Никто не в состоянии убить человека из незаряженного револьвера, разве лишь ударить им.
— Не находите ли вы это объяснение чересчур хитроумным, доктор?
— Может быть, и так, но это правда.
— Вы хотите сказать, что не совершили никакого преступления, накинувшись на меня с разряженным револьвером в руках?
— Я, как, впрочем, и мой адвокат, думаю, что нет, — подтвердил доктор Хартвелл.
— Отлично, — упорствовал Морейн. — В этом случае единственным позитивным для вас последствием этого акта было обеспечение превосходного алиби, не так ли, доктор?
— Я вас не понимаю, — прошептал тот.
— Я хочу сказать, — отчеканил Морейн, — что ваш поступок имел одно неоспоримое достоинство: он неопровержимо свидетельствовал о том, что в десять часов сорок девять минут, то есть пару минут спустя после прохождения пассажирского поезда мимо дома Диксона, вы находились в коридоре моего офиса.
— Иными словами, это доказывает, что убил Диксона не я? — уточнил доктор Хартвелл.
— Вот именно.
— Ну что ж, — согласился дантист после непродолжительного раздумья, — под таким углом зрения я об этом не думал, но действительно получается, что у меня бесспорное алиби.
— Сколько времени вы ожидали в коридоре, пока я не вышел?
— Какое-то время.
— Поточнее, пожалуйста.
— Трудно сказать определенно. Я знаю, что вскоре после моего прихода к вам в кабинет прошел мистер Дункан.
— И все же, какова была цель вашего ожидания? — продолжал Морейн.
— Я искал случая поговорить с вами, — ответил дантист.
— Вы хотите сказать, что искали случая убить меня?
— Ну уж если быть совсем точным, то искал случая ткнуть вас под ребро незаряженным револьвером, — подчеркнул доктор Хартвелл.
— Прекрасно, — согласился Морейн. — Вероятно, вы видели также, как входил в мой кабинет и Барни Морден?
— Конечно видел.
— И вас разыскивала в это время полиция, так ведь?
— Думаю, да.
— Так вот, — сделал выпад Морейн. — Задолго до того, как Фил Дункан появился у меня в кабинете, за каждым входящим в это здание наблюдал федеральный агент, сидевший в машине. Он находился как раз напротив входной двери, но почему-то он вас не заметил, доктор Хартвелл. Как вы объясните этот необычный случай?
— Очень просто, — парировал дантист. — Он наверняка отвлекся.
— Но, — продолжал Морейн, — когда прибыл Барни Морден, этого федерального агента на месте уже не было. Отсюда можно сделать вывод, что он ушел с поста после прихода окружного прокурора и до прибытия Барни Мордена. Если вы проникли в здание незадолго до старшего следователя, то допустимо полагать, что наблюдателя к этому моменту уже не было на месте и, следовательно, он не мог вас видеть. Вам не кажется, что сотрудник федеральной службы, которому специально поставлена задача фиксировать всех, кто входит в здание, и вменено в обязанность задержать вполне определенное лицо, не пропустит его у себя под носом? Поэтому предпочтительнее объяснение, что, когда вы входили, его у дома уже не было, чем то, что он вас не заметил. Вы уверены, что не ошиблись относительно времени своего прихода к моему кабинету, доктор?
— Нет, все было так, как я изложил. Морейн усмехнулся:
— Теперь рассмотрим другую проблему, доктор. Вы приехали в город с вполне конкретной целью — выяснить, где скрывается ваша жена. Вначале вы полагали, что она находится со мной, но в течение дня вошли в контакт с другими лицами и изменили свое мнение. Скажите мне, доктор, разве вы не узнали, что Том Уикс намеревался отвезти вашу жену в дом Диксона около десяти часов в тот вечер, когда было совершено преступление? Разве не правда, что вы поджидали ее прибытия, стоя в тени у этого дома? И разве не правда, что, увидев жену, вы нанесли ей смертельный удар, а потом вошли в дом и застрелили Диксона? И наконец, разве не правда, что после убийства Диксона вы положили труп жены в машину и доставили его к железнодорожному переезду, чтобы сбросить там?
