– «Темная сущность» – один из двух или трех лучших подражателей «Святой стрелы», – пояснил Суда. – Как-то раз мы выпустили их на бис на празднике Фудзи, и никто не заметил разницу. Мы держали их в резерве, на случай, если Ёси переберет дури и не сможет выступить. Их, и еще «Надежду инферно».
– Вы их сами готовили? – поинтересовался эссеист.
– Черт, да они играют наши песни лучше нас. Я говорил басисту: чтобы все выглядело по правде, нужно больше ошибаться. Сбиваться с такта, когда связку заканчиваете и все такое.
Суда снова засмеялся и все снова засмеялись вместе с ним.
– Как «Ёси» принял смерть Ёси? – спросил я.
– Никак, – ответил Суда. – Мы сегодня поболтали за кулисами. Он сказал, поскольку он поет песни Ёси, то может проникнуть в его сознание. Ёси вовсе не умер. Он где-то затаился и ждет, чтобы музыка достигла его высот, и тогда он вернется и поведет нас всех в рок-утопию. Что-то в этом роде.
Суда умолк. На сцене барабанщик отбил палочками счет и с расчетливой жестокостью набросился на ударную установку, обезьяньи руки так и летали, колени дергались вверх-вниз, словно барабаны играли на нем, а не он – на барабанах.
Псевдо-Ёси выступил вперед и загрохотал одним монотонным металлическим риффом. Блямкал секунд пятнадцать или двадцать, потом стал добавлять по нотке, простая схема все усложнялась, сбивая с толку. Да, этот парень отлично усвоил приемы Ёси.
– Казалось бы, почему не создать собственную группу? – сказал я, ни к кому в особенности не обращаясь.
– Они готовят какие-то оригинальные номера, – откликнулся Суда.
– Оригинальные? Этот парень – подражатель, – проворчал обозреватель «Струны Ниппона». – Ни тонкости, ни вкуса. Всякий так может играть, если семь долгих лет просидеть у себя в комнате, повторяя чужие риффы.
Я только кивнул. Может, парень прав, но всем известно: о музыке пишут несостоявшиеся музыканты. А я вот пишу о подростках – кто же я в таком случае?
– Пойду принесу холодненького, – заявил писака. – Ждите в скором времени.
Он изобразил знак победы, поднялся со стула, нырнул под красный бархатный канат и юркнул сквозь живую стену охраны.
Суда внимательно изучал близнеца Ёси. Хотел бы я знать, что творилось у него в голове. Сильной скорби по поводу кончины близкого друга Суда не обнаруживал, во всяком случае, при мне, но я старался не придавать этому значения. Многие японцы предпочитают держать свои чувства – хоннэ – при себе. Черт, да все люди так или иначе сдерживаются. Может быть, наедине с собой Суда захлебывался в рыданиях. Может, он так страдал, что даже плакать не мог. Или решил: Ёси – покойник, а шоу продолжается, плачь не плачь.
– Этот писака все спрашивал меня, зачем гитаристы разбивают свои инструменты, – сказал Суда просто для поддержания разговора. – Я уже два года от него прячусь. Я ему говорю, не приставай ко мне. Я лично играю на басу. Играл. Давай, говорю, лучше о кикбоксинге.
– Ты совсем завязал с музыкой?
Суда пожал плечами, лицо его напряглось.
– Я ведь и не был никогда музыкантом, чел. Учил наизусть свою партию и отыгрывал, но я не был – не знаю, как сказать, – художником. Я пошел в группу, потому что верил в то, что делал Ёси. Черт, мне больше все равно заняться было нечем, а это было прикольно. Однако нормальный человек перерастает приколы.
Я тут же дал себе слово пощадить чувства подростков во всем мире и никогда не повторять слова Суды.
– А это дерьмо, – Суда жестом указал на сцену, – сплошная липа, врубаешься? Все такое нереальное, только мозги ебет. Вот за что я люблю кикбоксинг – ты и другой парень, больше никого на ринге. Никто не примет удар за тебя. Деньги, девки и все прочее – пустяки. Только твои кулаки, твои ноги. Твой дух. Это прекрасно. И очень просто. Если б не кикбоксинг, я бы кончил, как Ёси.
