Кто знает, может, это были проститутки или нелегальные иммигрантки и никто не заявил об их пропаже. И вторая: возможно, у нас есть какие-то тела, но мы не можем опознать их, потому что не в силах понять, кто изображен на ранних картинах. Мы с детективами из округа Джефферсон подняли весь архив по убийствам за три года. Но пока все без толку. Материалов куча, результата – ноль.
– Сколько жертв вы уже опознали по картинам?
– Шесть из одиннадцати. Еще двух опознали с вероятностью в девяносто процентов. С остальными – я имею в виду картины – у нас ничего не выходит. Изображения слишком абстрактны. По ним ничего не поймешь. Даже наши эксперты разводят руками.
– Кто сейчас работает с картинами?
– Университет Аризоны. Мы с ними давно сотрудничаем, и они нас всегда выручали. У них много мудреных устройств для раскадровки, увеличения изображений и так далее. Они профессиональные реставраторы, могут восстановить любую мозаику по крупицам.
– И не получается?
– Нет, не получается.
– Может, в этом деле вам нужны вовсе не реставраторы. Ведь проблема не в том, что изображения испорчены, они просто абстрактны. Порождены сознанием человека, который писал эти картины. Возможно, психически больного человека.
Кайсер внимательно взглянул на меня.
– Допустим, и что вы предлагаете?
– Я знаю некоторых фотографов, имеющих дело исключительно с цифровыми технологиями. Так вот один из них, имени называть не буду, как-то рассказывал о чудо-машине, созданной по заказу правительства. То ли для нужд ЦРУ, то ли для Агентства национальной безопасности. Не в том суть. Эта машина предназначена для расшифровки данных аэрофотосъемки из космоса. Ее задача – извлекать структурные изображения из видимого невооруженным глазом хаоса. Фотограф в детали не вдавался, да, признаюсь, меня эта тема тогда не особенно заинтересовала. Что запомнила, то и передаю.
– Интересно. Когда состоялся этот разговор?
– Два или три года назад.
– У этой чудо-машины есть название?
– В то время она называлась «Аргус». Помните древних греков? Аргус в их мифологии – многоглазый великан, который по приказу Геры стерег возлюбленную Зевса Ио.
– Ну да, что-то припоминаю. Я передам Бакстеру. Он свяжется с кем надо и наведет справки.
– Хорошо. Надеюсь, вам это поможет. По такому случаю, может, оплатите мой завтрак?
– Пожалуй. За счет ФБР. – Кайсер вдруг снова перегнулся через стол и взял мои руки в свои. Мне было приятно это прикосновение. – Послушайте, Джордан, у меня такое чувство...
Я вежливо высвободилась.
– У меня такое же чувство, но я не хочу торопить события. Вы слышите, у меня такое же чувство, Джон.
Он неопределенно хмыкнул.
– Хорошо, будь по-вашему.
Мы доели свой завтрак в молчании, то и дело украдкой взглядывая друг на друга и в сторону Венди. Рассчитавшись, он проводил меня к моей телохранительнице и поблагодарил ее за долготерпение. Кайсер держался подчеркнуто отстраненно, и Венди, кажется, купилась на это. Вот так и все мы: видим только то, что хотим видеть. До тех пор пока жизнь не подбрасывает нам то, что видеть решительно не хочется. А приходится.
Мы все вместе вышли на улицу. Кайсер попрощался и пешком отправился в штаб-квартиру ФБР, а мы с Венди вновь поехали к ней. Она не пыталась завести разговор, и я была ей благодарна за это. Я действительно симпатизировала девушке, но, возможно, именно поэтому твердо решила переехать завтра в отель.
13
Я сижу, вся скрючившись, в тесном фургончике ФБР, припаркованном на узкой улочке на территории студенческого городка. Вокруг все утопает в зелени и цветах. А ведь на дворе конец октября. Величественные дубы еще и не думают сбрасывать листву, пальмы тихонько шелестят на свежем речном ветру, а в глаза бьет сочная зелень обласканных южным солнцем лужаек. В двадцати ярдах от нас высится галерея Уолденберга – старый кирпичный особняк, приютивший выставочный комплекс и кафедру современного искусства колледжа Ньюкомб, входившего в состав университета.
