Она привыкла ко многому, что показалось бы необыкновенным человеку, пришедшему со стороны и не знавшему сложной борьбы, происходившей между подпольщиками и врагами, которыми были сначала японцы, потом гоминдановцы и, наконец, ещё американцы. А Цзинь Фын видела так много и слышала такое, что уже ничему не удивлялась и ничего не пугалась. Она не хуже взрослой знала, что ждёт её в случае провала, знала, какими средствами гоминдановцы будут выпытывать у неё имена, даты, пункты. Но она не боялась, что выдаст товарищей. Ведь её сестра Чэн Го никого не выдала. Так же будет вести себя в полиции и она сама. Но… всё-таки лучше как можно меньше помнить. Очень прав командир, всегда повторяющий ей:
— Будь, как телефонная трубка. Впустила в ухо, выпустила через рот — и все забыто.
— Хорошо.
Сейчас она должна бежать в миссию так быстро, как только могут двигаться её усталые ноги. Можно забыть про еду, про усталость, про… умирающего доктора. Голод — пустяки. Усталость?.. Её можно побороть, если покрепче стиснуть зубы, а вот доктор? Бедный доктор! Если Цзинь Фын сегодня же не приведёт к нему партизан и они не унесут его под землю, он может никогда уже не встать с постели; он никогда не будет больше лечить людей… Нет, она приведёт к нему товарищей, хотя бы пришлось для этого упасть от усталости и голода. Нужно как можно скорее добраться до миссии и предупредить товарищей о возможном появлении провокатора. Потом нужно так же быстро вернуться в штаб и привести людей к доктору.
Сколько ли это будет? Цзинь Фын пробовала подсчитать и сбилась. Много, очень много ли. Пожалуй, больше, чем она сможет пробежать в этот день. Даже больше, чем может пробежать взрослый партизан. И всё-таки она должна их пробежать! Она же хорошо знает, что иногда партизаны идут без отдыха и без пищи и день и два. Операция бывает длинной, и у них нехватает запасов, а просить у крестьян — это значит рисковать подвести их под виселицу. Девочка знает все это и будет вести себя, как взрослый партизан. Вот и все.
За этими размышлениями совсем незаметно прошёл тяжёлый кусок пути до домика матери доктора Ли. Сейчас же после поворота, отмеченного кругом и стрелой, будет виден свет, падающий из колодца. Конечно, вот и поворот! Вот знак: круг, а в круге стрела. Только на этот раз Цзинь Фын не зайдёт к старушке. Пускай та даже не знает, что она тут пробегала. Только бы старушка не забыла про ковшик, иначе как же вылезешь из колодца? Но странно: девочка миновала поворот с кругом и стрелой, а света из колодца все не видно. Странно, очень странно!.. Вот в луче фонаря мелькнули и камни колодезной кладки… Но почему эти камни торчат из кучи земли? Почему куча земли высится до свода, почему обвалился и самый свод?..
Цзинь Фын с беспокойством осматривала неожиданное препятствие. Ведь если торчащие здесь камни действительно являются частью колодезной трубы, значит она обрушилась, значит выхода на поверхность больше нет! Этот обвал означал для Цзинь Фын необходимость вернуться в город и уже снаружи, по поверхности, искать обхода гоминдановских патрулей, чтобы попасть в миссию… Страшная мысль пришла ей: а уж не побывала ли тут полиция, не её ли рук это дело — обвал колодца?.. Но зачем полицейские оказались тут, около колодца? Уж не пришли ли они за доктором? Ах, как ей нужно знать, что случилось наверху!
Девочка в отчаянии опустилась на кучу земли и погасила фонарик. Внизу царила тишина — хорошо знакомая ей тишина чёрной пустоты подземелья, куда не проникает ни один звук из внешнего мира. Там, наверху, может происходить что угодно, какие угодно события могут потрясать мир, — здесь будет все та же чёрная тишина…
Хватит ли у неё сил на то, чтобы, вернувшись к выходу в город, ещё раз проделать весь путь к миссии поверху?
