Это был узкий перешеек, соединяющий Ист-Хамптон с Монтоком. Опять индейские названия, подумал он.
— Скоро кончится асфальтовая дорога, — сказал Лью, и Маргарита пошевелилась. — Вы еще не проголодались?
— Подождите, — заметила она, уставившись в окно на захватывающий вид поднимающихся и опускающихся дюн.
Кроукер остановил машину около ветхого бара, торгующего моллюсками, вблизи покрытого камнями поля, где росла дикая слива. Он позвонил Лиллехаммеру, чтобы ввести его более или менее в курс последних событий, а также узнать, получил ли он из лаборатории результаты обследования места преступления. Ответила помощница. Когда он назвал свое оперативное имя, она просила его подождать. У Кроукера сложилось впечатление, что она вызывала Лиллехаммера по радиотелефону и что одному Богу было известно, где он находится и что он там делает.
Наконец он услышал голос Лиллехаммера:
— Вы были правы, когда говорили, что нам понадобится волшебник. Никаких отпечатков, даже смазанных, только те, которые принадлежат двум жертвам.
Его голос имел металлический оттенок, как если бы какой-то электронный аппарат вначале расщеплял на части его речь, а затем вновь собирал их вместе.
— Если бы мы имели дело с научно-фантастическим романом, — продолжал Лиллехаммер, — мы воспроизвели бы этого сукина сына из его генной цепочки, вырастили его ускоренным методом и не только узнали бы, как он выглядит, но и отправили его на поиски оригинала.
— Очень забавно, — сказал на это Кроукер. После событий этого дня он не был расположен к каким-либо шуткам. — Какую пользу нам могут дать эти фокусы с генной инженерией?
— Это шутка. Современная наука не собирается броситься нам на выручку в этом деле. Но я узнал кое-что интересное о перышке, которое было найдено прилипшим к девушке. Оно принадлежало белой сороке. Согласно заявлению смитсоновского эксперта, которого мне удалось отыскать, эта птица очень редкая. Настолько редкая, что мне пришлось обращаться к шести орнитологам, прежде чем я смог получить ее описание. Она обитает на возвышенных местах в Юго-Восточной Азии. Ни в одном зоопарке, ни у одного человека, занимающегося выращиванием редких птиц, в этой стране нет такой птицы. Каковы ваши успехи?
Кроукер вкратце рассказал ему о своих шагах, предпринимаемых в отношении Маргариты.
— Это замечательные новости, гораздо большие, чем я ожидал. Продолжайте работать с ней. Она говорит, что этот парень Роберт с Востока, а белая сорока из Юго-Восточной Азии. Совпадает. — Лиллехаммер немного помолчал. В трубке раздавались похожие на тиканье часового механизма бомбы глухие звуки аппарата, исключающие возможность подслушивания. — Великий аллах, если эта женщина де Камилло права и убийца испытывает какое-то влечение к ней, она сейчас является нашим лучшим другом. Держитесь крепко за нее. И не обращайте внимания на дерьмо, которое может выдавать ее муж. Если Тони Д. будет мешать, я окажу вам всю необходимую поддержку. Он — не Доминик Гольдони, и мы знаем, как обходиться с паршивцами такого сорта.
— Мне понадобится встреча с вами сразу, как я закончу работу с ней. Это будет завтра. Что вы предлагаете?
Наступила краткая пауза. Лиллехаммер обдумывал свои возможности.
— Забронируйте места на самолет коммерческой авиалинии, и я встречу вас обоих сам на вашингтонском аэродроме. Сообщите мне данные о рейсе, хорошо?
Кроукер согласился и повесил трубку. Вернувшись к машине, он повел ее по дороге к деревеньке Монток.
Он и Маргарита решили поесть за городом. Они остановились у бывшего раньше средних размеров ресторана Госмана, с видом на причалы, к которым подходили лодки рыбаков. Теперь он разросся в целый городок с несколькими ресторанами, магазинами, пешеходными дорожками.
Они уселись за стол около одного из огромных зеркальных окон, из которого открывался вид на гавань. В это время года громадный ресторан был почти пуст. Чайки, ставшие наглыми и разжиревшими благодаря подачкам от посетителей Госмана, носились, хрипло крича, над темными водами, как если бы это был разгар лета.