Хартвелл застыл на своем месте. Между тем Морейн продолжал:
— Итак, все должно было происходить следующим образом. Направляясь к дому Диксона, вы были вне себя от ревности. Вы намеревались покончить как с женой, так и с Диксоном, не заботясь о последствиях этого двойного преступления. Однако, убив Диксона и убедившись, что никто не слышал выстрелов, вы решили сфабриковать себе алиби. Будучи дантистом, вы привыкли иметь дело с воском. Поэтому, раскалив в пламени свечи лезвие перочинного ножа, вы укоротили свечу на один-два дюйма. В тот момент вы хотели всего лишь внушить, что убийство произошло примерно на час позже. Но случилось так, что вы отрезали от свечи столько, что после экспериментов на сгорание вычисленный полицейскими момент, когда свеча должна была бы погаснуть, пришелся где-то на десять сорок. Поскольку никто выстрелов не слышал, было решено, что их заглушил поезд, проходивший близ дома в десять сорок семь. Разве не так было дело, доктор?
— Нет, — воскликнул Хартвелл, вытирая взмокший лоб.
Присяжные заседатели позабыли о лежавших на столе документах, они с напряжением следили за развитием поединка. Фил Дункан опустился в кресло и нервно перебирал пальцами.
Морейн неумолимо развивал свое наступление:
— Нет никаких сомнений насчет того, что именно вы убили Диксона, доктор. Вы единственный человек, имеющий сильный мотив для этого, но не понявший всю ценность документации, находившейся в портфеле. У преступника оказалось достаточно времени для того, чтобы укоротить свечу, разбить окно, положить осколки стекла на тело Диксона, но, несмотря на это, он не тронул материалы исключительно большого политического значения. Значит, преступление совершено лицом, безразличным к ним или не отдающим себе отчета в их важности. Если бы убийцей были не вы, а кто-то другой, он не преминул бы прихватить документы, которые являлись бы как мотивом, так и целью его действий. Только у вас был мотив, не имеющий к ним никакого отношения. Для того чтобы создать себе алиби, вы разрядили магазин револьвера, бросились к моему офису и разыграли комедию, которая, как вы и надеялись, привела к вашему задержанию. — Морейн на мгновение умолк. Затем добавил: — Энн Хартвелл была убита зверски, но не преднамеренно. Убийство Диксона имеет все признаки преступления на эмоциональной основе, порожденного ревностью. После того как жертва упала, преступник наклонился и выстрелил еще раз, в висок, чтобы быть абсолютно уверенным в смерти. Несмотря на указанный характер преступления, убийца затем попытался уйти от наказания. Если будет проведена экспертиза лезвия вашего перочинного ножа, я уверен, что на нем обнаружат следы воска оранжевого цвета. Разрезать свечку раскаленным лезвием легко, но зато после его охлаждения трудно избавиться от следов воска. К тому же, учитывая, что вы сразу же положили нож в карман, крошки воска должны оказаться и там.
Сэм Морейн приблизился к столу окружного прокурора и взял в руки конверт, в котором лежали предметы, изъятые у доктора Хартвелл а при задержании. Открыв его, он вынул перочинный нож, внимательно его осмотрел, и на его лице показалась торжествующая улыбка.
— Этот нож полностью доказывает правильность моих рассуждений, господин окружной прокурор, — воскликнул он, направляясь к Дункану. — На лезвии ясно видны следы воска оранжевого цвета, и ваша лаборатория сможет…
Доктор Хартвелл прервал его. Теперь его голос был спокойным.
— Незачем привлекать лабораторию. Жизнь не представляет для меня больше никакого интереса. Я намеревался убить их обоих, а затем покончить самоубийством. Она была лживой, авантюрного склада женщиной, пропащая душа, а он бессовестный негодяй. Я ее предупредил, что если она будет мне изменять, то убью ее и любовника.
