А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Настежь или только приоткрыта?
— Настежь. Я видел всю кухню и даже часть гостиной.
— И что же вы сделали?
— Я не знал, что должен делать. Понимаете.. Я подумал, что, возможно, должен прикрыть и захлопнуть дверь. Однако потом до меня дошло — с чего бы это кухонная дверь открыта в пять часов утра? Ну, просто, может что-то не в порядке, если дверь открыта?
— Вы вошли внутрь?
— Ага, я вошел внутрь.
— И вы увидели трупы?
— Я увидел только миссис Лейден,— сказал Новелло и сглотнул слюну.
— Что вы сделали потом?
— Я пошел вниз и позвонил в полицию.
— Почему вы не воспользовались телефоном в квартире?
— Я не хотел ни на чем оставлять отпечатки пальцев. Я ни к чему не притронулся в этой квартире, я не хотел ни во что впутываться..
— Откуда же в таком случае вы звонили?
— Здесь неподалеку есть кафе, оно открыто всю ночь. Я звонил оттуда.
— Что было потом?
— Мне сказали, чтобы я вернулся в дом и подождал, что я и сделал. Ну а потом сюда пришел мистер Клинг, чтобы все это расследовать.
— Вы позвонили своему шефу?
— Да, сразу же после того, как поговорил с мистером Клингом. Мне приходится вкалывать, не буду скрывать, и еще нужно было разнести молоко.— Новелло вздохнул и сказал: — Он послал другого работника, чтобы тот закончил разносить молоко. Надеюсь, что из-за этого меня не выставят.
— Вы поступили верно, мистер Новелло,— сказал Карелла.
— Надеюсь. Понимаете, это факт, что в такую минуту трудно решиться. Первое, что приходит в голову, так это то, чтобы оттуда удрать и остановиться только где-нибудь очень далеко. Что ни говори, а человек испытывает потрясение от этого. От такой вещи, как эта.
— Но вы все же позвонили в полицию.
— Ну да... — Новелло пожал плечами. — Мне нравилась эта женщина. Она была хорошая. Я каждую среду приходил к ней со счетом, и она приглашала меня выпить чашечку кофе. Но это, черт возьми, ей не следовало делать.— Он покачал головой.— Я этого не понимаю. Однажды в среду я встретился с мистером ЛейДеном, когда он был дома. Понимаете, он много путешествует, по-моему, он продает какие-то большие станки или что-то в этом роде. Он производил впечатление исключительно милого человека. Рассказал мне, как он любит свою работу и другие подобные вещи, сами понимаете, но жаловался, что его изматывает то, что он всегда должен надолго уезжать из дому по торговым делам, иногда на два или три месяца подряд. Он действительно показался мне очень порядочным и приветливым человеком.
— Когда это было?
— Ну, я уже не помню, кажется, летом.
— Это был единственный раз, когды вы видели их вместе?
— Ага. Они выглядели ito-настоящему счастливой супружеской парой. Понимаете, сразу видно, когда супруги в плохих отношениях. Она все время называла его "золотко", "милый" и так далее, так что с первого взгляда было видно, что они счастливы друг с другом. Я бы не хотел, чтобы это прозвучало сентиментально, но по ним было видно...— Новелло сделал паузу,— что они любят друг друга,— закончил он.
— Так вы говорите, что вошли в дом в четыре часа пятнадцать минут, мистер Новелло?
— Нет, в четыре часа тридцать минут,— сказал Новелло.— Обычно я прихожу туда в это время — около половины пятого.
— И вы пошли прямо на десятый этаж?
— Да. В доме есть лифт, и я каждое утро поднимаюсь в нем на верхний этаж.
— Вы видели кого-нибудь в парадном или в коридорах?
— Ни единой живой души.
— В доме вообще никого не было?
— Только мистер Джейкобсон. Он работает на почте.
— Где вы его встретили?
— На пятом этаже. Он каждый день выходит из дома без четверти пять, потому что работает бог знает где, в Ривсрхеде. Скорее всего, он где-то останавливается позавтракать, сами понимаете, а потом идет на работу. Почтальоны тоже начинают вкалывать чертовски рано.
— Он сказал вам что-нибудь?