Её мысли неслись с отчаянной быстротой; мысли эти были совсем такие же, какие были бы в эту минуту и в голове взрослого: она не должна спрашивать себя, хватит ли сил; должна спросить об одном: хватит ли времени?..
Цзинь Фын поднялась с земли и пошла, не замечая того, что ноги её уже не передвигаются с той лёгкостью, как прежде, а на каждом шагу её стоптанные верёвочные сандалии шаркают по земле, как у старушки.
Да, Цзинь Фын уже не бежала, а шла. Она несколько раз пробовала перейти на бег, но ноги сами замедляли движение. Она замечала это, только когда почти переставала двигаться. Тогда она снова заставляла себя ступать быстрей, а ноги снова останавливались. Так, борясь со своими ногами, она перестала думать о чём бы то ни было другом: ноги, ноги! Все её силы были сосредоточены на этой борьбе. Вероятно, поэтому она и не заметила, что свет её электрического фонарика с минуты на минуту делался все более и более тусклым. Батарейка не была рассчитана на такое длительное действие. Она была самодельная. Такая же, как у командира отряда, как у начальника штаба и начальника разведки. Эти батарейки делал молодой радист под землёй.
Цзинь Фын только тогда заметила, что её батарейка израсходована, когда волосок в лампочке сделался совсем красным и светил уже так слабо, что девочка то и дело спотыкалась ослабевшими ногами о торчащие на земле острые камни. Пронизавшая её сознание мысль, что через несколько минут она останется без света, заставила её побежать так же быстро, как она бегала всегда. Как будто в эти несколько минут она могла преодолеть огромное расстояние, отделявшее её от выхода в город.
Она бежала всего несколько минут, те несколько минут, что ещё слабо тлел волосок фонаря. Но вот исчезло последнее, едва заметное красноватое пятнышко на земле. Цзинь Фын остановилась перед плотной стеной темноты. Нужно было собраться с мыслями. Лабиринт ходов был сложен, они часто разветвлялись. Время от времени на стенках попадались знаки: круг и стрелка, это значило, что итти нужно прямо; если стрелка в круге опрокидывалась остриём книзу, значит нужно было повернуть влево; если глядела остриём вверх — поворачивать надо было вправо. Эти знаки были ясно нанесены известью или углём, в зависимости от характера почвы. Их очень хорошо было видно при свете электрического фонарика и даже в мерцании простой свечи. Но какой был в них толк теперь, когда у девочки нет света?
Цзинь Фын крепко закрыла глаза руками, думая, что так приучит зрение к темноте. Но как она ни напрягала зрение, не могла различить даже собственной руки, поднесённой к самому лицу.
И все же она не позволила отчаянию овладеть собой — вытянула руки и пошла. Она уже не думала теперь, куда поворачивать, не хотела об этом думать, знала, что, пускаясь по подземным ходам в первый раз, партизаны непременно брали с собою клубки ниток. Они разматывали нитку за собою, чтобы иметь возможность вернуться к выходу. Только так, шаг за шагом изучали они лабиринт: делали на поворотах отметки, один за другим осваивали путаные ходы лабиринта, общая длина которого измерялась десятками ли. И вот теперь Цзинь Фын предстояло разобраться в этой путанице. Она была маленькая девочка, но, как всегда, когда предстояло какое-нибудь трудное дело, она подумала: «А как бы поступил на моем месте взрослый?» И всегда поступала так, как поступил бы на её месте настоящий партизан, человек, которого она считала идеалом силы, смелости и верности долгу.
Такой вопрос Цзинь Фын задала себе и сейчас, когда её вытянутые руки наткнулись на шершавую стену подземелья. Она должна была решить: итти ли прямо, повернуть ли вправо или налево? Загадка, ставившаяся в сказках почти всех народов перед храбрыми воинами, показалась ей теперь детски простой по сравнению с тем, что должна была решить она, совсем маленькая девочка с косичкой, обвязанной красной бумажкой. Ах, если бы кто-нибудь поставил сейчас перед нею такой простой выбор: смерть и выполнение долга или жизнь! Но всюду, куда она ни поворачивалась, была одна страшная чёрная пустота, и она не знала, где же — прямо, направо или налево — лежит путь к цели, которой было для неё исполнение боевого приказа.