Хартвелл разразился хохотом. Поняв, что все потеряно, он начал бахвалиться своими преступлениями:
— Да, я убил ее. И его тоже: выстрелил, когда он стоял, и добил на полу. Добрые дела следует выполнять безукоризненно. Я вспомнил о необходимости алиби ради спасения только после того, как прикончил обоих.
Глава 22
Улыбка, которая всегда таилась в уголках рта Натали Раис, теперь стала заметнее.
Элтон Раис сидел напротив письменного стола Морейна. При дневном свете, льющемся из окон кабинета, более отчетливо проступали морщины на его лице — след от пребывания в заточении, но в целом доминировало выражение полного спокойствия и абсолютной безмятежности.
Кто-то робко постучал. Вошла одна из стенографисток, тут же плотно прикрыв за собой дверь.
— Пришел окружной прокурор, — с волнением выпалила она.
Натали Раис опасливо посмотрела на отца.
— Попросите его войти, — распорядился Морейн. — Нет, Натали… Ваш отец останется здесь. Я хочу представить его Дункану. Теперь, когда над ним больше не висит обвинение в убийстве Диксона, посмотрим, что можно для него сделать…
Открылась дверь, и в кабинет вступил Фил Дункан. Он выглядел постаревшим, более разочарованным в жизни, но одновременно и закалившимся в ее горниле. Он вежливо поклонился Натали Раис, жестом поприветствовал Морейна и скосил взгляд на Элтона Раиса.
— Я думал, ты один, Сэм, — сказал он. — В противном случае я не стал бы тебя беспокоить.
— Пожми руку Элтону Раису, — ответил Морейн. — Я доставил его сюда прямо из убежища.
Дункан повернулся к нему, внимательно посмотрел и произнес:
— Значит, вы господин Элтон Раис?
Тот встал, но, казалось, не мог решить для себя вопрос, должен ли он или нет подать руку прокурору.
Дункан первым сделал это, и они обменялись крепкими рукопожатиями.
— У меня для вас хорошие новости, — заявил прокурор. — Это как раз одна из причин моего визита к Морейну. Удалось добиться полного признания от Джеймса Таккера. Внешне он выступал как дворецкий Диксона, но в сущности являлся его подручным для выполнения грязных заданий. Таккеру было известно все о той подлости, которую состряпали в отношении вас. Он сам в значительной степени приложил к этому руку. Я только что написал губернатору письмо с изложением вскрывшихся новых обстоятельств в вашем деле и надеюсь, что он прикажет пересмотреть его и уже сейчас позаботится о восстановлении вашего гражданского статуса.
После этих слов прокурор обратился к Морейну:
— Сэм! Как, черт возьми, тебе удалось все это проделать? Где кончался твой блеф и начиналась работа детектива?
Морейн, вставший в момент представления Элтона Раиса, сел снова, водрузил ногу на стол и дружески улыбнулся Дункану.
— Чтобы разобраться в запутанном деле, — сказал он, — не обязательно быть детективом. Достаточно обладать некоторым здравым смыслом. Во-первых, я знал, что преступление было совершено не в десять сорок семь, поскольку именно в эту минуту мне звонила Натали Раис. Таким образом, если исходить из того, что прислуга не слышала выстрелов потому, что мимо дома проходил поезд, было логично предположить, что убийство состоялось в десять десять, когда проследовал товарняк. С другой стороны, я обратил внимание на осколки стекла, обнаруженные под трупом, а также на те, что были разбросаны поверх его пиджака. Они создавали впечатление, что Диксон при падении после выстрела разбил окно. Но, подумал я, если бы это действительно происходило так, то на одежде, а также на лице, шее и руках трупа остались бы естественные в таком случае порезы. А этого не было. Следовательно, было вполне логичным предположить, что жертва не выбивала окно и что это сделал сознательно кто-то другой. Спрашивается, зачем? Для того, чтобы навести на мысль о ветре, якобы погасившем свечу. А это, в свою очередь, нужно было только для того, чтобы сфабриковать алиби. — Морейн продолжал, как бы размышляя вслух: — Мотивом преступления мне прежде всего представилось похищение документов. Однако у убийцы хватило времени, чтобы усердно подделать себе алиби, но документы он не взял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Не находите ли вы это объяснение чересчур хитроумным, доктор?
