Раздался мощный взрыв. Под машиной и внутри машины лопнул огненный шар, куски бензобака и рваный металл покореженного корпуса, словно осколки рванувшего снаряда, прошили салон насквозь, калеча и убивая сидящих там людей. Дело довершило пламя, которое ворвалось в салон в образовавшиеся в результате взрыва дыры, выжигая все на своем пути. Выжить в таком аду было невозможно. Но кое-кто все же выжил!
В мгновение взрыва с переднего сиденья из машины, вышибая плечом дверцу, выпал телохранитель. Его нашли осколки и опалило пламя, но он остался жив. Откатившись от пылающей машины на несколько метров, он закатился за какой-то выступ в стене и выдернул из кобуры пистолет.
Сквозь языки огня и застилающий обзор дым он увидел человека, стоящего возле фонарного столба с вытянутыми в его сторону руками, и, не целясь, потому что целиться в такие мгновения некогда, важно испугать, сбить противника с прицела, короткими очередями по три патрона опустошил обойму.
Возле головы Иванова что-то свистнуло. И что-то ударило в бетонный столб, отчего во все стороны веером полетели мелкие каменные осколки. Несколько кусочков стеганули Иванова по лицу.
— Ой! — сказал он, хватаясь правой рукой за щеку и перехватывая револьвер левой.
Телохранитель сбросил пустую обойму и вытащил запасную.
— Ну же, ну же, стреляй, стреляй, дурак! — умалял шепотом майор Проскурин. — Ну!..
— Да как же он будет стрелять, у него оружие в левой руке! — тихо сказал генерал.
Иванов вдруг понял, что в него стреляют, что его хотят убить и уже, кажется, ранили!.. Но что делать дальше, он не знал, потому что никаких инструкций на этот счет не получал.
Телохранитель быстро перекатился в другое место, потому что боялся, что обнаружил себя, вогнал в пистолет новую обойму, передернул затвор и приготовился стрелять. Но на этот раз приготовился стрелять на поражение.
— Ну же, ну, хоть с левой!..
Со стороны горящей машины раздался выстрел.
Возле самой головы Иванова, обжигая кожу, прошла пуля. Страшно испугавшись, он отшатнулся назад, потерял равновесие и стал падать. Но не упал, а, пытаясь удержаться на ногах, всплеснул вверх руками. И, инстинктивно цепляясь пальцами за воздух, нажал на спусковой крючок.
Бабахнул выстрел. Последнего остававшегося в барабане патрона.
И одновременно с ним, прикрываясь грохотом, произвел выстрел майор Проскурин. Но он стрелял прицельно, стрелял наверняка.
Пуля ударила телохранителя в плечо, сломав ключицу, пробила легкое и печень и, пройдя насквозь все тело, застряла в тазовых костях.
Телохранитель обмяк и рухнул лицом на асфальт.
Но за мгновение до своей смерти он успел выпустить еще одну, последнюю очередь. Три пули ушли в сторону киллера, две пролетели мимо, одна нашла его.
Иванов вскрикнул и схватился за ухо. И почувствовал, как его руку заливает горячая кровь. Пуля попала ему в ухо, продырявив его насквозь.
“Уходи! — одновременно подумали генерал Трофимов и майор Проскурин. — Быстрее уходи”.
И Иванов их “услышал”.
Надо бежать, вспомнил он! Надо бежать, пока вся кровь не вытекла.
И медленно, но все более убыстряя шаг, побежал от горящей машины.
Не помнящий себя от страха официант смотрел вслед убегающему киллеру, который так и не заплатил ему за пиво. Смотрел и не верил, что так легко отделался.
Генерал Трофимов облегченно вздохнул.
Дело было сделано. Вопреки Иванову. Но все же Ивановым! Он стрелял мимо — но попадал! Стрелял холостыми патронами — но убивал жертвы настоящими пулями! Он считал, что воплощает в жизнь свой хитроумный план, на самом деле играя по правилам, навязанным ему чужой волей.
На месте преступления не будет лишних пуль, на месте преступления будет ровно столько пуль, сколько выпустил из своего оружия Иванов. Баланс сойдется, и сойдется не в его пользу!..
Майор Проскурин спрыгнул с ящиков, удерживая револьвер за обернутую бумагой рукоять, скрутил с револьвера глушитель и вопросительно посмотрел на командира.