— Ага, он сказал: "Доброе утро, Джимми", а я ответил: "Доброе утро, мистер Джейкобсон, сегодня на улице холодновато" или что-то в таком роде. Понимаете, мы почти всегда обмениваемся парой слов. Джсйкобсоны покупают у меня молоко уже лет семь. Естественно, мы разговариваем шепотом, это ясно, потому что весь дом обычно еще спит.
— Вы видели еще кого-нибудь?
— Ни души.
— Ни до того, ни после того, как обнаружили труп миссис Лейден?
— Только мистера Джейкобсона, больше никого.
— Этого достаточно, мистер Новелло. Большое вам спасибо,— сказал Карелла.— Берт? Ты хочешь что-то спросить?
— Нет,— ответил Клинг. Он все еще был бледный.
Кофе он едва пригубил.
— Иди немного погуляй на свежем воздухе, а в дом придешь позже,— предложил ему Карслла.
— Нет, нет, это пройдет,— сказал Клинг.
— Это потрясло вас, да? — спросил Новелло.— Еще бы. Такая вещь.
Глава 2
При самоубийстве или убийстве по неукоснительному правилу у жертвы должны быть сняты отпечатки пальцев. Значит, в это субботнее утро кому-то было доверено приятное задание сыграть с двумя мертвецами в "ручки-пальчики".
Этим кем-то был сотрудник лаборатории Маршалл Дэвис, детектив третьего разряда. Он пришел в лабораторию недавно, и по большей части его осчастливливали второстепенными заданиями, например, поручали извлечь осколки стекла от разбитой фары из ягодиц несчастного,
которого раздавил автомобиль, либо пропылесосить одежд) мужчины, которого восемь раз ударили топором, либо — как сейчас — снять отпечатки пальцев у покойников.
Отпечатки пальцев лучше снимать у свеженьких мертвецов, чем у тех, которые уже немного полежали. Это одна из мелких радостей в этом деле, думал Дэвис во время работы,— знать, что у свежего трупа пальцы еще мягкие, не скрюченные, и достаточно нанести мастику на каждый пальчик (с помощью маленького валика он нанес мастику на вытянутый указательный палец Розы Лейден), а потом сделать оттиск на бумаге, прикрепленной к округлому чурбанчику, напоминающему ложечку. Итак, нам еще остается девять пальчиков этой дамы, подумал он. Потом мы обслужим джентльмена в трусах, рядом в спальне, это будет такая же чудесная работа. Мать всегда мне говорила, что я должен стать бухгалтером, а я отвечал ей: "Да нет, мама, в полиции у человека больше впечатлений". Вот почему теперь, этим субботним утром, Маршалл Дэвис, детектив третьего разряда, снимает отпечатки пальцев у мертвецов вместо того, чтобы играть в мяч в парке со своим трехлетним сыном. Прошу вас подать мне пальчик, мадам.
Он осмотрел кольцо на безымянном пальце левой руки женщины. Это было золотое обручальное кольцо с накаткой, очень красивое; оно присоединится к имуществу Розы Лейден. Некоторые родственники будут претендовать на него, так же как и на другое се имущество. Да, когда , человек умирает, все рассеивается, как дым.
— Ну, как дела? — спросил голос у него за спиной. Детектив третьего разряда Маршалл Дэвис из полицейской лаборатории поднял голову и посмотрел через плечо на детектива третьего разряда Ричарда Дженеро из отдела уголовного розыска 87-го полицейского участка. Дженеро тоже был новичком среди детективов, он служил рядовым патрульным и стал детективом только в апреле этого года, когда поймал двух хулиганов, болтающихся по округе и поджигавших одежду пьяным бродягам, храпящим на скамейках, предварительно облив ее бензином. Он был самый младший детектив во всем отделе, совсем зеленый, и поэтому ему поручали работу, которую больше никто не хотел делать, например, торчать в какой-то чертовой квартире и наблюдать, как едва обученный сотрудник лаборатории снимает отпечатки пальцев.
— Так себе,— ответил Дэвис и подумал, что у него нет ни малейшего желания вступать в разговор с каким-то бывшим патрульным, по крайней мере, не раньше, чем он покончит с этой дьявольской работой.
— А что это за штука? — спросил Дженеро. Дэвис посмотрел на него.
