Да пошел он, этот сон.
Лемар. Расскажите мне о рождественской елке.
Харрис. Вижу рождественскую елку.
Лемар. Что за елка?
Харрис. Обыкновенная рождественская елка.
Лемар. И мать с отцом ее украшают, так?
Харрис. Да так, так же.
Лемар. А вы с приятелями сидите на полу и смотрите на них?
Харрис. Да.
Лемар. И сколько вас?
Харрис. Со мной пятеро.
Лемар. Просто сидите и смотрите.
Харрис. Да, сидим на диване.
Лемар. А вы только что сказали – на полу.
Харрис. Что?
Лемар. Вы сказали, что сидите на полу.
Харрис. На полу, на диване, какая разница?
Лемар. Так все же – на полу или на диване?
Харрис. На полу.
Лемар. В гостиной.
Харрис. М-да.
Лемар. В гостиной, я правильно понял?
Харрис. Да, да, я ж говорил.
Лемар. И сколько вам лет в этом сне?
Харрис. Не знаю. Восемнадцать, может быть, девятнадцать. Что-нибудь в этом роде.
Лемар. Но ведь отец умер, когда вам было шесть.
Харрис. Да.
Лемар. А во сне вам почти двадцать, и вы смотрите, как он наряжает елку.
Харрис. Но ведь это же сон.
Лемар. Вы говорили, на полу был ковер.
Харрис. Да, зеленый ковер.
Лемар. В гостиной.
Харрис. Да.
Лемар. Толстый?
Харрис. Да.
Лемар. Но игрушки, когда упали с елки, все равно разбились.
Харрис. Да.
Лемар. На ковре.
Харрис. Да.
Лемар. С шумом.
Харрис. Да.
Лемар. Что за шум?
Харрис. Грохот. Как будто стреляют из рождественских хлопушек. Вот какой это был шум.
Лемар. Ага.
Харрис. Или барабаны. Такой шум, как от барабанов.
Лемар. Ага, такой звук? Звук барабанов?
Харрис. Да. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был... Кто-то бил в барабан.
Лемар. Где?
Харрис. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был проигрыватель.
Лемар. Где, в гостиной?
Харрис. Нет, в...
Лемар. Да?
Харрис. В клумбе. О Боже.
Лемар. Что такое?
Харрис. О Боже милосердный.
Лемар. В чем дело, Джимми?
Харрис. Он...
* * *
Открылась дверь.
– Привет, – сказала Джанет. – Извините, меня тут перехватили по дороге. – В руках у нее было по картонному стаканчику кофе. Она поставила их на стол и уселась напротив Кареллы, скрестив ноги. – Надеюсь, вы пьете сладкий.
– Ага, сладкий.
– Ну и прекрасно. Нашли что-нибудь?
– Решающий прорыв.
Джанет сняла крышки со стаканов и подвинулась к Карелле.
– Не против, если и я тоже прочитаю? – спросила она, слегка касаясь его коленом.
– Нет, зачем... а впрочем, пожалуйста, – он потянулся к стакану и едва не опрокинул его. Руки у Кареллы дрожали. Он отхлебнул кофе и вернулся к чтению. Присутствие Джанет тревожило его, – она сидела так близко, голова ее склонилась к его плечу, а колени под столом касались его колен.
* * *
Харрис. Клуб. О Боже.
Лемар. Не понимаю.
Харрис. О Боже милосердный.
Лемар. Джимми, о чем речь?
Харрис. Он...
Лемар. Продолжайте.
Харрис. Это был Ллойд.
Лемар. Кто такой Ллойд?
Харрис. Президент.
Лемар. Президент чего?
Харрис. Президент нашего клуба.
Лемар. Какого клуба?
Харрис. Клуба «Ястребов». В Даймондбеке. Еще до того, как меня призвали в армию.
Лемар. Так что там насчет Ллойда?
Харрис. Он танцевал с ней. В клубе, в подвальном помещении. А мы сидели на полу, пятеро. И стучали барабаны, много барабанов, они стучали, как... целая куча барабанов.
Лемар. А с кем он танцевал?
Харрис. Со своей женщиной. С Роксаной.
Лемар. А вы и еще четверо...
