Он хотел знать, что я делаю, и я дала ему понюхать.
– А потом?
– Ему понравилось. Он захотел еще. Дальше ты сам знаешь.
– Не знаю. Расскажи.
– Через пару недель он сел на иглу. Больше мне нечего сказать.
– Когда ты начала торговать собой?
– Эй, слушай... – возмутилась Мария.
– Я могу это выяснить и без тебя.
– Вскоре после того, как привыкла к героину. Сам понимаешь, на это нужны деньги.
– Еще бы. У кого ты получала товар?
– Брось, не считай меня за дурочку.
– У кого брал наркотики твой брат?
Мария молчала.
– Твой брат умер, хоть это ты знаешь? – сказал Карелла грубо.
– Знаю, – ответила Мария. – И что прикажешь мне делать? Если этот маленький глупыш лишил себя жизни...
– Может, он не сам лишил себя жизни.
Мария удивленно заморгала.
– Не сам? – повторила она осторожно.
– Вот именно. Кто давал ему наркотики?
– Какая теперь разница?
– Есть разница, и, возможно, немалая.
– Я все равно не знаю. – Она немного помолчала. – Слушай, оставь меня в покое. Знаю я вас, держиморд.
– Знаешь?
– Еще как. Ты хочешь получить все бесплатно. Надеешься запугать меня, и тогда...
– Я хочу получить только сведения о твоем брате.
– Держи карман шире.
– Держу, – сказал Карелла.
Мария, нахмурившись, смотрела на него.
– Я знаю полицейских, которые... – начала она.
– Я знаю проституток, которые заражали клиентов сифилисом, – произнес Карелла решительно.
– Слушай, какое ты имеешь право...
– Тогда не виляй, – перебил он. – Мне нужны сведения.
– А я все равно ничего не знаю, – ответила Мария.
– Ты сказала, что приучила его к наркотикам.
– Сказала.
– Хорошо, тогда ты, наверное, связала его с толкачом, когда он сел на иглу. С кем?
– Ни с кем я его не связывала. Он всегда сам все решал.
– Мария...
– Что ты хочешь от меня? – неожиданно взорвалась она. – Я ничего не знаю о брате. Даже о его смерти я узнала случайно от постороннего. Я уже около года не была дома, откуда мне знать, кто снабжал или не снабжал его наркотиками? А может, он сам кого-то снабжал.
– Он был толкачом?
– Ничего я не знаю. Я в последнее время вообще его не видела. Если бы встретила его сейчас на улице, то не узнала бы. Вот сколько я знаю о собственном брате.
– Ты врешь, – сказал Карелла.
– Зачем мне врать? Кого выгораживать? Он повесился, поэтому...
– Я уже говорил тебе, что, возможно, он и не повесился.
– Ты стараешься раздуть большое дело из смерти паршивого наркомана, – сказала Мария. – Зачем так убиваться? – Ее глаза мгновенно затуманились. – Поверь мне, даже хорошо, что он умер.
– Хорошо? – переспросил Карелла. Над столом повисла тишина. – Ты что-то скрываешь, Мария. Что?
– Ничего.
– Ты что-то знаешь. Что?
– Ничего.
Их взгляды встретились. Карелла испытующе смотрел ей в глаза. Он знал, что выражает ее взгляд, знал он и то, что она ему больше ничего не скажет. Не глаза; а два темных колодца.
– Ладно, – сказал Карелла.
* * *
Судебно-медицинский эксперт не любил новых людей. Так уж он был воспитан. Он ненавидел новые лица и не имел обыкновения сообщать секреты незнакомцам. А секретом он владел немалым, но Берт Клинг был явный чужак. Изучая его лицо, эксперт медленно перебирал в уме факты и решал, какими из них он может поделиться.
– Почему они вас прислали? – спросил он. – Неужели не могли подождать официального отчета? Что за спешка?
– Карелла попросил меня поговорить с вами, мистер Соумс, – сказал Клинг. – Я не знаю почему, но ему нужны сведения уже сейчас, и он решил не ждать официального отчета.
– Не понимаю, почему он не может ждать, – сказал Соумс. – Все другие ждут. За все годы моей работы здесь не было случая, чтобы кто-то не ждал отчета. Почему же Карелла не может подождать?