— Что будем делать дальше?
— Дальше то, что сделал бы преступник, — ответил генерал Трофимов.
— Избавляться от оружия? — предположил майор. Генерал утвердительно кивнул.
— В двух кварталах отсюда, возле тротуара, есть сливная решетка с деформированными прутьями, — сказал он. — Если бы я хотел что-нибудь выбросить, я бросил бы это туда.
Майор Проскурин восхищенно посмотрел на командира. Похоже, у того все было продумано заранее. И привязано к местности заранее.
Генерал взял двумя пальцами револьвер, снял с ручки бумажный мешок и сунул оружие в полиэтиленовый пакет. После чего набрал на мобильнике номер.
— Я хочу заказать такси, — сказал он.
— Это квартира, — ответили ему.
Но спустя секунду из ближайшего продуктового магазина выбежал какой-то мужчина — судя по всему, водитель овощного фургона. Подбежал к своей “Газели”, открыл дверцу кабины, завел мотор и тронулся вперед, стремительно удаляясь от горящего автомобиля. Понять его можно было — останься он тут чуть дольше, ему пришлось бы иметь дело с прибывшей на место происшествия милицией. А кому это охота...
Через два квартала “Газель” притормозила. Наверное, потому, что заглох мотор. Хотя на самом деле потому, что водителю позвонили по мобильному. Из расположенного за его спиной фургона. И попросили остановиться строго напротив телефонной будки. Вот он и остановился.
Генерал Трофимов сдвинул в сторону ящики и овощной сор и задрал посредине фургона покрытие. Открылся небольшой, смонтированный в днище люк неправильной формы и потому внешне похожий на поставленную на провалившемся полу заплату.
— Взяли!
Майор с генералом ухватились за специальную скобу и потянули люк вверх. Открылось отверстие, внизу которого был асфальт мостовой.
Майор лег на пол и сполз вниз, высунув голову наружу.
Он увидел колеса машины, бордюр и башмаки прохожих.
— Давайте, — показал он рукой. Генерал сунул ему в ладонь пакет с револьвером. Майор уперся в асфальт левой рукой, а правую вытянул в сторону решетки сливной канализации. Он засунул пакет в отверстие между погнутыми прутьями, но так, чтобы тот провалился лишь наполовину. Проверил, прочно ли закрепился револьвер. И вполз обратно.
— Все в порядке.
Генерал поднял мобильный телефон.
— Поехали.
“Газель” двинулась дальше. На ближайшем перекрестке она свернула в проулок, проехала до следующего светофора и снова повернула...
Иванов прошел примерно тем же маршрутом, что ехал овощной фургон, но свернул раньше, свернул во дворы, где его поджидала неприметного вида “Волга”. Он упал на заднее сиденье и захлопнул дверцу.
— Я умираю, я ранен, — жалобно сказал он. Водитель быстро оглянулся. Сквозь пальцы прижатой к щеке ладони пассажира обильно проступала кровь.
“Если пуля в башке, то дело дрянь, — подумал он. — Придется его чистить и придется избавляться от тела”. И попросил:
— Уберите руку.
Иванов, хныкая, убрал руку.
— Вам всего лишь ухо прострелили, — облегченно вздохнул водитель. — А я уж думал... Ничего себе — “всего лишь”!
— Там сзади аптечка, достаньте и прижмите к ране бинт.
Водитель вывел машину из двора.
— Где оружие?
Иванов вытащил из кармана револьвер.
— Положите его под сиденье. И прикройтесь пока чем-нибудь, хоть вон той газеткой, что ли, чтобы вас не было видно.
Иванов прикрылся газетой, делая вид, что читает.
Ему было очень больно, очень страшно, но более всего обидно. Он так стрелял, а его даже не пожалели!..
“Волга” влилась в уличный поток, мгновенно растворившись в нем. На заднем сиденье сидел, капая кровью, Иванов. А где-то там, далеко позади, догорала взорванная им машина, в которой был труп убитого им объекта.
Он сделал все как надо, он ни разу не промахнулся, его чуть не убили, и, может быть, даже он еще умрет от потери крови, а они!..
Да чтобы он еще хоть раз согласился!.. Да никогда! Да ни за что!..
