А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Мой управляющий хотел послать свою лучшую кобылу в Морлэнд. Но вот дерьмо! Цена, которую назначил твой отец...
Арран осушил бокал бургундского и, протянув его проходящему мимо лакею, чтобы наполнить вновь, предложил:
– Скажи своему управляющему, Гамильтон, что я обслужу твою лучшую кобылу за полцены от той, что запрашивает Морлэнд, и вы вольете в свою породу благородную кровь.
Все заржали, хотя Хьюго был несколько ошарашен столь фривольной беседой, и Масслдайн сказал:
– Ну ладно, ребята, мы шокируем нашего хозяина. Вы же знаете, как в старых йоркширских семьях воспитывают своих отпрысков? Не забывайте, что они к тому же еще и католики.
Арран бросил значительный взгляд на портрет Аннунсиаты, висящий над камином:
– Ах, извините, я не знал. Некоторые из них могут бросить тень и на монастырь.
Хьюго пристально посмотрел на него.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он требовательно.
Арран, хотевший только слегка уколоть Хьюго, сказал:
– Что я имею в виду? Послушай, Баллинкри, все знают о ваших тесных связях с королевской семьей. Покровительство здесь, пансион там, а ведь никому, кроме фавориток его величества, не помогают с такой готовностью.
Масслдайн еще крепче сжал плечо Хьюго, чувствуя нарастающую в нем ярость.
– Ты говоришь о моей матери, Арран? – гневно спросил Хьюго. – Должен тебе сказать...
– Дорогой мой, почему столько злости? – спросил Арран и приподнял бровь, изображая удивление. – Безусловно, это очень высокая честь – делить постель с первым лордом. И кто знает, что кроме...
– Заткнись, Вилли! Попридержи язык! – оборвал его Масслдайн, не отпуская плечо Хьюго. – Баллинкри не нравится слышать подобные мерзости о своей матери, как и мне. Так что иди и подумай.
У Аррана хватило ума замолчать, но Хьюго кипел от ярости. Масслдайн хлопнул его по плечу.
– Брось, Хьюго! Мир. Это всего лишь шутка. Арран не хотел оскорбить твою мать. У него не хватит мозгов, чтобы оскорбить кого бы то ни было, не так ли Вилли, сын кельтских варваров? Давайте выпьем за здоровье прекрасной и благородной дамы! Ну, поднимайте же бокалы, ребята! – закончил он, подняв свой бокал к портрету.
Все трос поддержали его: Хьюго – нахмуренный, Арран – будто извиняясь, Гамильтон – открыто хохоча.
– Поделись с нами последними сплетнями, Баллинкри, – с любопытством сказал Гамильтон, когда они выпили. – Ты ведь первым узнаешь все дворцовые новости, клянусь! Кто с кем спит?.. Ладно, ладно, не буду... Ей-богу, даже не знаю, о чем бы его спросить, чтобы не вогнать в краску.
– Как продвигается новый дом твоей матери? – пришел на помощь Масслдайн. – Я слышал, что такому дому позавидует весь двор. Он, наверное, уже почти закончен?
– Думаю, да, – ответил Хьюго. – Строительство уже завершено, осталась только внутренняя отделка помещений. Мама пригласила Гиббона выполнить все работы по дереву. Король сказал, что это будет Сент-Пол в Пэлл Мэлл.
– Пэлл Мэлл, ах, да! – промурлыкал Арран. – В Пэлл Мэлл живет много знаменитостей. Ведь у мадам Гвин тоже дом в Пэлл Мэлл? Полагаю, твоя мама хорошо знакома с этой актрисой.
Хьюго опять напрягся.
– Послушай, Арран... – начал он, но на этот раз его успокоил Гамильтон:
– По-моему, он просто хотел сказать, что твоя мама любит театр. Прекрати идиотничать, Арран! Лучше пойди и просади кругленькую сумму в кости. Может, это поднимет твое настроение. Проклятье! До чего же с тобой тяжело в одной компании! А Масслдайн добавил:
– Ты прав, Гамильтон. Этих двоих лучше держать подальше друг от друга, иначе все это закончится в Мидоу. Страшно не то, что Баллинкри когда-нибудь вызовет его на дуэль, а то, что нам придется быть секундантами, а в такое холодное время года не слишком приятно стоять на мокрой траве, наблюдая, как кое-кто норовит убить друг друга.
