Стали слышны какие-то неясные, приглушенные, которые было невозможно идентифицировать, шумы.
— Надо дождаться машины или прохожего. Машина проехала довольно скоро — синий “жигуленок” промчался мимо “Газели”, и через несколько мгновений динамик ноутбука воспроизвел гул мотора и шуршание шин по асфальту.
— Все в порядке.
Остаток ночи и часть дня до обеда спали, по очереди укладываясь на расстеленные на полу картонки от коробок. Точно как бомжи.
После шестнадцати часов начали нервничать, часто поглядывая на часы.
— Куда он запропастился?
— Может, случилось что?.. Все сроки выходили.
— Да вот же он, — показал майор Проскурин на экран ноутбука.
Иванов понуро брел по тротуару, часто и резко поворачивался назад, распугивая прохожих, и надолго застывал, прикрывая глаза от солнца приставленной к глазам ладонью.
— Что это с ним? — удивился генерал. — Падучая, что ли?
— А черт его знает.
Иванов снова прошел несколько шагов, снова остановился и вдруг, встав на колено, стал перешнуровывать ботинки, почему-то глядя не вниз, а выворачивая голову за спину.
— Так это он... Это он так проверяется, — догадался майор.
— Идиот!..
Иванов действительно пытался выявить ведущуюся за ним слежку. Он читал в детективах, что, когда идешь на задание, надо проверять, нет ли за тобой “хвоста”. Вот он и проверял как умел...
— Он же так всю улицу соберет, кретин! — возмущался майор, наблюдая за ужимками суперкиллера. — Он же операцию провалит!
— Чего он, похоже, и добивается, — зло заметил генерал.
Майор Проскурин вопросительно посмотрел на командира.
— Ты что, не понимаешь, что он специально комедию ломает, чтобы от дела сачкануть? Ему будет на руку, если здесь соберется толпа зевак. Он скажет, что не мог рисковать, свернет дело и выставит виновниками нас.
— Нас? — удивился майор.
— Да, потому что за обеспечение акции отвечаем мы. В том числе за чистые подходы. В результате он окажется не у дел и останется в стороне.
— Почему он не хочет стрелять? — поставил вопрос ребром майор.
— Не знаю. Может, не сторговался с заказчиками, может, еще почему. Но уверен, что не хочет.
— Они же его зачистят.
— Значит, он этого не боится. Значит, он сильнее нас. Или умнее нас. Или, что более вероятно, на что-то надеется.
— На что?
— На то, что его работу за него сделаем мы. Вернее, не надеется, а вынуждает ее сделать. Знает, что сорвать акцию мы не решимся, потому что сидим на крючке, и смело идет на обострение. Могу держать пари, что, когда дойдет до дела, он, вместо того чтобы стрелять, будет тянуть резину.
— Чтобы спровоцировать на стрельбу нас?
— Совершенно верно. Я все это еще в тире сообразил, когда он с трех метров в машину мазал. Подумал — зачем ему мазать, если все прекрасно знают, как он умеет стрелять. И нашел один ответ — он вынуждает нас подумать о запасном варианте.
— Который мы и придумали.
— Естественно. Нам ничего не оставалось, как подстраховаться на случай его мазни. Только на самом деле он задумывал запасной вариант не как запасной, а как основной. Он готовил в киллеры нас.
— Зачем ему все это надо?
— Заказчику требуется, чтобы объект зачистил именно он. А он не хочет, чтобы он. Он хочет, чтобы кто угодно, но только не он. Если я его правильно понял, то он надеется с нашей помощью прихлопнуть двух зайцев — зачистить объект, чтобы выполнить заказ, но при этом зачистить не своими, а чужими руками — нашими руками.
— Паны дерутся, а у холопов чубы трещат? — вспомнил подходящую пословицу майор Проскурин.
— Да, он решил все поставить с ног на голову.
Раньше мы, подтасовывая факты, прикрывались от закона им, а теперь он хочет, чтобы измазались мы, а он остался чистеньким.
— Ловко! — вынес заключение майор Проскурин. — Если дело сорвется, то судить будут нас. Если пройдет гладко, то он будет иметь на нас убойный компромат.