— Может быть, и так, но это правда.
— Вы хотите сказать, что не совершили никакого преступления, накинувшись на меня с разряженным револьвером в руках?
— Я, как, впрочем, и мой адвокат, думаю, что нет, — подтвердил доктор Хартвелл.
— Отлично, — упорствовал Морейн. — В этом случае единственным позитивным для вас последствием этого акта было обеспечение превосходного алиби, не так ли, доктор?
— Я вас не понимаю, — прошептал тот.
— Я хочу сказать, — отчеканил Морейн, — что ваш поступок имел одно неоспоримое достоинство: он неопровержимо свидетельствовал о том, что в десять часов сорок девять минут, то есть пару минут спустя после прохождения пассажирского поезда мимо дома Диксона, вы находились в коридоре моего офиса.
— Иными словами, это доказывает, что убил Диксона не я? — уточнил доктор Хартвелл.
— Вот именно.
— Ну что ж, — согласился дантист после непродолжительного раздумья, — под таким углом зрения я об этом не думал, но действительно получается, что у меня бесспорное алиби.
— Сколько времени вы ожидали в коридоре, пока я не вышел?
— Какое-то время.
— Поточнее, пожалуйста.
— Трудно сказать определенно. Я знаю, что вскоре после моего прихода к вам в кабинет прошел мистер Дункан.
— И все же, какова была цель вашего ожидания? — продолжал Морейн.
— Я искал случая поговорить с вами, — ответил дантист.
— Вы хотите сказать, что искали случая убить меня?
— Ну уж если быть совсем точным, то искал случая ткнуть вас под ребро незаряженным револьвером, — подчеркнул доктор Хартвелл.
— Прекрасно, — согласился Морейн. — Вероятно, вы видели также, как входил в мой кабинет и Барни Морден?
— Конечно видел.
— И вас разыскивала в это время полиция, так ведь?
— Думаю, да.
— Так вот, — сделал выпад Морейн. — Задолго до того, как Фил Дункан появился у меня в кабинете, за каждым входящим в это здание наблюдал федеральный агент, сидевший в машине. Он находился как раз напротив входной двери, но почему-то он вас не заметил, доктор Хартвелл. Как вы объясните этот необычный случай?
— Очень просто, — парировал дантист. — Он наверняка отвлекся.
— Но, — продолжал Морейн, — когда прибыл Барни Морден, этого федерального агента на месте уже не было. Отсюда можно сделать вывод, что он ушел с поста после прихода окружного прокурора и до прибытия Барни Мордена. Если вы проникли в здание незадолго до старшего следователя, то допустимо полагать, что наблюдателя к этому моменту уже не было на месте и, следовательно, он не мог вас видеть. Вам не кажется, что сотрудник федеральной службы, которому специально поставлена задача фиксировать всех, кто входит в здание, и вменено в обязанность задержать вполне определенное лицо, не пропустит его у себя под носом? Поэтому предпочтительнее объяснение, что, когда вы входили, его у дома уже не было, чем то, что он вас не заметил. Вы уверены, что не ошиблись относительно времени своего прихода к моему кабинету, доктор?
— Нет, все было так, как я изложил. Морейн усмехнулся:
— Теперь рассмотрим другую проблему, доктор. Вы приехали в город с вполне конкретной целью — выяснить, где скрывается ваша жена. Вначале вы полагали, что она находится со мной, но в течение дня вошли в контакт с другими лицами и изменили свое мнение. Скажите мне, доктор, разве вы не узнали, что Том Уикс намеревался отвезти вашу жену в дом Диксона около десяти часов в тот вечер, когда было совершено преступление? Разве не правда, что вы поджидали ее прибытия, стоя в тени у этого дома? И разве не правда, что, увидев жену, вы нанесли ей смертельный удар, а потом вошли в дом и застрелили Диксона? И наконец, разве не правда, что после убийства Диксона вы положили труп жены в машину и доставили его к железнодорожному переезду, чтобы сбросить там?