Она стояла в тяжёлом раздумье с вытянутыми руками и кончиками маленьких пальцев машинально ощупывала шершавую стену подземного хода. И все силы её большой и смелой души были направлены на то, чтобы не позволить отчаянию овладеть сознанием, живущим в её маленьком теле, таком слабом и таком ужасно-ужасно усталом…
11
У Вэй отвёз в город постояльцев, которым было предложено очистить комнаты. Вернувшись, он нашёл Тан Кэ и Го Лин в глухой аллее парка за обсуждением полученного задания. Чем больше рассудительная, хотя, может быть, и чересчур осторожная, Го Лин думала над этим делом, тем менее вероятным казалось ей, чтобы удалось выполнить такую тяжёлую задачу. Их было три женщины. У Вэй — единственный мужчина на их стороне. А там: один Кароль стоит их всех, вместе взятых, да ещё Биб, да сам Янь Ши-фан, и Мария, и Стелла, которая приедет с генералом. Не легко было говорить о выполнении такой задачи.
— Ты забываешь, — возразила Тан Кэ. — К нам прибудет подкрепление.
— Что может изменить один человек?
— Центр отлично знает наши силы, и раз он все же дал нам это задание, значит все рассчитано. — Смуглые веки Тан Кэ потемнели от прилившей к ним крови. — Что же, по-твоему, мы не в состоянии исполнить боевой приказ? А ради чего мы с тобою живём здесь в покое и довольстве, сытно едим и мягко спим, в то время когда наши товарищи…
В аллее послышались шаги: подошёл У Вэй. Ища у него поддержки, Го Лин поделилась своими сомнениями. Но, к её удивлению, обычно такой осторожный, У Вэй на этот раз оказался не на её стороне.
— Ты забываешь, — сказал он, — что сегодня Янь Ши-фан будет здесь. Такой случай может не повториться.
— Что я говорю?! — с торжеством воскликнула Тан Кэ. — Штаб лучше знает, что делать.
— Для меня остаётся неясным только одно, — сказал У Вэй: — ждать ли нам прибытия товарища из центра или действовать собственными силами?
— Мы не имеем права и не должны ждать, — горячо сказала Тан Кэ. — При первом удобном случае мы должны взять Янь Ши-фана.
— Вот за кого я по-настоящему боюсь — это мать, — сказал У Вэй: — она совсем перестала сдерживаться.
— Я бы не посвящала тётушку Дэ в это дело, — заметила Го Лин. — А то она может в запальчивости сболтнуть что-нибудь в присутствии Марии.
— Мария не должна ничего почуять даже кончиком носа, — сказала Тан Кэ, искоса глядя на У Вэя.
— Тсс… — Го Лин приложила палец к губам: — кто-то идёт.
Девушки поспешно скрылись в кустах, У Вэй принялся набивать трубку. За этим занятием его и застала осторожно выглянувшая из-за поворота Ма.
Быстро оглядевшись, она подошла к У Вэю. Крылья её тонкого носа раздувались, втягивая воздух, словно она по запаху хотела узнать, кто тут был. Она опустилась на камень рядом с У Вэем и долго молча сидела, разминая вырванную из земли травинку. Он тоже молчал, делая вид, будто увлечён наблюдением за тем, как взвивается над трубкой струйка дыма. Каждый ждал, пока заговорит другой. Первою не выдержала молчания Ма.
— Есть что-нибудь новое?
— Уполномоченный партизанского штаба должен был спуститься на парашюте.
Глаза Ма загорелись:
— Здесь?
— Наверно, где-нибудь поблизости, потому что он послан сюда.
— К нам?
— Да. Его пароль: «Светлая жизнь вернётся. Мы сумеем её завоевать. Не правда ли?»
Снова воцарилось молчание. Ма нервно скомкала травинку и отбросила прочь.
— Зачем?
У Вэй отвёл взгляд.
— …есть задание.
Она выжидательно глядела на У Вэя.
— Это очень серьёзно… — сказал он наконец. — Нужно взять Янь Ши-фана.