— Но ничего, мы тоже не пальцем деланы, — усмехнулся генерал.
И раскрыл вторую сумку.
В сумке должно было быть оружие. Должны были быть пистолеты-пулеметы, которые следовало использовать в случае, если Иванов промахнется. По крайней мере, так предусматривалось планом. Но в сумке лежали не пистолеты-пулеметы, в сумке лежали завернутые в полиэтиленовые мешки револьверы. Точно такие, какой был у Иванова.
— Все понял? — спросил генерал.
— Кажется, начинаю понимать... — тихо сказал майор. — Он перевернул ситуацию в свою пользу, а мы перевернем в свою. Перевернем еще раз!
— Точно! — согласился генерал. И заговорщически подмигнул...
Генерал придумал, как обдурить Иванова, до того придумав, как Иванов собирается обдурить его. Нужно отдать ему должное — он нашел выход из практически безвыходной ситуации, но только из ситуации, которой не было, которую он создал сам. Как глупый щенок, он ловил хвост врага, который на самом деле был его собственным хвостом...
Глава двадцать седьмая
Уже вторую неделю бывший следователь по особо важным делам Старков не давал интервью и не снимался на телевидении, потому что маялся с французами. С целой группой телевизионных журналистов, прибывших из Парижа для съемок документального фильма, целиком посвященного “Русскому монстру”. Фильм заказал один из общенациональных каналов, который хотел рассказать своим зрителям о похождениях преступника, взявшего в Париже заложников и сбежавшего из тюрьмы, откуда до него никто сбежать не мог.
Французы были в России неделю, но никак не могли приступить к работе, потому что пили. Водку.
Вначале в ресторанах.
Потом в банях.
Потом просто в гостях.
— А когда мы начнем работать? — то и дело интересовались французы.
— Работа не волк... — отвечали пословицей русские милиционеры. И разливали водку.
— Нет, нет, мы больше не будем. Мы больше не можем, — отнекивались французы.
— Будете, — уверяли их милиционеры. — За Париж — будете!
И поднимали стаканы.
— За столицу мира — за Париж! Чтоб он тыщу лет стоял!
За Париж не пить было нельзя. В особенности французским подданным. И французы вздыхали и пили...
На следующий день у них ужасно болела голова, но им предлагали испытанное народное средство. И... И все начиналось сначала. Русские подполковники, полковники и даже генералы рассказывали коллегам, как они обожают Францию и терпеть не могут Россию, предлагали вечную дружбу, лезли целоваться и обниматься и обещали разбиться в лепешку, чтобы сделать для новых друзей что-нибудь хорошее.
Но на рабочем месте те же клявшиеся в любви до гроба подполковники и полковники прятали от своих вчерашних собутыльников глаза, сетовали на заевшую их вконец бюрократию, зачитывали параграфы служебных инструкций и кивали на вышестоящее начальство. Вышестоящее начальство, тоже вчера лобызавшееся с французами и предлагавшее им свою помощь, а если понадобится, то и жизнь, ссылалось на свое начальство и на засилье в стране бюрократии.
Но новым вечером все те же подполковники и полковники тащили французов в гости, пили с ними на брудершафт и обещали как не фиг делать решить все их проблемы.
Понять столь разительную между днем и вечером разницу французы не могли.
— Вы поймите, у нас так дела не делаются, — сколько раз объяснял им Старков.
— А как делаются?
— Вот так делаются, — многозначительно потирал Старков палец о палец.
— Но это служебное преступление! — возражали французы. — Они потеряют все — работу, положение в обществе, пенсии, самоуважение.
— У вас, может, и потеряют, а у нас только приобретут. Вы поймите, платят милиции мало, меньше, чем им нужно...
— Мало? — поражались французы, вспоминая гекалитры употребленной за последнюю неделю водки, которые суммарно стоили, наверное, как новая машина.
— Так ведь у них и расходы! — возражал Старков, щелкая себя указательным пальцем по шее.
— О да! — закатывали глаза французы.
И доставали франки...
— Да вы что! — возмущались полковники и генералы. — Русские милиционеры денег не берут! Тут уже терялся Старков.