Некоторое время они молча пили заказанные напитки. Несмотря на желание сблизиться с Маргаритой, чтобы добраться до убийцы Доминика Гольдони, Кроукер сдерживал себя. Это было нелегко. Вот здесь, прямо перед ним, сидит тот, кто является единственным связующим звеном с человеком, убившим Гольдони. У Лью было предчувствие — качество, которое родилось в нем в джунглях нью-йоркских улиц, — что, если она не сможет или не захочет помочь ему, этого человека не удастся найти никогда, какие бы усилия ни предприняли он и Лиллехаммер. Он знал, что Маргарите хотелось рассказать ему все, что ей пришлось испытать с тех пор, как она и Франси были похищены, и это были ужасные, трагические происшествия. Кто знал, хватит ли у нее силы воли или глубины веры в него, чтобы вытащить все это снова на свет божий? Он совсем не был уверен, сумел ли бы он сделать это сам, если бы оказался на ее месте.
Маргарита допила свой напиток и уставилась на пустой стакан.
— После того как он отпустил нас, — произнесла она медленно, почти отрешенным голосом, — когда все это кончилось... то, что он сделал с Домом... когда я привезла Франси домой... — Ее печальные глаза взглянули на Кроукера. — Я поняла, что это еще не все.
Она глубоко вздохнула, и Кроукеру представилось, что она инстинктивно уперлась пальцами ног в землю, как это делают отдыхающие на морском пляже, когда на них обрушивается приливная волна, готовая утянуть их за собой в море.
— Видите ли, что-то произошло между вами и мной, что... я не думаю, что он заранее предусмотрел это. Он появился здесь для того, чтобы, используя меня, добраться до Дома, и это ему удалось. Но произошло еще что-то на дороге однажды ночью, своего рода... не знаю, как выразить это... своего рода смена ролей. Он предоставил мне возможность убить его, и я ею воспользовалась. Но ничего не получилось. Он заменил лезвия бритвы, и то, которое я взяла, не имело острого края. Он заявил, что это не имеет значения, и был прав. Я пыталась убить его, и я бы это сделала — именно это и было важно для меня знать. Тот акт... пробудил во мне решимость, о которой я никогда даже не подозревала.
Маргарита облизнула губы. Кроукер заказал еще по порции спиртного. Когда напитки принесли, он напомнил ей:
— Вы сказали что-то о смене ролей?
Она кивнула.
— Да, видите ли. Это как бы он дал мне... силу и взамен отнял у меня что-то.
— Что именно?
Она отпила немного из стакана.
— Я не знаю. По крайней мере, не знала. Теперь я начинаю подозревать, что это могло быть на самом деле, и это пугает меня. — Она сделала еще глоток почти через силу, и Кроукер решил заказать побыстрее еду, как только сможет привлечь внимание официантки.
Маргарита обхватила голову руками.
— Я должна поговорить с кем-либо об этом. Удерживать это в себе для меня больше... невыносимо. Но кто поймет? Ни мой муж, ни моя дочь. И я не могу говорить об этом со своими друзьями. — Она подняла голову, ее глаза изучали его лицо.
«Что она хочет, — думал Кроукер, — понимания или оправдания?»
— Остаетесь вы, Лью, потому что я не знаю, кто вы для меня или кем вы станете. Вы такая же неизвестность, какой стала и вся моя жизнь.
— Маргарита, что это? Что, вы боитесь, он отнял у вас?
— Мою способность ненавидеть его.
Кроукер видел, что она испугалась, не рассмеется ли он прямо ей в лицо. Так почти наверняка сделал бы ее муж, если бы Маргарита доверилась ему. После того как он видел тело Доминика Гольдони, ее страх совсем не казался ему смешным. Наоборот, он вызывал в нем какой-то внутренний холодок.
— Это как если бы мы были теперь с ним связаны духовно. Я не могу выбросить его из головы, я имею в виду не его лицо, а... Глубокой ночью я могу вдруг осязать его запах, чувствовать его близость, как если бы он в действительности был рядом со мной.
Кроукер поймал ее взгляд.