— А разве нельзя было это сделать без помощи… оттуда?
— Повидимому… Одним девочкам это не под силу.
— А я?
Он удивлённо взглянул на неё, сделал последнюю затяжку и выколотил трубку.
— Ты?.. Ты должна остаться в стороне. Нужно сохранить твою репутацию.
Ма порывисто поднялась, но тут же снова опустилась на скамью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Будь, как телефонная трубка. Впустила в ухо, выпустила через рот — и все забыто.
— Хорошо.
Сейчас она должна бежать в миссию так быстро, как только могут двигаться её усталые ноги. Можно забыть про еду, про усталость, про… умирающего доктора. Голод — пустяки. Усталость?.. Её можно побороть, если покрепче стиснуть зубы, а вот доктор? Бедный доктор! Если Цзинь Фын сегодня же не приведёт к нему партизан и они не унесут его под землю, он может никогда уже не встать с постели; он никогда не будет больше лечить людей… Нет, она приведёт к нему товарищей, хотя бы пришлось для этого упасть от усталости и голода. Нужно как можно скорее добраться до миссии и предупредить товарищей о возможном появлении провокатора. Потом нужно так же быстро вернуться в штаб и привести людей к доктору.
Сколько ли это будет? Цзинь Фын пробовала подсчитать и сбилась. Много, очень много ли. Пожалуй, больше, чем она сможет пробежать в этот день. Даже больше, чем может пробежать взрослый партизан. И всё-таки она должна их пробежать! Она же хорошо знает, что иногда партизаны идут без отдыха и без пищи и день и два. Операция бывает длинной, и у них нехватает запасов, а просить у крестьян — это значит рисковать подвести их под виселицу. Девочка знает все это и будет вести себя, как взрослый партизан. Вот и все.
За этими размышлениями совсем незаметно прошёл тяжёлый кусок пути до домика матери доктора Ли. Сейчас же после поворота, отмеченного кругом и стрелой, будет виден свет, падающий из колодца. Конечно, вот и поворот! Вот знак: круг, а в круге стрела. Только на этот раз Цзинь Фын не зайдёт к старушке. Пускай та даже не знает, что она тут пробегала. Только бы старушка не забыла про ковшик, иначе как же вылезешь из колодца? Но странно: девочка миновала поворот с кругом и стрелой, а света из колодца все не видно. Странно, очень странно!.. Вот в луче фонаря мелькнули и камни колодезной кладки… Но почему эти камни торчат из кучи земли? Почему куча земли высится до свода, почему обвалился и самый свод?..
Цзинь Фын с беспокойством осматривала неожиданное препятствие. Ведь если торчащие здесь камни действительно являются частью колодезной трубы, значит она обрушилась, значит выхода на поверхность больше нет! Этот обвал означал для Цзинь Фын необходимость вернуться в город и уже снаружи, по поверхности, искать обхода гоминдановских патрулей, чтобы попасть в миссию… Страшная мысль пришла ей: а уж не побывала ли тут полиция, не её ли рук это дело — обвал колодца?.. Но зачем полицейские оказались тут, около колодца? Уж не пришли ли они за доктором? Ах, как ей нужно знать, что случилось наверху!
Девочка в отчаянии опустилась на кучу земли и погасила фонарик. Внизу царила тишина — хорошо знакомая ей тишина чёрной пустоты подземелья, куда не проникает ни один звук из внешнего мира. Там, наверху, может происходить что угодно, какие угодно события могут потрясать мир, — здесь будет все та же чёрная тишина…
Хватит ли у неё сил на то, чтобы, вернувшись к выходу в город, ещё раз проделать весь путь к миссии поверху?
Её мысли неслись с отчаянной быстротой; мысли эти были совсем такие же, какие были бы в эту минуту и в голове взрослого: она не должна спрашивать себя, хватит ли сил; должна спросить об одном: хватит ли времени?..
Цзинь Фын поднялась с земли и пошла, не замечая того, что ноги её уже не передвигаются с той лёгкостью, как прежде, а на каждом шагу её стоптанные верёвочные сандалии шаркают по земле, как у старушки.