– Я был бы вам признателен, если...
– Вы почему-то думаете, будто всякий имеет право ворваться в лабораторию и требовать немедленных результатов. Может, по-вашему, нам делать нечего? А вы знаете, сколько трупов у нас ждут исследования?
– Сколько? – спросил Клинг.
– Не надо вдаваться в детали, – посоветовал Соумс. – Я хочу только сказать, что вы ведете себя дерзко. Если бы я не был врачом и джентльменом, то сказал бы, что у меня от вас уже в заднице свербит.
– Сожалею, что беспокою вас. Но...
– Если бы вы действительно сожалели, то и не беспокоили бы. Может, вы думаете, что мне приятно печатать отчет? Я печатаю двумя пальцами, как и все остальные мои сотрудники. Вы знаете, сколько мне не хватает сотрудников? И могу ли я в таких условиях уделять каждому случаю специальное внимание? Все приходится делать как на конвейере. Маленький сбой в работе, и все летит к чертям. Почему вам не подождать отчета?
– Потому что...
– Хорошо, хорошо, хорошо, – сказал Соумс с раздражением. – Устроить столько шума из-за какого-то паршивого наркомана! Карелла считает это самоубийством?
– Он... мне кажется, ждет вашего заключения на этот счет. Вот почему он...
– Вы хотите сказать, что он сомневается?
– Ну, по... по внешним признакам... короче говоря, он не совсем уверен, что мальчишка умер от асфиксии.
– А как вы думаете, мистер Клинг?
– Я?
– Да. – Соумс сдержанно улыбнулся. – Вы.
– Я... я не знаю. Я в первый раз... в первый раз видел повешенного.
– Вы знаете, что такое странгуляция?
– Нет, сэр, – сказал Клинг.
– Может, вы думаете, что я прочитаю вам курс патологической анатомии? Может, нам следует проводить семинары, для каждого невежественного детектива?
– Нет, сэр. Я не хотел...
– Речь не идет об обычном повешении, – перебил его Соумс. – Я имею в виду повешение на виселице палачом, когда неожиданность падения ломает жертве шею. Мы говорим о странгуляции, о смерти от асфиксии. Вы хоть что-нибудь знаете об асфиксии, мистер Клинг?
– Нет, сэр. С удушением я...
– Никто не говорит об удушении, мистер Клинг, – сказал Соумс, которого равно раздражали и незнакомцы, и их невежество. – Удушение в криминологии подразумевает использование рук. Самого себя задушить невозможно. Мы обсуждаем сейчас асфиксию, вызванную сдавливанием шейных артерий и вен с помощью веревок, проводов, полотенец, подтяжек, ремней, бинтов, чулок и других подручных предметов. В случае с Анибалом Эрнандесом средством странгуляции, насколько я понимаю, была веревка.
– Да, – подтвердил Клинг, – веревка.
– Если бы мы имели дело со странгуляцией, давление веревки на шейные артерии... – Соумс сделал паузу. – Шейные артерии, мистер Клинг, снабжают мозг кровью. Если их перекрыть, кровоток останавливается, что приводит к кислородному голоданию мозга и потере сознания.
– Понял, – сказал Клинг.
– Поняли? Давление в черепной коробке возрастает, а поскольку веревка перекрывает и вены, прекращается отток крови от мозга. В конце концов наступает собственно странгуляция, или асфиксия, которая и вызывает смерть потерявшего сознание человека.
– Да, – сказал Клинг, сглотнув слюну.
– Асфиксия, мистер Клинг, определяется как терминальное состояние, вызываемое недостатком в крови кислорода и избытком двуокиси углерода.
– Это... это очень интересно, – вяло пробормотал Клинг.
– Я в этом убежден. Мое медицинское образование стоило моим родителям около двадцати тысяч долларов. Ваше медицинское образование обходится вам дешевле. Вы пока тратите только свое время, впрочем, и мое тоже.
– Я прошу прощения, если...
– Цианоз при асфиксии весьма обычен. Однако...
– Цианоз?
– Синюшность трупа. Однако, чтобы определить, явилась ли причиной смерти асфиксия, требуются дополнительные исследования. К примеру, горла. Тестов великое множество. И конечно, цианоз наблюдается при различных отравлениях.
– Вот как?