Он слегка улыбался, не зная, как я приму его слова. Я перегнулся через перила, наблюдая головокружительную воронку теснившихся внизу тел. Вернулся писака из «Струны», приволок охапку пивных банок и сгрузил на стол перед нами. Суда открыл одну и хорошенько глотнул.
– Подзаряжусь углеводами, – без особого веселья подмигнул он приятелям-кикбоксерам. Те заулыбались в ответ, хотя никак не могли расслышать.
– Эй! – напомнил писака. – Вы мне так и не сказали, случалось ли Ёси разбивать гитару в студии.
Суда рыгнул. Писака не отступал:
– В ходе исследования я обнаружил, что рокеры разбивают гитары по пятидесяти семи различным причинам, усвоили? Эти причины, в свою очередь, можно сгруппировать в пять основных категорий.
– О нет! – прохныкал Суда. Писака даже не услышал:
– Первая категория. Поддержание репутации: продемонстрировать свою необузданность, доказать, что они не продались, не купились, не размякли. Продемонстрировать, что они не слезливые фолксингеры, не дегенераты из джаза, не ископаемые с эстрады. Они – рокеры, чувак, настоящие бочки с порохом! Вторая категория: шоу-бизнес, зрелище и искусство отвлечения. Разбить гитару в конце шоу – все равно что взорвать шутиху. Гранд-финал. В смысле – разве какой-нибудь придурок грохнет гитару на первом аккорде? Заодно можно и технические проблемы прикрыть. Вроде как в кино – если сюжет застревает, устраивают взрыв. Или как детективщики используют ложные улики и неожиданную развязку. Когда музыкант играет вживую, он грохает гитару, если нужно отвлечь публику. Третья категория: ритуалы трансформации и традиционное проявление иерархического статуса: Хендрикс сломал гитару, Пейдж сломал, Курт Ко-бейн и Хидэто Маиумото не отстали. Если ты этого не сделаешь, что-то с тобой не так. Акт разбиения гитары – это инициация, вандализм как ритуал взросления. Переход на другой уровень. Иерархический обряд. Доказательство статуса. Ученые обнаружили заметное сходство в поведении приматов. Похожее поведение во время спаривания. Дикие шимпанзе ломают палки о деревья в джунглях. Вы еще следите за мыслью?… Четвертая категория. Бессильная ярость и признание ограниченных возможностей рока. Рок-звезда впадает в истерику. Гнев на фанатов, товарищей по группе, охранников, менеджеров, звукорежиссера или – внимание! – на собственную неспособность музыкой выразить глубину своих чувств. Все к черту, душа сотрясена. Эмоции захлестывают, музыкального словаря не хватает, переходим к откровенному насилию. Ослепительный момент полной на хрен деструкции.
Суда отчаянно томился и бросал на оратора мученические взгляды, но тот не унимался. Он в буквальном смысле решил переговорить оркестр. Вытаращив глаза, одной рукой он рубил другую, словно изображая акт разбиения гитары.
– Пятая категория: уничтожение экзистенциального кумира и брехтианские аспекты динамики артист/аудитория. Проблемы рока в нашем пост-пост-всего мире порождают в музыканте некоторое презрение к индустриальному конвейеру. Понимаете, о чем я? Рокер начинает воспринимать ребят не как фанатов, а как потребителей, как часть того самого механизма, которым он сам определен и ограничен. Соответственно, в звезде развивается сложная любовь-ненависть-любовь к этим вопящим голосам во тьме, к тем, кто сделал его тем, что он есть, и тем, что он не есть. Взлеты сменяются падениями: поначалу отчуждение превращает его в мятежника, мятеж делает знаменитым, слава усиливает отчуждение. И что тогда? Как восставать против системы, когда ты сам – миллионер? Слушайте внимательно: тогда музыкант разыгрывает последнюю карту, он пытается символически разрушить цикл превращений, разорвать круг высасывающего душу симбиоза, сойти с престола, с которого невозможно сойти. Разбивая гитару, музыкант возвещает: «Я – не Господь, поняли? Я – такой же засранец, как все, и гитара – неодушевленный предмет, недостойный поклонения». К черту фетишизм! Он разрушает чары, срывает завесу и показывает нам человека, который дергает за веревочки, вы поняли, о чем я?