Харрис. Мы сидели на диване и смотрели. Они танцевали небыстрый рок, Ллойд повернулся к нам и сказал: «Эй, вы чего вытаращились, а ну катитесь отсюда». А Роксана говорит: «Чего там, пусть сидят, если устали». А Ллойд говорит: «Если я говорю, чтобы катились, пусть катятся». Тогда она поворачивается к нам и говорит: «Вы что, позволите ему командовать вами?» А ребята говорят: «Еще чего» и вскакивают с дивана, и хватают его...
Лемар. А куда он хотел, чтобы вы ушли?
Харрис. Наверх.
Лемар. Почему?
Харрис. А потому что мы сидели и слушали, как бьют барабаны.
Лемар. Что Роксана имела в виду? Ну, говоря, что вы устали?
Харрис. А мы и вправду устали, парень. Мы перед этим гудели весь месяц.
Лемар. Гудели? Что значит гудели?
Харрис. Дрались. С врагами, парень, дрались с врагами.
Лемар. А когда это было, Джимми? Харрис. Прямо перед призывом. Лемар. И сколько вам было? Харрис. Восемнадцать.
Лемар. И вы входили в банду «Ястребы»? Харрис. Ну да, в клуб.
Лемар. И у вас была война с другой бандой? Харрис. Да, начиная с декабря.
Лемар. А когда эта история в клубе случилась? Тоже в декабре?
Харрис. Незадолго до Рождества. Лемар. И весь этот месяц вы воевали с другой бандой? Харрис. Да, и это были не шутки, парень. Лемар. И теперь вы отдыхали. Харрис. Да, а Ллойд велел нам идти наверх. Лемар. А что он имел в виду? Харрис. Я же сказал. Наверх.
Лемар. А Роксана сказала: «Если устали, оставайтесь».
Харрис. Точно. Ребята сказали ему, чтобы заткнул свою пасть. Они схватили его и оттащили от Роксаны – они там танцевали в середине комнаты. А пластинка все еще играла, и барабаны грохотали. Классный, видно, был барабанщик.
Лемар. И кто же схватил его? Харрис. Да все четверо. Я остался на месте. Лемар. Ну а потом?
Харрис. Там в центре комнаты был стол, ну вроде стальной балки такой. Так они прижали его к ней. Я понятия не имел, что они собираются с ним делать, он ведь президент, разве так можно, они что, неприятностей себе на голову ищут? Ну я сказал им: «Эй, ребята, потише, он же наш президент». Но они... они...
Лемар. Продолжайте, Джимми.
Харрис. Но они и слушать не захотели. Они просто... они привязали его к дереву, а Роксана заплакала. Ой, как она заплакала.
Лемар. К дереву?
Харрис. То есть к столбу, я хочу сказать. Роксана плачет. Они хватают ее. Она отбивается, она не хочет, а они все равно делают, что задумали, они вонзают, один за другим, пока все не пройдут.
Лемар. То есть они изнасиловали ее, это вы хотите сказать?
Харрис. Я старался остановить их, но у меня ничего не получилось. Потом они вынесли ее наружу, подняли с пола и вынесли.
Лемар. Зачем?
Харрис. Потому что у нее шла кровь. Это из-за них, когда они...
Лемар. И куда они отнесли ее?
Харрис. На пустырь.
Лемар. На какой пустырь?
Харрис. Да, есть там пустырь.
Лемар. Где?
Харрис. На углу. Там полно всяких сорняков. Они бросили ее.
Лемар. А дальше?
Харрис. Не знаю... Не знаю... О черт, почему же...
Лемар. Ладно, Джимми, успокойтесь.
Харрис. Но я-то почему плачу? Ведь я ничего ей не сделал, ничего.
Лемар. Все в порядке, Джимми, может, вам надо выплакаться.
Харрис. Зачем Богу понадобилось отнимать у меня зрение? Ведь это они четверо набросились на нее. Почему же Бог меня наказывает?
Лемар. Джимми, это давняя история, и с вашей слепотой она не имеет ничего общего.
Харрис. Ну да, не имеет, только она и имеет.
* * *
На этом разговор окончился. Кончилась и пленка. Из записей доктора Лемара следовало, что на последних словах Джимми Харрис разрыдался и не мог успокоиться в течение получаса. В конце концов доктор отвел его в корпус и сделал укол.