– Да. Изучая возможность отравления, мы исследовали мочу, содержимое желудка и кишечника, кровь, мозг, печень, почки, кости, легкие, волосы, ногти и мышечную ткань. – Соумс помолчал, а потом сухо добавил: – Мы здесь иногда работаем.
– Да я, собственно...
– А не занимаемся, как многие считают, некрофилией.
– Я так не считаю, – вставил Клинг, не совсем уверенный в значении слова «некрофилия».
– И что же? – спросил Соумс. – Что вы получите, сопоставив все данные? Асфиксию?
– А что получили вы? – поинтересовался Клинг.
– Вам следует дождаться отчета, – сказал Соумс. – Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы.
– Так это асфиксия?
– Нет. Не асфиксия.
– Тогда что же?
– Алкалоидное отравление.
– Какое?
– Передозировка героина, если быть совсем уж точным. Значительная передозировка. Намного больше смертельной дозы в две десятых грамма. – Соумс помолчал. – Того героина, который получил наш молодой друг Эрнандес, достаточно, чтобы убить – прошу прощения за грубое сравнение, мистер Клинг, – быка.
Глава 5
Дел было невпроворот.
Питеру Бернсу казалось, что дел всегда больше, чем времени и сил, и он часто жалел, что у него не две головы и не четыре руки. С одной стороны, он понимал, что нечто подобное может быть во всякой профессии, а с другой стороны, не очень-то считаясь с логикой, убеждал себя, что таких крысиных бегов, как в полиции, нигде больше нет.
Лейтенант Питер Бернс командовал детективами, которые считали 87-й участок своим домом. В каком-то смысле это и был их дом – примерно в том, в каком ржавое десантное судно на Филиппинах в конце концов становится домом для моряка из Детройта.
Здание, в котором помещался полицейский участок, очень уютным не назовешь. Вы не нашли бы в нем каких-то особых ситцевых занавесок, ни уютной кухни, ни современного мусоропровода, ни удобных стульев, ни собаки по кличке Рекс, которая влетает в гостиную с домашними тапочками в зубах. Его холодный каменный фасад выходил на Гровер-парк, по которому на юге проходила граница участка. Войдя в подъезд, вы попадали в квадратное помещение с голым деревянным полом и барьером, похожим на те, что ставят в суде. На барьере стояла строгая табличка:
«За барьер не заходить». Вошедшего встречал дежурный лейтенант или дежурный сержант, оба вежливые, энергичные и очень внимательные.
На первом этаже находились также камеры предварительного заключения, а на втором, за затянутыми сеткой окнами (окрестные мальчишки имели обыкновение швырять камни во все, хоть как-то связанное с законом) – раздевалка, канцелярия, следственный отдел и другие разнообразные клетушки, среди которых упоминания заслуживают мужской туалет (с писсуарами) и кабинет лейтенанта Бернса (без таковых).
Лейтенант любил свой кабинет. Он занимал его уже много лет и привык уважать это помещение, как садовник уважает старую истрепанную перчатку, которой для прополки пользуются невесть сколько. В таком участке, как 87-й, сорняки разрастались иногда слишком уж буйно, и в такие моменты Бернс жалел, что у него нет еще одной головы и лишней пары рук.
День Благодарения прошел трудно, а наступающее Рождество обещало быть еще хуже. Казалось, что каждый приближающийся праздник жители участка Бернса старались отметить многочисленными преступлениями. Поножовщиной в Гровер-парке никого не удивишь, но с приближением праздников его зеленые лужайки то и дело окрашивались кровью. За прошедшую неделю в парке было зарегистрировано шестнадцать драк с поножовщиной.
Из любимых занятий жителей участка следует назвать скупку и продажу краденого на Калвер-авеню. Там можно было купить все – от старой африканской маски до новейшего взбивателя яичных белков – если, конечно, прийти вовремя и с деньгами. И это несмотря на то, что закон считал скупку краденого мелким (если стоимость товаров меньше сотни долларов) и даже тяжким (если свыше сотни) преступлением. Закон не смущал профессиональных магазинных воров, которые промышляли днем и торговали ночью. Не смущал он и наркоманов, которые воровали, чтобы купить себе зелье. Не смущал он и тех, кто скупал краденое. В их глазах Калвер-авеню была самым большим в городе магазином уцененных товаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– А потом?
