплакала: ведь «Красные кроты» не плакали никогда. А может быть, она не заплакала и потому, что, опустившись на землю рядом с кем-то, кого не видела, она тотчас уснула.
Ей показалось, что она едва успела закрыть глаза, как веки её опять разомкнулись, но, словно в чудесной сказке, вокруг неё уже не было промозглой темноты подземелья. Блеск далёких, но ярких звёзд над головой сказал ей о том, что она на поверхности.
Свет звёзд был слаб, но привыкшим к темноте глазам Цзинь Фын его было достаточно, чтобы рассмотреть вокруг себя молчаливые фигуры сидевших на корточках детей. Они сидели молча, неподвижно. Вглядевшись в склонившееся к ней лицо мальчика, Цзинь Фын узнала Чунь Си.
Мэй сидела на веранде в кресле-качалке, и в руке её дымилась почти догоревшая сигарета, о которой она, видимо, вспомнила лишь тогда, когда жар коснулся пальцев. Она отбросила окурок, но уже через минуту новая сигарета дымилась в её руке, и снова, как прежде, Мэй, забыв о ней, не прикасалась к ней губами. Сейчас, когда никто за нею не наблюдал, Мэй уже не казалась молодой и сильной. Горькая складка легла вокруг рта, и в глазах, лучившихся недавно неистощимой энергией, была только усталость.
Мэй задумчиво смотрела в сад. Но как только на дорожке показалась Ма, рука Мэй, державшая сигарету, сама потянулась ко рту, складка вокруг рта исчезла, глаза сощурились в улыбке.
Когда Ма, подходя к веранде, увидела Аду, её лицо тоже претерпело превращение: на нём не осталось и следа недавней задумчивости. Но вместо приветливой улыбки, озарившей лицо Мэй, Ма глядела строго, даже сумрачно. Она молча опустилась в кресло рядом с Мэй.
Сумеречная полутьма быстро заполняла веранду, и женщинам становилось уже трудно следить за выражением лиц друг друга.
После долгого томительного молчания Мэй неожиданно спросила:
— Зачем мы ведём эту двойную жизнь?
Отточенные ногти Ма впились в ладони.
— Двойную жизнь? — она это не проговорила, а пролепетала испуганно.
— Я неясно выразилась?
— Извините, я не веду двойной жизни, — при этом Ма заметила, что Мэй быстро огляделась по сторонам.
Убедившись в том, что никого поблизости нет, Мэй сказала шопотом:
— Перестаньте играть.
Ма почувствовала, как струя колкого холода сбежала в пальцы, как ослабели колени.
Хотя полумрак скрывал лицо Ма, Мэй по её испуганному движению разгадала впечатление, какое произвели её слова. Не вставая с качалки и подавшись всем корпусом вперёд, Мэй проговорила:
— Это двойное существование не будет вечным… Светлая жизнь вернётся. Мы сумеем её завоевать. Не правда ли?
Все было так неожиданно, что Ма не могла удержаться от возгласа удивления. Она могла ждать от этой гостьи чего угодно, только не пароля уполномоченного партизанского штаба.
— Повторите… пожалуйста, повторите, — растерянно проговорила она.
Мэй отчётливо, слово за словом повторила пароль и спросила:
— Вы мне верите?
— Это так неожиданно.
— Значит, вы знаете, кто я?
— Да.
— И верите мне?..
— Раз вы присланы оттуда, значит вы наш друг.
Мэй поднялась и, решительно шагнув к Ма, протянула руку:
— Мне поручили крепко пожать вам руку.
— Спасибо, о, спасибо! Я так… благодарна. — Не в силах сдержать охватившее её волнение, Ма отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. — Простите меня, — прошептала она. — Я так истосковалась по праву смотреть людям в глаза.
— Дело, порученное вам, серьёзно… Вам предстоит взять Янь Ши-фана.
Мэй пристально вглядывалась в лицо Марии, следя за впечатлением, какое произведёт на неё это сообщение. Ма хотела сказать, что она уже знает все, все обдумала и ко всему готова, но что-то, что она не знала сама, заставило её удержаться. Она только сказала:
— Да, это очень трудно.
— Но вы не боитесь?
— Чего?
— Провала.
— Мы все готовы к этому каждый день, каждый час. Но я верю: все будет хорошо.
— Похищение палача должно удаться?
— Да.
— Только обезвредив Янь Ши-фана, командование НОА может спасти жизнь тысячам заключённых, которых он держит в тюрьмах Тайюани. Он попытается уничтожить их и всех лучших людей города, когда войска Пын Дэ-хуая пойдут на решительный штурм. А время этого штурма приближается. Пын Дэ-хуай может начать его в любую минуту… — Тут Мэй схватила Ма за руку и огляделась. — Ни один человек не должен знать, кто я. Слышите?
Ма не успела ничего ответить, — Мэй приложила палец к губам: в комнату входил Биб. Ма поспешно вышла.
— Вы осмотрели окрестности? — спросила Биба Мэй. — Необходимо помнить: на нас лежит ответственность за жизнь таких людей, как генералы Баркли и Янь Ши-фан.