– Хватит! – сказал Суда, но было поздно.
– Вот что такое на самом деле рок-музыка, ясно? Снести нафиг стены. Но, как ни парадоксально, даже акты мятежа в рок-музыке со временем кодифицируются, и подлинный акт мятежа становится все труднее определить и совершить. Я тут составил список исторических прецедентов и правил этикета в области разбивания гитары.
Суда воздел палец. Через весь зал Аки и Маки, стоявшие у железной лестницы, ответили ему кивком. Аки начал продвигаться к нам.
– Первое правило: никто не разбивает старинные гитары. Даже полые редко идут в дело. Акустические? Ни за что. Разве что на сцене будет настоящая драка. И вот что учтите: мои исследования показывают, что на первом месте среди разбитых гитар идут «Фендер Стратокастеры», вплотную за ними – «Лес Пол». Это ведь самые популярные гитары, так что оно естественно. И еще: гитаристы, которые разбивают инструменты не на сцене, а в студии или во время репетиции, как правило, имеют серьезные психологические проблемы. Статистика свидетельствует, что их средняя продолжительность жизни короче, нежели у их коллег, разбивающих гитары только на сцене. Вот почему я хотел узнать, бил ли когда-нибудь Еси…
Аки возник у него за спиной. Писака перехватил мой взгляд на Аки. Первое, на что он обратил внимание за последние десять минут.
– Что не так? – встревожился он.
– Ты, – решительно ответил Суда.
Аки сдернул парня со стула, даже не задев стол, и вот уже писака переваливается через перила и молча падает в сгустившуюся толпу, не успев и вскрикнуть или словесно выразить свое неудовольствие, как он бы, вероятно, сформулировал.
«Темная сущность» знай себе наяривала. Суда отпил очередной глоток, будущие группи таращились на него с восторгом, влюбленные как никогда. Аки вернулся к лестнице и присоединился к брату, занявшись важным делом – стоять с крутым и праздным видом.
– Одну категорию он забыл, – сказал я.
– А? – набычился Суда.
– Категория номер шесть: потому что они это могут. Суда отставил пиво.
– Парень молол чушь.
– Ну и что? Весь шоу-бизнес – сплошная чушь. Ты же поэтому предпочел кикбоксинг, верно? Ты, твои ноги, твои руки, твой дух. Никто не сразится за тебя. Никто за тебя не перебросит надоедливого репортера через перила.
Суда скрестил руки на груди и посмотрел вниз на сцену. Двойник Ёси уперся одной ногой в подставку монитора и наклонился к толпе, извлекая из гитары вопли издыхающей свиньи. Руки тянулись к нему, пытались схватить, потрогать, приобщиться к славе кавер-группы.
– Всегда эту дурацкую песню ненавидел, – проворчал Суда и глотнул еще. Было ясно, что на ближайшее время он исчерпал свои реплики.
Я еще посидел, допил пиво, послушал пару песенок. Может, я слишком резко обошелся с Судой. Столкновение за кулисами с Кидзугути и молчаливыми осакскими душегубами явно выбило его из колеи. Я бы не поставил ему в упрек ни большой лимузин, ни свиту колоритных поклонников, ни сброшенного с балкона журналиста, ни прочие звездные капризы, если бы Суда поменьше бахвалился насчет своего кикбоксинга.
А с другой стороны, лицемерие – в природе человеческой.
Наконец я поднялся и пошел в туалет. Суда не удерживал меня. Похоже, я слечу с балкона следующим.
Без помощи Аки и Маки пробиться через толпу было нелегко, но мне даже понравилось раствориться в толпе подростков, дергавшихся под громкий рок. Подумалось даже: а вдруг те пузырьки с потом танцоров Легонга, которые продают на черном рынке Бали в качестве омолаживающего средства, и впрямь помогают? Я огляделся, но гитарного журналиста нигде не было видно. Хотелось бы надеяться, что его не растоптали. Скорее всего, нет, но концерт был уж очень хорош. Я трижды обошел клуб, пока нашел санузел. На двери – никакого знака, помимо рукописного объявления: «Даже не вздумай там ширяться, нарк занюханный!» Я толкнул дверь и вошел.
Как раз когда я расстегивал ширинку, кто-то хлопнул меня по плечу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42