– Ему понравилось. Он захотел еще. Дальше ты сам знаешь.
– Не знаю. Расскажи.
– Через пару недель он сел на иглу. Больше мне нечего сказать.
– Когда ты начала торговать собой?
– Эй, слушай... – возмутилась Мария.
– Я могу это выяснить и без тебя.
– Вскоре после того, как привыкла к героину. Сам понимаешь, на это нужны деньги.
– Еще бы. У кого ты получала товар?
– Брось, не считай меня за дурочку.
– У кого брал наркотики твой брат?
Мария молчала.
– Твой брат умер, хоть это ты знаешь? – сказал Карелла грубо.
– Знаю, – ответила Мария. – И что прикажешь мне делать? Если этот маленький глупыш лишил себя жизни...
– Может, он не сам лишил себя жизни.
Мария удивленно заморгала.
– Не сам? – повторила она осторожно.
– Вот именно. Кто давал ему наркотики?
– Какая теперь разница?
– Есть разница, и, возможно, немалая.
– Я все равно не знаю. – Она немного помолчала. – Слушай, оставь меня в покое. Знаю я вас, держиморд.
– Знаешь?
– Еще как. Ты хочешь получить все бесплатно. Надеешься запугать меня, и тогда...
– Я хочу получить только сведения о твоем брате.
– Держи карман шире.
– Держу, – сказал Карелла.
Мария, нахмурившись, смотрела на него.
– Я знаю полицейских, которые... – начала она.
– Я знаю проституток, которые заражали клиентов сифилисом, – произнес Карелла решительно.
– Слушай, какое ты имеешь право...
– Тогда не виляй, – перебил он. – Мне нужны сведения.
– А я все равно ничего не знаю, – ответила Мария.
– Ты сказала, что приучила его к наркотикам.
– Сказала.
– Хорошо, тогда ты, наверное, связала его с толкачом, когда он сел на иглу. С кем?
– Ни с кем я его не связывала. Он всегда сам все решал.
– Мария...
– Что ты хочешь от меня? – неожиданно взорвалась она. – Я ничего не знаю о брате. Даже о его смерти я узнала случайно от постороннего. Я уже около года не была дома, откуда мне знать, кто снабжал или не снабжал его наркотиками? А может, он сам кого-то снабжал.
– Он был толкачом?
– Ничего я не знаю. Я в последнее время вообще его не видела. Если бы встретила его сейчас на улице, то не узнала бы. Вот сколько я знаю о собственном брате.
– Ты врешь, – сказал Карелла.
– Зачем мне врать? Кого выгораживать? Он повесился, поэтому...
– Я уже говорил тебе, что, возможно, он и не повесился.
– Ты стараешься раздуть большое дело из смерти паршивого наркомана, – сказала Мария. – Зачем так убиваться? – Ее глаза мгновенно затуманились. – Поверь мне, даже хорошо, что он умер.
– Хорошо? – переспросил Карелла. Над столом повисла тишина. – Ты что-то скрываешь, Мария. Что?
– Ничего.
– Ты что-то знаешь. Что?
– Ничего.
Их взгляды встретились. Карелла испытующе смотрел ей в глаза. Он знал, что выражает ее взгляд, знал он и то, что она ему больше ничего не скажет. Не глаза; а два темных колодца.
– Ладно, – сказал Карелла.
* * *
Судебно-медицинский эксперт не любил новых людей. Так уж он был воспитан. Он ненавидел новые лица и не имел обыкновения сообщать секреты незнакомцам. А секретом он владел немалым, но Берт Клинг был явный чужак. Изучая его лицо, эксперт медленно перебирал в уме факты и решал, какими из них он может поделиться.
– Почему они вас прислали? – спросил он. – Неужели не могли подождать официального отчета? Что за спешка?
– Карелла попросил меня поговорить с вами, мистер Соумс, – сказал Клинг. – Я не знаю почему, но ему нужны сведения уже сейчас, и он решил не ждать официального отчета.
– Не понимаю, почему он не может ждать, – сказал Соумс. – Все другие ждут. За все годы моей работы здесь не было случая, чтобы кто-то не ждал отчета. Почему же Карелла не может подождать?
– Я был бы вам признателен, если...