Да, Цзинь Фын уже не бежала, а шла. Она несколько раз пробовала перейти на бег, но ноги сами замедляли движение. Она замечала это, только когда почти переставала двигаться. Тогда она снова заставляла себя ступать быстрей, а ноги снова останавливались. Так, борясь со своими ногами, она перестала думать о чём бы то ни было другом: ноги, ноги! Все её силы были сосредоточены на этой борьбе. Вероятно, поэтому она и не заметила, что свет её электрического фонарика с минуты на минуту делался все более и более тусклым. Батарейка не была рассчитана на такое длительное действие. Она была самодельная. Такая же, как у командира отряда, как у начальника штаба и начальника разведки. Эти батарейки делал молодой радист под землёй.
Цзинь Фын только тогда заметила, что её батарейка израсходована, когда волосок в лампочке сделался совсем красным и светил уже так слабо, что девочка то и дело спотыкалась ослабевшими ногами о торчащие на земле острые камни. Пронизавшая её сознание мысль, что через несколько минут она останется без света, заставила её побежать так же быстро, как она бегала всегда. Как будто в эти несколько минут она могла преодолеть огромное расстояние, отделявшее её от выхода в город.
Она бежала всего несколько минут, те несколько минут, что ещё слабо тлел волосок фонаря. Но вот исчезло последнее, едва заметное красноватое пятнышко на земле. Цзинь Фын остановилась перед плотной стеной темноты. Нужно было собраться с мыслями. Лабиринт ходов был сложен, они часто разветвлялись. Время от времени на стенках попадались знаки: круг и стрелка, это значило, что итти нужно прямо; если стрелка в круге опрокидывалась остриём книзу, значит нужно было повернуть влево; если глядела остриём вверх — поворачивать надо было вправо. Эти знаки были ясно нанесены известью или углём, в зависимости от характера почвы. Их очень хорошо было видно при свете электрического фонарика и даже в мерцании простой свечи. Но какой был в них толк теперь, когда у девочки нет света?
Цзинь Фын крепко закрыла глаза руками, думая, что так приучит зрение к темноте. Но как она ни напрягала зрение, не могла различить даже собственной руки, поднесённой к самому лицу.
И все же она не позволила отчаянию овладеть собой — вытянула руки и пошла. Она уже не думала теперь, куда поворачивать, не хотела об этом думать, знала, что, пускаясь по подземным ходам в первый раз, партизаны непременно брали с собою клубки ниток. Они разматывали нитку за собою, чтобы иметь возможность вернуться к выходу. Только так, шаг за шагом изучали они лабиринт: делали на поворотах отметки, один за другим осваивали путаные ходы лабиринта, общая длина которого измерялась десятками ли. И вот теперь Цзинь Фын предстояло разобраться в этой путанице. Она была маленькая девочка, но, как всегда, когда предстояло какое-нибудь трудное дело, она подумала: «А как бы поступил на моем месте взрослый?» И всегда поступала так, как поступил бы на её месте настоящий партизан, человек, которого она считала идеалом силы, смелости и верности долгу.
Такой вопрос Цзинь Фын задала себе и сейчас, когда её вытянутые руки наткнулись на шершавую стену подземелья. Она должна была решить: итти ли прямо, повернуть ли вправо или налево? Загадка, ставившаяся в сказках почти всех народов перед храбрыми воинами, показалась ей теперь детски простой по сравнению с тем, что должна была решить она, совсем маленькая девочка с косичкой, обвязанной красной бумажкой. Ах, если бы кто-нибудь поставил сейчас перед нею такой простой выбор: смерть и выполнение долга или жизнь! Но всюду, куда она ни поворачивалась, была одна страшная чёрная пустота, и она не знала, где же — прямо, направо или налево — лежит путь к цели, которой было для неё исполнение боевого приказа.