Тридцать секунд назад Джон Кайсер и Артур Ленц, наскоро набросав план предстоящего допроса, скрылись за дверями парадного входа. У доктора Ленца под пиджаком был спрятан передатчик, который он ежеминутно проверял, бормоча себе под нос ничего не значащие слова.
– Артур никогда не доверял технике, – фыркнул Бакстер, сидевший рядом со мной. Вдоль его левой скулы ко рту тянулся тонкий репортерский микрофон. – Кстати, я поспрашивал кое-кого о той машинке, про которую вы рассказывали Джону. Об «Аргусе». Она на самом деле существует. Агентство воздушной разведки действительно расшифровывает с ее помощью снимки, сделанные со спутников. Мы уже загрузили в ее чрево цифровые фотографии «Спящих женщин».
– И как?
Бакстер подмигнул мне: мол, не унывай.
– Пока что «Аргус» не в восторге от нового задания. Выплевывает физиономии, которые смахивают на рисунки Пикассо. Но у машины много разных настроек. Мы еще повоюем.
– Надеюсь.
– Мне удалось выбить вам броню в «Даблтри». У вас будет номер с чудесным видом на озеро и штаб-квартиру ФБР. Но учтите, вы там на правах туристки. Никому не говорите, что имеете к нам какое-то отношение.
– Отлично, спасибо.
На улице всего девять утра и дует ветерок, а в фургончике невыносимо душно. Салон сплошь заставлен электроникой, повернуться негде, дышать тоже нечем, крошечный вентилятор – одно название.
Словно прочитав мои мысли, Бакстер изрек:
– Раньше, когда в ФБР не принимали женщин, было проще. Мы просто раздевались до трусов, и все дела.
– Можете меня не стесняться. Я и сама разденусь, если просижу здесь еще полчаса.
Бакстер рассмеялся. По его просьбе я надела сегодня юбку и туфли на высоких каблуках. Согласно замыслу, я должна была выглядеть максимально женственно. Якобы это поможет подозреваемым быстрее потерять бдительность и раскрыться. Рано утром Бакстер отправил в магазин одну из своих подчиненных, предварительно выяснив у меня все нужные размеры. Магазин, конечно, был еще закрыт, но, как известно, запертые двери никогда не являлись для ФБР помехой. Хуже было другое. Из-за примерок я пропустила большую часть утреннего совещания.
– Уитона предупредили о нашем визите?
– Да, за час. Я попросил ректора заглянуть к нему. Он молодец – ректор, я имею в виду; все сделал как надо. Прекрасно понимает, что, если в деле об убийствах и похищениях окажется замешан кто-то из сотрудников университета, это послужит всему заведению не самой лучшей рекламой. Поэтому он попросил Уитона оказать нам всяческую помощь и ни на что не обижаться. Про собольи кисти и «Спящих женщин» он ему не говорил. Сказал лишь, что у нас появилась некая ниточка, которая ведет к дверям кафедры современного искусства.
– И что Уитон?
– Ответил, что не возражает, но не станет ради нас надолго отвлекаться от работы. У него очень плотный график, где все расписано буквально по минутам. Что ж, мы не против.
– Проверка связи, – раздался в фургончике приглушенный голос Ленца. – Мы входим.
Бакстер убедился, что запись включена.
– Давайте вперед.
Ленц постучал в какую-то дверь, и мы услышали, как она открылась.
– Это еще что? – прозвучал изумленный шепот Кайсера.
– Картина, – ответил Ленц. – Вперед и направо. Видишь проход?
Бакстер оглянулся на меня.
– Мы решили запустить вас как можно раньше, Джордан. Пока Уитона еще можно будет застать врасплох.
– Роджер Уитон? – услышали мы Кайсера.
Последовала пауза, затем сочный мужской голос произнес:
– Да. А вы, надо полагать, представители ФБР?
– Специальный агент Джон Кайсер. А это доктор Артур Ленц. Психолог-криминалист и судебный психиатр.
– Любопытно. Что ж, рад знакомству. Чем могу служить?
– У нас есть несколько вопросов, мистер Уитон. Думаю, мы не задержим вас надолго.
– Прекрасно, мне нужно работать.
– Это воистину произведение искусства, – с чувством проговорил Ленц. – Пожалуй, лучшее из созданного вами.