– Вы почему-то думаете, будто всякий имеет право ворваться в лабораторию и требовать немедленных результатов. Может, по-вашему, нам делать нечего? А вы знаете, сколько трупов у нас ждут исследования?
– Сколько? – спросил Клинг.
– Не надо вдаваться в детали, – посоветовал Соумс. – Я хочу только сказать, что вы ведете себя дерзко. Если бы я не был врачом и джентльменом, то сказал бы, что у меня от вас уже в заднице свербит.
– Сожалею, что беспокою вас. Но...
– Если бы вы действительно сожалели, то и не беспокоили бы. Может, вы думаете, что мне приятно печатать отчет? Я печатаю двумя пальцами, как и все остальные мои сотрудники. Вы знаете, сколько мне не хватает сотрудников? И могу ли я в таких условиях уделять каждому случаю специальное внимание? Все приходится делать как на конвейере. Маленький сбой в работе, и все летит к чертям. Почему вам не подождать отчета?
– Потому что...
– Хорошо, хорошо, хорошо, – сказал Соумс с раздражением. – Устроить столько шума из-за какого-то паршивого наркомана! Карелла считает это самоубийством?
– Он... мне кажется, ждет вашего заключения на этот счет. Вот почему он...
– Вы хотите сказать, что он сомневается?
– Ну, по... по внешним признакам... короче говоря, он не совсем уверен, что мальчишка умер от асфиксии.
– А как вы думаете, мистер Клинг?
– Я?
– Да. – Соумс сдержанно улыбнулся. – Вы.
– Я... я не знаю. Я в первый раз... в первый раз видел повешенного.
– Вы знаете, что такое странгуляция?
– Нет, сэр, – сказал Клинг.
– Может, вы думаете, что я прочитаю вам курс патологической анатомии? Может, нам следует проводить семинары, для каждого невежественного детектива?
– Нет, сэр. Я не хотел...
– Речь не идет об обычном повешении, – перебил его Соумс. – Я имею в виду повешение на виселице палачом, когда неожиданность падения ломает жертве шею. Мы говорим о странгуляции, о смерти от асфиксии. Вы хоть что-нибудь знаете об асфиксии, мистер Клинг?
– Нет, сэр. С удушением я...
– Никто не говорит об удушении, мистер Клинг, – сказал Соумс, которого равно раздражали и незнакомцы, и их невежество. – Удушение в криминологии подразумевает использование рук. Самого себя задушить невозможно. Мы обсуждаем сейчас асфиксию, вызванную сдавливанием шейных артерий и вен с помощью веревок, проводов, полотенец, подтяжек, ремней, бинтов, чулок и других подручных предметов. В случае с Анибалом Эрнандесом средством странгуляции, насколько я понимаю, была веревка.
– Да, – подтвердил Клинг, – веревка.
– Если бы мы имели дело со странгуляцией, давление веревки на шейные артерии... – Соумс сделал паузу. – Шейные артерии, мистер Клинг, снабжают мозг кровью. Если их перекрыть, кровоток останавливается, что приводит к кислородному голоданию мозга и потере сознания.
– Понял, – сказал Клинг.
– Поняли? Давление в черепной коробке возрастает, а поскольку веревка перекрывает и вены, прекращается отток крови от мозга. В конце концов наступает собственно странгуляция, или асфиксия, которая и вызывает смерть потерявшего сознание человека.
– Да, – сказал Клинг, сглотнув слюну.
– Асфиксия, мистер Клинг, определяется как терминальное состояние, вызываемое недостатком в крови кислорода и избытком двуокиси углерода.
– Это... это очень интересно, – вяло пробормотал Клинг.
– Я в этом убежден. Мое медицинское образование стоило моим родителям около двадцати тысяч долларов. Ваше медицинское образование обходится вам дешевле. Вы пока тратите только свое время, впрочем, и мое тоже.
– Я прошу прощения, если...
– Цианоз при асфиксии весьма обычен. Однако...
– Цианоз?
– Синюшность трупа. Однако, чтобы определить, явилась ли причиной смерти асфиксия, требуются дополнительные исследования. К примеру, горла. Тестов великое множество. И конечно, цианоз наблюдается при различных отравлениях.
– Вот как?
