Приехал полицейский врач и начал бодро здороваться, фотограф снова вышел в коридор, чтобы взять еще одну лампу из кожаной сумки, стоящей на полу, приехал человек из прокуратуры, поздоровался с Мейером и присоединился к полицейским из отдела расследования убийств, рассказывающим истории о разных случаях поножовщины, с которыми они когда-либо сталкивались. Мейер был высокий мужчина с голубыми глазами и лысой, как колено, головой. Он выглядел очень внушительно в светлосером пиджаке и без шляпы. Макушка головы Коу с пышной прической была на уровне подбородка Мейера. Говоря, Коу упорно смотрел в лицо Мейеру и взволнованно вскидывал голову, а его голубые глаза горели.
— Марджи и я были близкими друзьями,— говорил он.— Наши квартиры были в одном коридоре друг против друга с 1960 или 1961 года. Мы никогда не были в интимных отношениях, чтобы вам стало ясно, но всегда были близкими друзьями, очень близкими. Марджи была сумасбродная щебетунья, но я ее хорошо понимал. Потом ей пришлось переехать, поскольку она почти истратила страховку; ведь здесь на окраине жить намного дешевле.
— Страховку?
— Ну да, ее муж застраховал свою жизнь. Он умер сразу после войны.
— От чего он умер? — подозрительно спросил Мейер.
— Рак легких,— сказал Коу и сделал паузу.— За свою жизнь он не выкурил ни единой сигареты.
Мейер кивнул. Он зачарованно смотрел на Коу, разглядывал его модную одежду и парикмахерское произведение искусства у него на голове, слушал его жаргончик, и размышлял над тем, когда Коу сбросит
резиновую маску шестидесятилетнего старика, которую он несомненно носил, а откроет истинное лицо дерзкого подростка.
— Естественно, мы продолжали встречаться,— продолжал Коу,— после того, как она переехала. Конечно, здесь не центр города, но все равно жизнь есть жизнь, а кому нравится жить, как свинья на помойке?
— Никому,— сказал Мейер, продолжая смотреть на морщинистое измученное лицо, на мешки под глазами, горящими от волнения, когда Коу говорил.
— Я не хочу сказать этим, что она жила, как свинья на помойке,— заявил Коу.— Внутри эта квартира очень красивая.— Он кивнул в сторону открытой двери.— Для здешнего уровня,— добавил он.
— Конечно,— сказал Мейер.
— Она по привычке иногда приезжала в центр, а я заглядывал сюда, когда бывал где-нибудь неподалеку. Она нашла себе новую компанию, когда переехала сюда, и начала писать стихи. Ну и дела, а?
— Гм, да,— сказал Мейер.
— Она. читала мне стихи каждый раз, когда я заходил к ней. "О город, о моя мать, дай мне свои обнаженные груди, и грязь из твоих сточных канав". Это одно из ее стихотворений. Круто, а?
— Гм, круто,— сказал Мейер.— А как вы?..
— Ну, сегодня вечером у меня было свидание с одной маленькой пуэрториканской щебетуньей, которая живет на Эйнсли-стрит, настоящее золотце, такая красивенькая, большие карие глазища и роскошное упругое тельце — настоящее золотце, сами понимаете.
— Гм,— сказал Мейер.
— Я должен был отвезти ее домой в половине двенадцатого, у нее очень строгие родители, я просто удивляюсь, как это они не послали с ней дуэнью. Ей всего лишь девятнадцать, думаю, вы знаете, как обстоит дело с этими сеньоритами.— Коу подмигнул и рассмеялся. Мейер едва не подмигнул ему в ответ.— Ну так вот, у меня еще оставалась куча времени, и я решил заскочить к Марджи, взглянуть, как у нее дела, и послушать какое-нибудь ее новое стихотворение. "Твой мохнатый упырь пугает меня",— это тоже ее стихотворение. Круто, а?
— Гм, круто. А что произошло, когда вы пришли сюда?
— Я постучал в дверь, но никто не ответил. Я снова постучал и снова безрезультатно. Потом попытался повернуть ручку, сам не знаю зачем. Я в самом деле не знаю зачем, просто сделал это, и все. Обычно, когда постучишь в дверь и никто не отвечает, думаешь, что никого нет дома. Я прав?
— Правы.