— Маргарита, я хочу, чтобы вы поняли кое-что прежде, чем мы продолжим разговор. Этот человек, который похитил вас с Франси и убил вашего брата, чрезвычайно опасен, и я думаю совершенно определенно, что вы единственный человек, кто может помочь мне отыскать его. Без вас я не смогу сделать ничего. Я должен знать, что могу рассчитывать на вас. Если это противоречит вашему...
— Я хочу помочь вам, — заявила она чуть-чуть слишком поспешно. — Мне нужно это. Я должна убедиться, что он не...
Она покачала головой, не в силах продолжать. Кроукер подозвал официантку, заказал приготовленных на пару моллюсков и омаров. Моллюсков принесли почти сразу, в громадных блюдах. Они издавали аромат морской воды и водорослей. Маргарита ела их сладковатую мякоть медленно и с удовольствием. На ее лице вновь появились краски, и казалось, что к ней постепенно возвращается самообладание.
— Я без конца думаю о том, насколько я изменилась с тех пор, как он отпустил меня.
Она покончила со своей порцией моллюсков, отставила от себя блюдо, облизала один за другим пальцы, тщательно, как кошка.
— Откровенно говоря, мой брак был, к сожалению, неудачным. Между Тони и мной нет близости. Оценивая прошлое сегодня, мне не верится, что такая близость вообще была когда-либо. Что касается женщин, то Тони общается с ними только через посредство своего «петушка» и кулаков. Общение с другими мужчинами ограничился переговорами — в этом вся его жизнь. Когда я поднимала голос, он бил меня. Думаю, что, поскольку он сицилиец, ему стало плевать на меня с тех пор, как родилась Франси. Почему не сын?
Она пыталась улыбнуться, но вместо этого получилась гримаса.
Подошла официантка, чтобы забрать посуду. Она дала им пакетики из фольги, в которых были бумажные салфетки. Маргарита захотела пива, и Кроукер заказал его для обоих. Официантка удалилась.
— Беда в том, что вы смирились, — сказал мягко Кроукер. — Я имею в виду с тем, что он бил вас.
Маргарита подняла на него глаза.
— Вы не женщина. Я не думаю, что вы поймете меня.
— Я стараюсь изо всех сил. Я слушаю вас.
Она задумалась. Какое-то время ее взгляд следил, как темнота опускается на воду. По проливу курсировала рыбачья лодка с зажженными огнями, перемещаясь в окне, как на экране телевизора, с одной стороны на другую.
— Дайте мне вашу руку, — спокойно попросила Маргарита. — Нет, не эту, а другую.
Он протянул свою биомеханическую руку.
Она взяла ее и стала смотреть на место, где естественная кожа соединялась с частями, сделанными человеком.
— Мир мужчин жесток, — сказала она, — а мир женщин... женщина недоумевает, почему вообще для равновесия нужно насилие.
— Но пассивность...
— Вы все еще рассуждаете, как мужчина. — Она ласково улыбнулась ему. — Пассивность здесь ни при чем. Мужчины ошибаются, думая, что, если женщины не видят смысла в насилии, они должны быть пассивными существами. Это просто неверно. — Она вскинула голову. — Но по крайней мере в одном важном отношении мужчины пассивны. Когда они стоят перед выбором, они всегда предпочтут статус-кво. Им ненавистны какие-либо перемены, и они ведут постоянную борьбу против них. С другой стороны, и женщины хотят стабильности. Если это желание исчезнет, то вы будете не женщиной, а совсем другим существом.
Принесли омаров и пиво. На Маргариту и Кроукера надела покрытые пластиком фартучки, которые завязывались сзади на шее. Маргарита взяла щипцы и начала раскалывать яркую оранжево-красную скорлупу клешня омара.
— Я стала понимать, что во мне существует что-то еще. Роберт, так он назвал мне себя, доказал мне это. Я была готова убить его. Теперь я здесь с вами. Я наконец способна сказать мужу «плевала я на тебя» и чувствовать себя правой. Я смогла понять, как исковеркана была моя жизнь, когда я оставалась с ним. Я была не права, ища стабильности для себя и для моей дочери. Она больна булимией, и для этого есть чертовски важная причина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97