– Да. Изучая возможность отравления, мы исследовали мочу, содержимое желудка и кишечника, кровь, мозг, печень, почки, кости, легкие, волосы, ногти и мышечную ткань. – Соумс помолчал, а потом сухо добавил: – Мы здесь иногда работаем.
– Да я, собственно...
– А не занимаемся, как многие считают, некрофилией.
– Я так не считаю, – вставил Клинг, не совсем уверенный в значении слова «некрофилия».
– И что же? – спросил Соумс. – Что вы получите, сопоставив все данные? Асфиксию?
– А что получили вы? – поинтересовался Клинг.
– Вам следует дождаться отчета, – сказал Соумс. – Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы.
– Так это асфиксия?
– Нет. Не асфиксия.
– Тогда что же?
– Алкалоидное отравление.
– Какое?
– Передозировка героина, если быть совсем уж точным. Значительная передозировка. Намного больше смертельной дозы в две десятых грамма. – Соумс помолчал. – Того героина, который получил наш молодой друг Эрнандес, достаточно, чтобы убить – прошу прощения за грубое сравнение, мистер Клинг, – быка.
Глава 5
Дел было невпроворот.
Питеру Бернсу казалось, что дел всегда больше, чем времени и сил, и он часто жалел, что у него не две головы и не четыре руки. С одной стороны, он понимал, что нечто подобное может быть во всякой профессии, а с другой стороны, не очень-то считаясь с логикой, убеждал себя, что таких крысиных бегов, как в полиции, нигде больше нет.
Лейтенант Питер Бернс командовал детективами, которые считали 87-й участок своим домом. В каком-то смысле это и был их дом – примерно в том, в каком ржавое десантное судно на Филиппинах в конце концов становится домом для моряка из Детройта.
Здание, в котором помещался полицейский участок, очень уютным не назовешь. Вы не нашли бы в нем каких-то особых ситцевых занавесок, ни уютной кухни, ни современного мусоропровода, ни удобных стульев, ни собаки по кличке Рекс, которая влетает в гостиную с домашними тапочками в зубах. Его холодный каменный фасад выходил на Гровер-парк, по которому на юге проходила граница участка. Войдя в подъезд, вы попадали в квадратное помещение с голым деревянным полом и барьером, похожим на те, что ставят в суде. На барьере стояла строгая табличка:
«За барьер не заходить». Вошедшего встречал дежурный лейтенант или дежурный сержант, оба вежливые, энергичные и очень внимательные.
На первом этаже находились также камеры предварительного заключения, а на втором, за затянутыми сеткой окнами (окрестные мальчишки имели обыкновение швырять камни во все, хоть как-то связанное с законом) – раздевалка, канцелярия, следственный отдел и другие разнообразные клетушки, среди которых упоминания заслуживают мужской туалет (с писсуарами) и кабинет лейтенанта Бернса (без таковых).
Лейтенант любил свой кабинет. Он занимал его уже много лет и привык уважать это помещение, как садовник уважает старую истрепанную перчатку, которой для прополки пользуются невесть сколько. В таком участке, как 87-й, сорняки разрастались иногда слишком уж буйно, и в такие моменты Бернс жалел, что у него нет еще одной головы и лишней пары рук.
День Благодарения прошел трудно, а наступающее Рождество обещало быть еще хуже. Казалось, что каждый приближающийся праздник жители участка Бернса старались отметить многочисленными преступлениями. Поножовщиной в Гровер-парке никого не удивишь, но с приближением праздников его зеленые лужайки то и дело окрашивались кровью. За прошедшую неделю в парке было зарегистрировано шестнадцать драк с поножовщиной.
Из любимых занятий жителей участка следует назвать скупку и продажу краденого на Калвер-авеню. Там можно было купить все – от старой африканской маски до новейшего взбивателя яичных белков – если, конечно, прийти вовремя и с деньгами. И это несмотря на то, что закон считал скупку краденого мелким (если стоимость товаров меньше сотни долларов) и даже тяжким (если свыше сотни) преступлением. Закон не смущал профессиональных магазинных воров, которые промышляли днем и торговали ночью. Не смущал он и наркоманов, которые воровали, чтобы купить себе зелье. Не смущал он и тех, кто скупал краденое. В их глазах Калвер-авеню была самым большим в городе магазином уцененных товаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21