— Вот если бы вы приняли летом нас в гости...
— Какой разговор!.. — радостно улыбались французы.
— С женами, детьми, тещей, зятем и семьей брата. Ну... может быть...
— За счет принимающей стороны. Ну а если бы вы подарили нам какую-нибудь ненужную вам бытовую технику, ну там видеомагнитофоны, стиральные машины, автомобиль, хорошо бы микроавтобус не старше позапрошлого года...
Улыбки на устах французов застывали болезненной гримасой.
— А может, они лучше деньгами возьмут? — тихо просили они Старкова.
— Вы же слышали, — разводил руками Старков. — Русские милиционеры денег не берут. Французы вздыхали и соглашались.
— Ну вот и замечательно...
После чего милицейские сейфы распахивались, как пещера Али-Бабы после произнесения сказочного пароля.
— Это дело на Агрономической, — открывали милиционеры первую страницу первого тома. — Снимайте, снимайте, не бойтесь.
Французы включали видеокамеры, проходя по фотографиям потерпевших. Материал был хороший, но черно-белый.
— А видеозаписей у вас случайно нет? — робко спрашивали французские журналисты.
— Как не быть, конечно, есть. Вы что думаете, мы тут лаптем щи хлебаем? У нас все как у вас!
Из сейфа извлекались заветные кассеты. Но в руки не отдавались.
— А вот говорят, у вас во Франции компьютеры дешевые? — интересовались милиционеры, тасуя кассеты.
— Ну не такие уж дешевые, не так, как, например, на Тайване, — разочаровывали их французы.
Милиционеры вздыхали и засовывали кассеты обратно в сейф.
— Но у нас совершенно случайно есть несколько абсолютно ненужных нам ноутбуков, — заверяли их быстро усвоившие, как нужно разговаривать с русскими милиционерами, французы.
Кассеты вынимались обратно.
И просматривались.
— Этих тоже он? — спрашивали французы.
— Тоже...
— А этих?
— И этих.
— И вон тех тоже...
Французы были поражены масштабами деяний Иванова. Любая наугад взятая кассета была полна простреленных голов и свернутых шей.
— Это еще что, — усмехались милиционеры. — Это так — цветочки. Вы еще не видели поселка Федоровка.
В поселке Федоровка были ягодки. В поселке Федоровка милицейский оператор отдельные трупы не снимал — он снимал панораму поля битвы. Камера шла по помещению, переползая с жертвы на жертву, практически без паузы. Трупы лежали внавал, друг на друге, поперек друг друга, параллельно друг другу, по двое, по трое и горками, как при массовом расстреле.
— Это он их всех? — не веря своим глазам, спросили французы.
— Ага, он! — подтвердили милиционеры.
— Ой! — сказали французы.
И поняли, что Париж отделался легко.
— Может, вам еще чего-нибудь подкинуть? — предложили расщедрившиеся милиционеры. — Из расчленении или особо тяжких извращений?
— Нет, нет, не надо! — запротестовали французы. — Нам довольно, с нас хватит...
Исходного материала было более чем достаточно. Для десяти фильмов ужасов достаточно. Осталось разбавить кошмар тихой беседой. Героя долго искать не пришлось.
— Вас действительно называют русский Шерлок Холмс? — спросили французы Старкова.
— Ну не то чтобы Шерлок Холмс... — скромно потупил глаза Старков.
— Расскажите, пожалуйста, что вы знаете об Иванове?
Старков хорошенько прокашлялся.
— Было хмурое осеннее утро, — уже привычно, хорошо поставленным голосом начал он свой рассказ. — Казалось, природа плачет. Смутные предчувствия терзали меня. И тут вдруг прозвучал резкий, как выстрел, звонок телефона! Когда я услышал его, я понял, что сегодня произойдет нечто ужасное!..
— Каким образом поняли? — поинтересовались французы.
— Не сбивайте меня, пожалуйста, — попросил Старков. — Я знаю, как надо рассказывать об Иванове. Я уже много раз рассказывал, и все были довольны.
Французы замолчали.
— Так вот, мое сердце сжало, вот так сжало, — показал Старков, с силой сжав кулак, — смутное предчувствие беды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49