Хартвелл застыл на своем месте. Между тем Морейн продолжал:
— Итак, все должно было происходить следующим образом. Направляясь к дому Диксона, вы были вне себя от ревности. Вы намеревались покончить как с женой, так и с Диксоном, не заботясь о последствиях этого двойного преступления. Однако, убив Диксона и убедившись, что никто не слышал выстрелов, вы решили сфабриковать себе алиби. Будучи дантистом, вы привыкли иметь дело с воском. Поэтому, раскалив в пламени свечи лезвие перочинного ножа, вы укоротили свечу на один-два дюйма. В тот момент вы хотели всего лишь внушить, что убийство произошло примерно на час позже. Но случилось так, что вы отрезали от свечи столько, что после экспериментов на сгорание вычисленный полицейскими момент, когда свеча должна была бы погаснуть, пришелся где-то на десять сорок. Поскольку никто выстрелов не слышал, было решено, что их заглушил поезд, проходивший близ дома в десять сорок семь. Разве не так было дело, доктор?
— Нет, — воскликнул Хартвелл, вытирая взмокший лоб.
Присяжные заседатели позабыли о лежавших на столе документах, они с напряжением следили за развитием поединка. Фил Дункан опустился в кресло и нервно перебирал пальцами.
Морейн неумолимо развивал свое наступление:
— Нет никаких сомнений насчет того, что именно вы убили Диксона, доктор. Вы единственный человек, имеющий сильный мотив для этого, но не понявший всю ценность документации, находившейся в портфеле. У преступника оказалось достаточно времени для того, чтобы укоротить свечу, разбить окно, положить осколки стекла на тело Диксона, но, несмотря на это, он не тронул материалы исключительно большого политического значения. Значит, преступление совершено лицом, безразличным к ним или не отдающим себе отчета в их важности. Если бы убийцей были не вы, а кто-то другой, он не преминул бы прихватить документы, которые являлись бы как мотивом, так и целью его действий. Только у вас был мотив, не имеющий к ним никакого отношения. Для того чтобы создать себе алиби, вы разрядили магазин револьвера, бросились к моему офису и разыграли комедию, которая, как вы и надеялись, привела к вашему задержанию. — Морейн на мгновение умолк. Затем добавил: — Энн Хартвелл была убита зверски, но не преднамеренно. Убийство Диксона имеет все признаки преступления на эмоциональной основе, порожденного ревностью. После того как жертва упала, преступник наклонился и выстрелил еще раз, в висок, чтобы быть абсолютно уверенным в смерти. Несмотря на указанный характер преступления, убийца затем попытался уйти от наказания. Если будет проведена экспертиза лезвия вашего перочинного ножа, я уверен, что на нем обнаружат следы воска оранжевого цвета. Разрезать свечку раскаленным лезвием легко, но зато после его охлаждения трудно избавиться от следов воска. К тому же, учитывая, что вы сразу же положили нож в карман, крошки воска должны оказаться и там.
Сэм Морейн приблизился к столу окружного прокурора и взял в руки конверт, в котором лежали предметы, изъятые у доктора Хартвелл а при задержании. Открыв его, он вынул перочинный нож, внимательно его осмотрел, и на его лице показалась торжествующая улыбка.
— Этот нож полностью доказывает правильность моих рассуждений, господин окружной прокурор, — воскликнул он, направляясь к Дункану. — На лезвии ясно видны следы воска оранжевого цвета, и ваша лаборатория сможет…
Доктор Хартвелл прервал его. Теперь его голос был спокойным.
— Незачем привлекать лабораторию. Жизнь не представляет для меня больше никакого интереса. Я намеревался убить их обоих, а затем покончить самоубийством. Она была лживой, авантюрного склада женщиной, пропащая душа, а он бессовестный негодяй. Я ее предупредил, что если она будет мне изменять, то убью ее и любовника.
Хартвелл разразился хохотом. Поняв, что все потеряно, он начал бахвалиться своими преступлениями:
— Да, я убил ее. И его тоже: выстрелил, когда он стоял, и добил на полу. Добрые дела следует выполнять безукоризненно. Я вспомнил о необходимости алиби ради спасения только после того, как прикончил обоих.