– Очень на это надеюсь, – кротко отозвался Уитон. – Это моя последняя.
– Последняя «Поляна»?
– Да.
– Что ж, она послужит достойнейшим завершением впечатляющего цикла.
– Благодарю вас.
– А почему, кстати, последняя?
Вновь повисла пауза, после которой Уитон отозвался с искренней печалью в голосе:
– Я не очень молод и не очень здоров. Хочется успеть попробовать еще что-то. Если не возражаете, приступим? Ректор, честно говоря, весьма заинтриговал меня, сообщив о вашем визите.
– Мистер Уитон. – Это опять голос Кайсера. – В течение последних полутора лет в Новом Орлеане и окрестностях без вести пропали одиннадцать женщин. Вы слышали об этом?
– Как не слышать! У нас в университете дважды в неделю полиция проводит семинары по безопасности для студенток. Листовки развешаны на каждом углу.
– Хорошо. Мы расследуем это дело, и именно поэтому мы здесь. Видите ли, некоторые из жертв внезапно, так сказать, объявились.
– Я читал в газетах, что полиция обнаружила тело женщины, похищенной с автостоянки близ магазина «У Дориньяка». Но там было написано, что это похищение скорее всего никак не связано с остальными.
Кайсер доверительно сообщил:
– Надеюсь, вы понимаете, что иной раз мы просим газетчиков писать то, что нам надо. В оперативных целях.
После очередной паузы Уитон ответил:
– Да, конечно. Так вы говорили, что некоторые жертвы объявились. Каким образом? Вернулись домой или вы обнаружили их тела?
– Не совсем. Мы обнаружили картины, на которых они были изображены.
– Картины?! В каком смысле?
– В прямом. На этих картинах женщины изображены обнаженными и на первый взгляд спящими. А возможно, что и мертвыми.
– Боже правый... И вы пришли, чтобы поговорить со мной об этом?
– Да.
– Но почему со мной? Вы нашли эти картины у нас в университете?
– Нет, в Гонконге.
– В Гонконге?! Прошу прощения, джентльмены, я не совсем понимаю...
Я коснулась руки Бакстера.
– Мне казалось, что допрос должен был вести Ленц. Об этом был уговор.
– Артур сам предложил Джону начать. Джон ведет разговор, а Ленц встрянет в нужный момент с нужным вопросом. Он знает что делает.
– Мистер Уитон, – продолжал тем временем Кайсер, – мы провели экспертизу картин, не искусствоведческую, а криминалистическую, и обнаружили на холстах щетинки от кисточек. Весьма редких – собольих.
– Вы что же, хотите обойти всех художников, которые работают этими кистями? Боюсь, это займет у вас слишком много времени.
– Согласен, это было бы не под силу даже нам. Но речь идет не просто о собольих кистях, а об очень редкой их разновидности. Они производятся во всем мире только на одной небольшой фабрике в северном Китае. И в США есть лишь один их импортер, реализующий товар весьма малыми партиями. Избранным клиентам.
– И Туланский университет – один из таких клиентов, не так ли? Теперь понимаю. Ну что ж, я действительно заказываю эти кисти. И в этом нет ничего удивительного.
– Почему вы заказываете именно эти кисти?
– Потому что они лучшие в мире. Самые эластичные. Обычно их используют для акварелей, но на самом деле они универсальны. Я пишу свои картины маслом, и эти кисти меня еще ни разу не подводили.
– Ваши аспиранты также пользуются ими?
– Если бы я не заказывал их, как минимум двое из моих аспирантов не смогли бы себе этого позволить, поскольку такие кисти – дорогое удовольствие.
– Вы говорите о мисс Лаво и мистере Гейнсе?
Уитон хмыкнул.
– Именно. Фрэнк мог бы купить китайскую фабрику на корню, если б захотел.
– А сейчас вы говорите о мистере Смите? – все тем же официальным тоном продолжал Кайсер.
– Да, я говорю о Фрэнке Смите.
– А в настоящий момент вы пользуетесь именно этой кистью?
– Нет, как раз сейчас я пользуюсь обычной. Но она тоже хороша.
– Как давно вы начали писать свои картины собольими кистями?
– Относительно недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76