— Ну, эта штука,— сказал Дженеро, словно повторение слов могло что-то уточнить.
— Это такой округлый чурбачок в форме полумесяца,— ответил Дэвис и вздохнул.
— А для чего он нужен? Дэвис, который считал себя остряком, еще раз взглянул на Дженеро и сказал: — Ты что, не видишь, что я делаю даме маникюр?
— Что? — не понял Дженеро.
— Да ведь тут все ясно. Этот чурбачок я подкладываю под пальцы, когда покрываю лаком один ноготь за другим. А как по-твоему, для чего он нужен?
— Ха, этого я не знаю,— ответил Дженеро, тоже большой остряк.— Я думал, что это деревянный термометр и ты вот-вот воткнешь его в задницу.
Два новобранца—детектива посмотрели друг на друга,
— Эй, дуй отсюда,— глухим голосом сказал Довис.
— Рад был поговорить,— сказал Дженеро и гордо удалился.
Чертов болван, подумал Дэвис, не нашел ничего лучше, как глазеть на человека, который занимается своим делом. Он тщательно нанес мастику на все пальцы Розы Лейден, снял отпечатки, каждый листок бумаги уложил в нужном порядке, чтобы иметь возможность позднее определить, где какой палец. Иногда он размышлял над тем, зачем вообще полиция возится с отпечатками пальцев, особенно в случаях вроде этого, когда ясно, что мертвецы были порядочными гражданами и жили среди приличных людей. Ни один из них наверняка не значится в полицейской картотеке, а если этот мужчина никогда не служил в армии, то отпечатков его пальцев нет даже в картотеке ФБР. Какой тогда смысл во всем этом? Думал ли кто-либо когда-либо о том, у скольких человек в США, и особенности у женщин, ни разу за всю их жизнь не снимали отпечатки пальцев? Наверняка нет. Вся эта возня с отпечатками пальцев бессмысленна, полиция придумала это для того, чтобы нагонять страх не на преступников, а на рядовых граждан. Уголовник хорошо знает, что где-то
в какой-то картотеке уже имеются отпечатки его пальцев, либо они там окажутся в один прекрасный день, и, естественно, наденет перчатки. Но зато рядовой гражданин совершает преступление обычно в приступе ярости или ревности, а когда у человека все кипит внутри, у него нет ни времени, ни настроения надевать перчатки. К тому же у рядового гражданина на допросе нервы сдают гораздо быстрее, чем у опытного уголовника, особенно если копы неожиданно заявляют ему: "А отпечатки пальцев на пистолете абсолютно совпадают с отпечатками, которые мы сняли с зубной щетки у вас в ванной, ха-ха! Теперь вам не отвертеться"! Да плюнь ты на это, подумал Дэвис и продолжил снимать отпечатки пальцев у мертвой женщины, у которой, вероятно, как и у большинства американских женщин, живых или мертвых, никогда никто не брал отпечатки пальцев. Просто скандал, подумал Дэвис, что для того, чтобы удостоиться такой чести, человек должен дождаться той минуты, когда он лежит мертвый и холодный, как камень, в собственной гостиной, когда у него отсутствует все лицо и часть головы, когда из него вытекла кровь и бог знает что еще, и сейчас мне от этого станет дурно, подумал Дэвис.
Занимайся своим делом, мысленно приказал он себе.Перестань думать.Он перестал думать и продолжил делать свою работу.
Драгоценности лежали на письменном столе, и женщина, сидящая напротив Кареллы, внимательно разглядывала их зоркими глазами, но ничего не говорила.
Ее звали Глория Лейден, это была овдовевшая мать Эндрю Лейдена. Она сидела в застывшей позе в служебном кабинете Кареллы в 87-ом полицейском участке, смотрела на драгоценности и упрямо отказывалась верить собственным глазам, поскольку поверить собственным глазам значило допустить, что ее сын мертв.
— Ну? — сказал Карелла.
— Что — ну? — ответила она. Это была женщина с красным лицом, носом как лепешка, и щеками, похожими на поднявшееся тесто. Волосы у нее были выкрашены в серебристо-фиолетовый цвет и тщательно причесаны, бюст пышный, как грудь у воркующего голубя, а из-за стекол очков в большой оправе смотрели колючие голубые глазки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24