Гамильтон печально покачал головой.
– Я всегда знал, что ты в первую очередь беспокоишься о своем комфорте и удовольствии.
– А о чем же еще? – Масслдайн изобразил удивление и взглянул на Хьюго. – Хотя наш маленький Макнейл сделал маленький модный уголок для католичества. Чем ты собирался нас развлекать, после того как мы наедимся и напьемся до бесчувствия за твой счет? Мы что, должны отслужить мессу? По крайней мере, это будет что-то новенькое.
Хьюго улыбнулся.
– У меня есть для вас занятие, но вы ни в жизнь не догадаетесь какое. Подождите немножко, и вы все поймете. Джон, еще немного вина сюда! Может быть, пойдем посмотрим на картежников? У нас есть еще по меньшей мере час.
Развлечение, организованное им с той долей склонности к оригинальности, которая досталась ему от матери, явилось несколько позже в виде четырех актрис из бродячей труппы. Они представили на суд зрителей небольшой спектакль, состоящий из нескольких сцен-пантомим, имели дикий успех, и после двух действий им, наконец, было позволено отведать прохладительного, после чего девушки были похищены наиболее расторопными гостями. Остальные молодые люди выпили столько, что многие встретились в традиционном месте – под столом. Словом, вечеринка приняла обычный для подобных сборищ оборот, и для наиболее увлекшихся вином гостей закончилась завтраком с хозяином и уверениями в вечной дружбе. Вечеринка удалась на славу, и Хьюго был вполне счастлив, хотя и надеялся провести эту ночь с Молли. Однако в полпятого утра, увидев Масслдайна в собственной квартире, он понял, что значит настоящая дружба.
– Ты хороший парень, – выдохнул Масслдайн ему в ухо и всей своей тяжестью навалился на него, пока Хьюго волок его на себе тс несколько ярдов, которые разделяли двери их апартаментов. – Если они тебя не испортят, ты далеко пойдешь! Обещаю! Я никогда не видел такого симпатичного жеребенка и хочу, чтобы ты женился на моей сестре, вот что! – пьяно, чуть нараспев, пробурчал Масслдайн.
– Спасибо, – мрачно ответил Хьюго, понимая, что удостоился комплимента высокого ранга.
– Это правда, мой друг! У отца очень странные идеи насчет будущего моей сестры Каролин, но у тебя есть деньги, кровь, и ты отличный парень. Ты должен провести с нами Рождество. Вот что я имею в виду. Обещай мне, Макнейл, ты, молодой негодяй! Ага! Я вижу в твоих глазах юную Молли, но позволь мне сказать вот что: каждому молодому человеку необходимо иметь любовницу, выпить свою норму вина и проявить себя на дуэли, чтобы стать настоящим мужчиной. Но, пережив все это, он должен, в конце концов, жениться на девушке из приличной семьи. Любовница у тебя уже есть, и в один прекрасный день ты обязательно поймаешь свой сифилис. Если тебе придется сражаться на дуэли, будь уверен, ты выиграешь. И не сомневайся, что твой замечательный товарищ Джон Бовери, граф Масслдайн, будет твоим секундантом. А потом ты женишься на Каролин. Обещаешь?
– Обещаю, – ответил Хьюго, не совсем понимая, что обещает, хотя Масслдайн, похоже, имел еще менее четкое представление об этом. Он открыл дверь в апартаменты приятеля и сдал его слуге с рук на руки.
– Я отведу его в постель, милорд. Спасибо, – поблагодарил слуга – солидного вида седобородый старик, который являлся семейной реликвией, поскольку служил этой семье с давних пор. Закрывая за собой дверь, Хьюго услышал сонный голос товарища:
– Он ведь католик. Ты увидишь – он сдержит свое обещание.
Венчание было очень тихим, скромным и совсем невеселым. Аннунсиата подумала, может ли быть удачным брак, который начинается так грустно. Глаза принцессы Мэри, невесты, были красны от слез: она рыдала, почти не переставая, с того самого момента, как король сказал, что ей предстоит выйти замуж за Вильгельма из Голландии, своего кузена. Казалось, она могла разразиться слезами в любую секунду, но это было бы нарушением этикета. Аннунсиату, уставшую от собственных проблем, связанных с воспитанием непослушной дочери, так бесило сопение, дрожание губ и всхлипывания принцессы Мэри, что у нее чесались руки отвесить ей звонкую оплеуху.