— Как, и Баркли?.. — Бибу очень хотелось разразиться длинной тирадой, но взгляд Мэй остановил его, и он ограничился тем, что проговорил: — Лишь только генералы переступят порог миссии, их драгоценные особы будут в безопасности. Миссия превратится в крепость. — Биб засеменил к двери и, распахнув её, крикнул: — Кароль! Эй, Кароль!
С помощью Кароля Биб продемонстрировал Мэй все средства защиты, какими располагала миссия. Из-под полосатых маркиз, таких мирных на вид, опустились стальные шторы, пулемёты оказались скрытыми под переворачивающимися креслами.
— Пусть кто-нибудь сунется сюда! — хвастливо заявил Биб. — Миссионеры были предусмотрительны.
— Да, миссия — настоящая крепость, — согласилась Мэй.
Она стояла, погруженная в задумчивость.
— Вы никогда не замечали: самые интересные открытия делаются нами неожиданно, — проговорила она. — И… как бы это сказать… по интуиции.
— О, интуиция для агента все, — согласился Биб. — Мы должны с первого взгляда определять человека. Вот, например, я сразу разгадал повариху Анну.
— Опасный враг! — сказал Кароль.
Мэй не спеша закурила и, прищурившись, оглядела агентов.
— Больше вы никого не приметили?
— А что? — Биб замер с удивлённо открытым ртом.
— Так, ничего… — неопределённо ответила Мэй. — Я приготовила вам маленький сюрприз.
— Мы сгораем от любопытства.
— Дичь слишком неожиданна и интересна. Я покажу её вам, когда капкан захлопнется.
— О, мисс Ада, я легко представляю себе, как это замечательно! Мы уже знаем, на что вы способны, — улыбнулся Биб.
— Вот как?!
— О да, мы слышали о вашем поединке с красной парашютисткой.
— Скоро я начну действовать, следите за мной, — продолжая неторопливо пускать дым, сказала Мэй. — Это может оказаться для вас интересным.
— Мы уже видим: высшая школа!
— Сегодня мой капкан не будет пустовать.
— И, судя по охотнику, дичь будет крупной, — угодливо улыбнулся Биб.
— Вот что, — вдруг насупившись, сказала Мэй, — я вас все же попрошу перед приездом высоких гостей проверить окрестности дачи. Сейчас же, сию же минуту…
Оба агента нехотя вышли.
Мэй опустилась в кресло и, уперев локти в подлокотники, сцепила пальцы. Её подбородок лёг на руки. Она глубоко задумалась и долго сидела не шевелясь. Бесшумно поднялась и, неслышно ступая, вышла в кухню. От яркого света лампы, отбрасываемого сверкающим кафелем стен, она зажмурилась.
У Дэ с удивлением смотрела на неожиданную гостью.
— Здравствуйте, тётушка У Дэ, — сказала Мэй.
— Говорят, нанялись к нам, — с обычной для неё суровостью буркнула в ответ У Дэ. — Поздравить вас не могу. Если бы сын не служил здесь, никакая нужда не загнала бы меня сюда.
— А я думала, вы верующая католичка.
— О, это очень давно прошло.
— Вы очень бледны, наверно устали, — сочувственно проговорила Мэй.
— Голова болит. Временами кажется, будто их у меня две. И сердце… вот.
У Дэ взяла руку Мэй и приложила к своей груди.
Мэй прислушалась к биению её сердца.
— У меня есть для вас лекарство, — сказала она.
— Ах, лекарства! — У Дэ отчаянно отмахнулась. — Все перепробовала.
— Я вам кое-что дам. Я сама слишком хорошо знаю, что значит больное сердце, хоть я и врач.
— В ваши-то годы — сердце?
— Разве жизнь измеряется календарём? — Мэй вздохнула. — На мою долю выпало достаточно, чтобы износить два сердца… — И вдруг, потянув носом, как ни в чём не бывало: — На ужин что-то вкусненькое?
У Дэ сочувственно покачала головой. Её проворные руки освободили угол кухонного стола; появился прибор.
— Теперь я могу вам признаться, — весело сказала Мэй, — что не ела уже два дня… Сейчас я принесу вам лекарство…
— Спасибо, но я думаю, что вылечить меня может только…
Мэй вышла. В столовой она застала Ма. Радостное выражение её лица поразило Мэй.
— У вас праздничный вид.
— Ваш приезд — большая радость.
— Чувствуете себя бодрей?
— Я чувствую себя такою сильной, что, кажется, способна…
Мэй тихонько рассмеялась:
— А янки так уверены в вас.
— Это очень хорошо.
— Вы храбрая женщина. Не боитесь, что могут дознаться?
Ма пожала плечами.
Лицо Мэй стало серьёзным.
— Слушайте внимательно… В ваших рядах опасный человек.
Ма отпрянула.
— Он может провалить всю организацию, — продолжала Мэй и увидала, как побледнела Ма.
— Назовите мне его, — с трудом проговорила китаянка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74