— И все же я попытался повернуть ручку, и дверь открылась. Я позвал ее, крикнул: — Марджи! Но, по-прежнему, никто не отвечал. Тогда я заглянул внутрь. В квартире стояла такая вонь, как в обезьянем питомнике. Это меня несколько обеспокоило, поскольку у Марджи всегда были чистота и порядок, даже чрезмерные. Поэтому я вошел в квартиру. Ну и... она лежала в кухне на полу во всем черном и с жемчугом, а в се грудь был воткнут нож.
— Что вы сделали?
— Я страшно испугался.
— А потом что вы сделали?
— Я побежал вниз по лестнице.
— А потом?
— Остановил полицейского и сказал ему, что здесь наверху мертвая женщина. Марджи. Я сказал ему, что се убили.— Коу помолчал.— Хотите знать, как зовут ту сеньориту? — спросил он.
— Зачем?
— Что бы могли проверить, говорю ли я вам правду,— сказал Коу и пожал плечами.— Вы выясните, что вечером я в самом деле был с ней и не убивал здесь наверху бедняжку Марджи.
— Эта бедняжка Марджи в таком состоянии,— сказал Мейер,— что меня гораздо больше интересует, где вы были и что делали неделю назад.
Глава 5
В этой своей оценке он все же немного ошибся.Он был не полицейский врач, а просто полицейский, и то, в каком состоянии была Марджи Райдер, лежащая на полу в кухне, заставило его сделать вывод, что она умерла как минимум неделю назад.
Это ошибка, заявил врач, который осматривал труп. В квартире было слишком жарко, сказал он, что само по себе является весьма странным для этой бедной окраины,и с учетом того, что сейчас октябрь, поскольку большинство дворников в доходных домах берегут топливо для морозных дней в январе и феврале, а в конце года вовсе не торопятся включать отопление. Однако окна были тщательно закрыты, и с момента убийства в квартиру никто не входил, это означало, что все тепло, которое выделяли радиаторы, оставалось в квартире и ускорило разложение бедняжки Марджи Райдер.
В пятницу ночью, сделал заключение врач. Значит, ее убили в пятницу ночью — плюс — минус несколько часов, если учесть ошибку в оценке такого фактора, как колебания температуры в квартире на окраине. Мейер подумал, как вообще городские власти намерены справиться с ростом населения, если жильцам дома на окраине зимой после одиннадцати часов вечера не остается ничего другого, как залезть в постель, чтобы найти хотя бы немного тепла. Потом он подумал, не нашла ли немного этого тепла и Марджи Райдер ночью на прошлой неделе, и задал этот вопрос врачу, который немедленно заявил ему, что во влагалище никаких следов спермы не обнаружено. Кроме того, она была полностью одета, кто-то попросту воткнул в нее нож, вот и все, обычное убийство.
Мейер попрощался с полицейским врачом. Во вторник он должен был приступить к работе в четыре часа дня, а сейчас была половина пятого. Поэтому он решил что будет лучше всего, если он сразу займется этим делом. Он позвонил лейтенанту Бирнсу и спросил, кто будет заниматься вместе с ним этим делом. Бирнс выделил ему Коттона Хейвса. В тот момент, когда они собирались выйти из полицейского участка и отправиться в квартиру Марджи Райдер, у барьера, отделяющего служебное помещение от коридора, появился какой-то мужчина.
— Я бы хотел поговорить с тем, кто занимается делом Марджи Райдер,— сказал он.
— Этим делом занимаюсь я,— ответил Мейер.
— Можно войти?
— Конечно,— сказал Мейер и встал, чтобы открыть мужчине калиточку в барьере. Через руку мужчины был переброшен плащ, а в руке он держал серую фетровую шляпу. Казалось, он чувствует себя не в своей тарелке в двубортном синем костюме, который словно специально надел, отправляясь в полицейский участок, хотя ему было бы намного удобнее в спортивной куртке или свитере. Он
сел на стул, на который показал ему Мейер и с любопытством посмотрел на Хейвса, придвигающего к столу еще один стул.
— Я детектив Мейер,— сказал Мейер.— А это детектив Хейвс. Мы вместе занимаемся этим делом.