Глава 22
Улыбка, которая всегда таилась в уголках рта Натали Раис, теперь стала заметнее.
Элтон Раис сидел напротив письменного стола Морейна. При дневном свете, льющемся из окон кабинета, более отчетливо проступали морщины на его лице — след от пребывания в заточении, но в целом доминировало выражение полного спокойствия и абсолютной безмятежности.
Кто-то робко постучал. Вошла одна из стенографисток, тут же плотно прикрыв за собой дверь.
— Пришел окружной прокурор, — с волнением выпалила она.
Натали Раис опасливо посмотрела на отца.
— Попросите его войти, — распорядился Морейн. — Нет, Натали… Ваш отец останется здесь. Я хочу представить его Дункану. Теперь, когда над ним больше не висит обвинение в убийстве Диксона, посмотрим, что можно для него сделать…
Открылась дверь, и в кабинет вступил Фил Дункан. Он выглядел постаревшим, более разочарованным в жизни, но одновременно и закалившимся в ее горниле. Он вежливо поклонился Натали Раис, жестом поприветствовал Морейна и скосил взгляд на Элтона Раиса.
— Я думал, ты один, Сэм, — сказал он. — В противном случае я не стал бы тебя беспокоить.
— Пожми руку Элтону Раису, — ответил Морейн. — Я доставил его сюда прямо из убежища.
Дункан повернулся к нему, внимательно посмотрел и произнес:
— Значит, вы господин Элтон Раис?
Тот встал, но, казалось, не мог решить для себя вопрос, должен ли он или нет подать руку прокурору.
Дункан первым сделал это, и они обменялись крепкими рукопожатиями.
— У меня для вас хорошие новости, — заявил прокурор. — Это как раз одна из причин моего визита к Морейну. Удалось добиться полного признания от Джеймса Таккера. Внешне он выступал как дворецкий Диксона, но в сущности являлся его подручным для выполнения грязных заданий. Таккеру было известно все о той подлости, которую состряпали в отношении вас. Он сам в значительной степени приложил к этому руку. Я только что написал губернатору письмо с изложением вскрывшихся новых обстоятельств в вашем деле и надеюсь, что он прикажет пересмотреть его и уже сейчас позаботится о восстановлении вашего гражданского статуса.
После этих слов прокурор обратился к Морейну:
— Сэм! Как, черт возьми, тебе удалось все это проделать? Где кончался твой блеф и начиналась работа детектива?
Морейн, вставший в момент представления Элтона Раиса, сел снова, водрузил ногу на стол и дружески улыбнулся Дункану.
— Чтобы разобраться в запутанном деле, — сказал он, — не обязательно быть детективом. Достаточно обладать некоторым здравым смыслом. Во-первых, я знал, что преступление было совершено не в десять сорок семь, поскольку именно в эту минуту мне звонила Натали Раис. Таким образом, если исходить из того, что прислуга не слышала выстрелов потому, что мимо дома проходил поезд, было логично предположить, что убийство состоялось в десять десять, когда проследовал товарняк. С другой стороны, я обратил внимание на осколки стекла, обнаруженные под трупом, а также на те, что были разбросаны поверх его пиджака. Они создавали впечатление, что Диксон при падении после выстрела разбил окно. Но, подумал я, если бы это действительно происходило так, то на одежде, а также на лице, шее и руках трупа остались бы естественные в таком случае порезы. А этого не было. Следовательно, было вполне логичным предположить, что жертва не выбивала окно и что это сделал сознательно кто-то другой. Спрашивается, зачем? Для того, чтобы навести на мысль о ветре, якобы погасившем свечу. А это, в свою очередь, нужно было только для того, чтобы сфабриковать алиби. — Морейн продолжал, как бы размышляя вслух: — Мотивом преступления мне прежде всего представилось похищение документов. Однако у убийцы хватило времени, чтобы усердно подделать себе алиби, но документы он не взял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29