Она стояла в тяжёлом раздумье с вытянутыми руками и кончиками маленьких пальцев машинально ощупывала шершавую стену подземного хода. И все силы её большой и смелой души были направлены на то, чтобы не позволить отчаянию овладеть сознанием, живущим в её маленьком теле, таком слабом и таком ужасно-ужасно усталом…
11
У Вэй отвёз в город постояльцев, которым было предложено очистить комнаты. Вернувшись, он нашёл Тан Кэ и Го Лин в глухой аллее парка за обсуждением полученного задания. Чем больше рассудительная, хотя, может быть, и чересчур осторожная, Го Лин думала над этим делом, тем менее вероятным казалось ей, чтобы удалось выполнить такую тяжёлую задачу. Их было три женщины. У Вэй — единственный мужчина на их стороне. А там: один Кароль стоит их всех, вместе взятых, да ещё Биб, да сам Янь Ши-фан, и Мария, и Стелла, которая приедет с генералом. Не легко было говорить о выполнении такой задачи.
— Ты забываешь, — возразила Тан Кэ. — К нам прибудет подкрепление.
— Что может изменить один человек?
— Центр отлично знает наши силы, и раз он все же дал нам это задание, значит все рассчитано. — Смуглые веки Тан Кэ потемнели от прилившей к ним крови. — Что же, по-твоему, мы не в состоянии исполнить боевой приказ? А ради чего мы с тобою живём здесь в покое и довольстве, сытно едим и мягко спим, в то время когда наши товарищи…
В аллее послышались шаги: подошёл У Вэй. Ища у него поддержки, Го Лин поделилась своими сомнениями. Но, к её удивлению, обычно такой осторожный, У Вэй на этот раз оказался не на её стороне.
— Ты забываешь, — сказал он, — что сегодня Янь Ши-фан будет здесь. Такой случай может не повториться.
— Что я говорю?! — с торжеством воскликнула Тан Кэ. — Штаб лучше знает, что делать.
— Для меня остаётся неясным только одно, — сказал У Вэй: — ждать ли нам прибытия товарища из центра или действовать собственными силами?
— Мы не имеем права и не должны ждать, — горячо сказала Тан Кэ. — При первом удобном случае мы должны взять Янь Ши-фана.
— Вот за кого я по-настоящему боюсь — это мать, — сказал У Вэй: — она совсем перестала сдерживаться.
— Я бы не посвящала тётушку Дэ в это дело, — заметила Го Лин. — А то она может в запальчивости сболтнуть что-нибудь в присутствии Марии.
— Мария не должна ничего почуять даже кончиком носа, — сказала Тан Кэ, искоса глядя на У Вэя.
— Тсс… — Го Лин приложила палец к губам: — кто-то идёт.
Девушки поспешно скрылись в кустах, У Вэй принялся набивать трубку. За этим занятием его и застала осторожно выглянувшая из-за поворота Ма.
Быстро оглядевшись, она подошла к У Вэю. Крылья её тонкого носа раздувались, втягивая воздух, словно она по запаху хотела узнать, кто тут был. Она опустилась на камень рядом с У Вэем и долго молча сидела, разминая вырванную из земли травинку. Он тоже молчал, делая вид, будто увлечён наблюдением за тем, как взвивается над трубкой струйка дыма. Каждый ждал, пока заговорит другой. Первою не выдержала молчания Ма.
— Есть что-нибудь новое?
— Уполномоченный партизанского штаба должен был спуститься на парашюте.
Глаза Ма загорелись:
— Здесь?
— Наверно, где-нибудь поблизости, потому что он послан сюда.
— К нам?
— Да. Его пароль: «Светлая жизнь вернётся. Мы сумеем её завоевать. Не правда ли?»
Снова воцарилось молчание. Ма нервно скомкала травинку и отбросила прочь.
— Зачем?
У Вэй отвёл взгляд.
— …есть задание.
Она выжидательно глядела на У Вэя.
— Это очень серьёзно… — сказал он наконец. — Нужно взять Янь Ши-фана.
— А разве нельзя было это сделать без помощи… оттуда?
— Повидимому… Одним девочкам это не под силу.
— А я?
Он удивлённо взглянул на неё, сделал последнюю затяжку и выколотил трубку.
— Ты?.. Ты должна остаться в стороне. Нужно сохранить твою репутацию.
Ма порывисто поднялась, но тут же снова опустилась на скамью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74