— Меня зовут Джим Мартин,— сказал мужчина. Он был большого роста, широкоплечий, с упрямым угловатым лицом, каштановыми волосами, коротко подстриженными, как у военнослужащих; такими темными глазами, что они казались черными, и огромными руками, какие бывают у уличных хулиганов. Он сидел рядом с Хейвсом, у которого был рост метр восемьдесят восемь и вес девяносто один килограмм, и тем не менее в сравнении с незнакомцем Хейвс выглядел, как карлик. Казалось, что его тесный синий костюм вот-вот лопнет по швам, и его мышцы со взрывом разлетятся по всему помещению, а возможно, и по всему зданию. Тем более, что заметно было, как он нервничает. Это ощущалось по тому, как он сжимал и разжимал огромные кулаки, непрерывно облизывал губы и переводил взгляд темных глаз с Хейвса на Мейера и обратно, словно сомневался, кому из них должен рассказать то, что ему известно. Детективы терпеливо ждали. Наконец Мейер сказал: — Мы слушаем вас, мистер Мартин.
— Я знал ее,— сказал Мартин.
— Вы знали миссис Райдер?
— Я не знал, что она замужем,— сказал Мартин.
— Она была вдова. Ее муж умер сразу после войны.
— Этого я не знал.
Он снова замолчал. Сжал правый, потом левый кулак. Его шляпа упала на пол, он поднял ее и, словно оправдываясь, посмотрел на Хейвса, который, не отрываясь, наблюдал за ним.
— Так, значит, вы знали ее,— помог ему Мейер.
— Да.
— Откуда?
— Я официант.
Мейер кивнул.— Где вы работаете, мистер Мартин?
— У Перри. Знаете? Это на Дебек-авеню.
— Да, знаем,— сказал Хейвс.
— Я прочел сегодня утром в газете, что ее кто-то зарезал,— сказал Мартин и снова упустил шляпу на пол. Хейвс подал ему ее. Мартин пробормотал: "Спасибо" и потом снова повернулся к Мейеру.— Я не хочу никому причинять неприятности,— сказал он. Детективы выжидали. — Марджи была очень хорошая женщина, и у меня не укладывается в голове, что кто-то, знавший ее, мог совершить нечто подобное. — Мы слушаем вас,— сказал Мейер.
— Я знаю, что вам от меня не требуется никакая помощь, ребята. Я простой официант. И я ни разу в жизни не прочел ни одного детектива.
— Продолжайте,— сказал Мейер.
— И все же... понимаете, в этой утренней газете писали, что в квартире ничего не взяли, то есть исключено, что это сделал грабитель. Кто бы ни заколол ее, он не сделал... ну, кто-то сказал, что это не было похоже на изнасилование — как мотив — я забыл, кто это сказал, кажется, кто-то из прокуратуры. Поэтому мне кажется, что это не сделал тот, кто силой проник в квартиру. Вы меня понимаете? Если речь не идет о краже или об изнасиловании, то...
— Мы с интересом слушаем вас, мистер Мартин.
— Ну, если это не сделал какой-нибудь уголовник, если это не сделал тот, кто проник туда силой, чтобы совершить уголовное преступление, значит, это должен быть тот, кого она знала. Я прав?
- Продолжайте.
— Ну, а тот, кто хорошо знал Марджи, никогда не смог бы сделать нечто подобное. Она была очень милая порядочная женщина. Человеку, который ее знал, никогда бы не пришло в голову обидеть се. Это была настоящая дама,— сказал Мартин.
— Кто же, по-вашему, это сделал?
— Тот, кто ее не знал.
— Но вы сказали...
— Я хочу сказать, кто не знал ее хорошо. Кто-то чужой.
— Понятно.
— Кто-то чужой,— повторил Мартин и снова надолго замолчал.— Клянусь, мне не хочется доставлять кому-либо неприятности, можете мне поверить. Возможно, я совершенно ошибаюсь, возможно, я попал пальцем в небо.
— Что вы имеете в виду?
— Ну понимаете... в пятницу вечером в бар пришел какой-то мужчина около полуночи, точно я сказать не могу, но приблизительно в это время.
— Да, продолжайте.
— Он был в шоке, руки у него тряслись, и вообще. Он выпил два или три бокала, я уже не помню, посидел у стойки, потом отодвинулся и принялся оглядываться вокруг, словно... ну, я нс знаю... словно кого-то ждал. Понимаете, он все время поглядывал на часы и на дверь, дьявольски нервничал.— Мартин сделал глубокий вдох.— Ну а Марджи, уж такая она была, по-настоящему приличная женщина, заговорила с ним, и через минуту этому мужчине, казалось, уже полегчало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24