Арабелла, стоящая рядом с матерью, испытывала к невесте чуть больше симпатии, потому что она являла странный контраст со своим женихом. Принцесса была очень высокой – пять футов одиннадцать дюймов, даже без каблуков, темные вьющиеся волосы лежали на ее плечах. Она была красива, как все Стюарты, ей исполнилось пятнадцать лет, а в этом возрасте все прелестны. Невеста стояла, одетая по последней дворцовой моде, с некоторым шиком, и, если бы не печальная участь, довлевшая над ее судьбой, словно рок, была бы игривой и счастливой девочкой.
Принц Вильгельм, кузен Мэри, вовсе не соответствовал идеалу ее девичьих грез. Начать с того, что жениху было двадцать семь лет, и Арабелле, которой минуло шестнадцать, он казался, как и принцессе Мэри, стариком. Это был некрасивый, на четыре дюйма ниже своей невесты, худой мужчина с чахлой грудью и высоко поднятыми плечами, а его бледное лицо свидетельствовало о постоянных болезнях. У принца была астма, он шумно дышал ртом, и казалось, что его узкая грудная клетка может провалиться от любого вздоха. Он был одет по датской моде во все черное, без всяких украшений, и, к ужасу англичан, носил вместо парика собственные волосы. Его каменное лицо было нелюдимым: он никогда не улыбался, редко говорил, а если вынужден был делать это, то очень скупо и по делу, без всяких словесных украшений и комплиментов, как принято у английских кавалеров. Арабелла думала, что ни за что не пошла бы замуж за такого, и удивлялась, почему невеста не убежит из-под венца. Решив, что принцесса, должно быть, дура, она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока мать суровым взглядом не приструнила ее.
Епископ Комптон произносил торжественную брачную речь с таким выражением, что, казалось, все присутствующие должны были проникнуться важностью данной церемонии. Аннунсиата оглядывалась в изумлении и недоумении, надеясь найти хотя бы одно лицо, выражавшее радость по поводу происходящего действа. Герцог Йоркский выглядел гневным и угрюмым, эта свадьба была ему ненавистна; он был вынужден согласиться на нее только потому, что король не оставил ему выбора. Он хотел выдать Мэри за французского принца, католика: ему не нравились ни положение Вильгельма, ни его религия, кроме того, было хорошо известно, что тот высказал неудовольствие по поводу низкого происхождения матери невесты. Все также прекрасно знали, что мать Вильгельма, сестру герцога, Мэри, принимали в Дании без энтузиазма, а другую Мэри Стюарт, похоже, не очень чествовали в Голландии. Но протестантские свадьбы были чрезвычайно популярны среди английского народа, и король, как обычно не без задней мысли, настоял на своем, так что Джеймс вынужден был подчиниться брату.
Остальные присутствующие вряд ли были веселее. Королева выглядела возбужденной, как и всегда, а герцогиня Йоркская, срок беременности которой явно перевалил за половину, очевидно, ощущала себя не в своей тарелке. Это была ее третья беременность, первые две закончились выкидышами, поэтому и королева, и герцог Йоркский время от времени бросали на нее озабоченные взгляды. Принцесса Анна болела оспой и потому не могла быть рядом с сестрой в столь важный момент.
Погода, казалось, оплакивала эту свадьбу: небо затянули серые низкие облака, из которых не переставая моросил нудный ноябрьский дождик, словно хотел залить все на свете, включая печаль принцессы Мэри. Аннунсиата грустно улыбнулась и перехватила взгляд короля. Его губы под тонкой ниточкой усов дрогнули, бровь приподнялась, как бы давая понять ей, что он осознает всю мерзость происходящего. Епископ продолжал службу, герцогиня Йоркская попыталась устроиться поудобнее, а король весело ухмыльнулся и прокричал:
– Давайте, епископ, давайте быстрей! Если вы не обвенчаете эту пару до того, как герцогиня родит сына, их, наверное, никто никогда уже не повенчает!
Епископ удивленно уставился на короля, герцог и герцогиня были шокированы, невеста снова залилась слезами, а Аннунсиата едва сдерживала хохот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63