Глава двадцать девятая
Милиция приехала на место происшествия быстро — автомобиль еще горел, чадя дымом. Н-да...
— Что это за улица? — спросил майор Самсонов, возглавлявший следственную бригаду.
— Мичурина. Мичурина, двадцать пять. “...Мичурина двадцать пять”, — написал следователь Самсонов в протоколе...
Картина в целом была ясная — киллер подкараулил машину жертвы, когда та выезжала из подземного гаража, и взорвал ее, выстрелив из...
— Из чего он стрелял? — спросил Самсонов.
— Судя по последствиям — из стопятидесятимиллиметрового орудия, — грустно пошутил кто-то.
— Свидетели есть?
Свидетелей в подобных делах обычно не бывает. Все, кто хоть что-то мог видеть, дружно мотают головами, в один голос утверждая, что так получилось, что именно в этот момент они отвернулись. Но сегодня милиционерам повезло — сегодня свидетели нашлись. Свидетели работали в расположенном неподалеку кафе.
— Когда он зашел, я сразу подумал, что с ним что-то не то.
— Почему подумали?
— Он отказался сесть за дальние столики, сказав, что может не успеть.
— Что не успеть?
— Как что? Ну, конечно, убить не успеть. Только я тогда не понял, а потом понял. Ему нужен был крайний столик, потому что он ближе всего расположен к выходу. Он все очень хорошо продумал.
— Ладно, допустим. Что дальше?
— Дальше он сел и заказал пиво.
— Пиво? — удивился следователь.
— Да, пять бутылок темного.
— И выпил?
— Да, все пять бутылок.
Вообще-то идущие на дело киллеры пить крепленые напитки не должны. Он что — был так уверен в себе?
— Когда он встал из-за столика?
— Он не встал — он вскочил. Вскочил и побежал к выходу. Я вначале подумал, что он хочет смыться, чтобы не платить за заказ, у нас такое иногда бывает, и побежал за ним. Я догнал его возле столба, сказал: “Давай деньги!”, а он вместо денег вытащил из кармана пистолет.
— Как он выглядел?
— Ужасно — совершенно хищное выражение лица, отрешенный, готовый к убийству взгляд...
— Я спрашиваю про пистолет.
— А... Пистолет был обыкновенный. Только очень большой и блестящий.
— Примерно такой? — вытащил следователь табельный. “Макаров”.
— Нет, с барабаном.
— Значит, револьвер.
Странно, сейчас ходить на дело с револьвером не модно — слишком он громоздкий и слишком долго его перезаряжать. Почему же он выбрал именно его?
На самом деле Иванов оружия не выбирал — выбирал генерал Трофимов, выбирал по единственному и главному критерию — на месте преступления не должны были остаться стреляные гильзы. Тогда подмену пистолета обнаружить будет невозможно, так как пули будут соответствовать оставшимся в барабане гильзам. Именно поэтому он выбрал револьвер.
— Что было дальше? — спросил следователь.
— Он встал... Сейчас, сейчас...
Официант втянул живот, расправил плечи и сделал лицо невозможно суровым, наверное, играя героя американского вестерна. Потом картинно отставил левую ногу назад, вытянул перед собой руки и, глядя на свои указательные пальцы, прицелился. Жалко, у него с собой не было ковбойской шляпы и сигары, а то он выглядел бы еще более эффектно.
— Он поймал их на мушку и стал стрелять. Пах! Пах! Пах!.. — сказал официант. — Стрелять и смеяться.
Час от часу не легче.
— А смеяться-то почему?
— Ну, может, не смеяться, но усмехаться. Примерно так.
Официант усмехнулся примерно так, как должен, по его мнению, усмехаться главный кинозлодей, только что отправивший к праотцам второстепенного положительного героя.
Все это действительно очень смахивало на плохой боевик — ковбой со “смит-и-вессоном” и хищным выражением лица, расстреливающий после распития в салуне пяти бутылок пива свои жертвы и при этом злобно ухмыляющийся.
— А он случайно после в дуло вот так не дул? — поинтересовался следователь, дунув на кончик вытянутого указательного пальца.
— Нет, — серьезно ответил официант.
— Ну тогда несите сюда бутылки, — неожиданно перешел к прозе жизни следователь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49