Во время следующей встречи Джимми отказался вернуться к этому эпизоду и не назвал имен членов банды, которые привязали Ллойда к столбу и изнасиловали Роксану. По мнению доктора, ужас, испытанный пациентом в тот день, в ситуации, на которую он не мог оказать никакого воздействия, – и породил этот повторяющийся кошмарный сон. Почему во сне Роксана становится отцом Джимми, Лемар до конца так и не понял. Он решил только, что оттого пенис и передается матери, какой она является. Джимми во сне: бессознательная попытка постичь символику, так бывает. Но помимо того, бессознательное нашептывало Джимми кое-что еще. Даже не нашептывало, во весь голос говорило, что символическая смерть на деле была изнасилованием. У женщины во сне под юбкой оказался пенис; а в действительности под юбкой у Роксаны было целых четыре пениса. Когда Лемар спросил Джимми, что произошло с Роксаной после того, как его приятели бросили ее на пустыре, он сказал, что не знает.
– Нашел там ее кто-нибудь?
– Не знаю. Она просто исчезла.
– И вы никогда с ней больше не встречались?
– Нет.
– А что произошло с Ллойдом?
– Мы выкинули его из клуба и выбрали нового президента.
– Стало быть, это и все? – спросила Джанет.
– Похоже на то.
– Вот и объяснение?
Карелла промычал что-то невразумительное.
– И теперь у вас есть то, за чем приезжали?
– Пожалуй.
– Ну и как, помогает это вам?
– Нет.
– Выходит, полное поражение?
– Выходит так.
– Тогда почему бы вам не пригласить меня поужинать?
Карелла посмотрел на нее.
– В четыре я освобождаюсь, – продолжала Джанет. – Можно зайти ко мне и выпить чего-нибудь. А там я переоденусь, устроим ранний ужин, и... quien sabe? Это по-испански, – Джанет подмигнула. – Что скажете?
– Скажу, что я женат.
– Ну и что? Я тоже замужем, но муж сейчас в Японии. А ваша жена в городе, из чего следует, что мы здесь пребываем вдвоем в одиночестве. Итак?
– Не могу.
– Можете, можете, – Джанет снова подмигнула. – Хотя бы попробуйте.
– Да и пробовать нечего.
– Я знаю чудесный ресторанчик неподалеку от госпиталя, свечи, вино, скрипки, цыганская музыка – настоящая романтика. Неужели вам не хочется маленького приключения? Мне так чертовски хочется. Вот только дойду до дома, переоденусь в красное платье, а потом мы...
– Джанет, право, не могу.
– Ну что же.
– Джанет...
– Да ладно, чего уж там.
– Прости.
* * *
Возвращаясь в город, он думал о ней.
Недавно на глаза ему попались результаты исследования, предпринятого одним журналом. Согласно им, пятьдесят процентов американских женщин в возрасте от тридцати пяти до тридцати девяти лет постоянно нарушают обет супружеской верности. Если сравнить эту статистику с исследованиями Кинси, то процент резко возрос – тогда было всего тридцать восемь. Трудно сказать, как обстоят дела во Франции, Италии и Германии – ведь это тоже страны Общего рынка, – но в глубине своего сентиментального диккенсовского сердца Карелла твердо знал, что к дамам времен Британской империи современная женщина никакого отношения не имеет. При любых обстоятельствах, в любой день недели одна из двух американок либо держит путь в постель мужчины, либо только что вылезла из постели, при том что мужчина с этой искательницей приключений брачными узами не связан. Нетрудно также предположить, даже при отсутствии хитроумных журнальных выкладок, что пятьдесят процентов мужчин в возрасте от тридцати пяти до тридцати девяти лет ведут себя точно таким же образом, то есть половина населения этой чертовой страны заводит шуры-муры.
Такие цифры ошеломляли.
Но еще более ошеломляло то, что среднестатистическая женщина, готовая погулять на стороне, налетела на среднестатистического мужчину из другой половины населения – которая не гуляет на стороне. «Так вроде и не бывает», – подумал Карелла. Но, оказывается, бывает. Сержант Джанет – как ее там – и детектив Стив Карелла оказываются в одной комнате, напоминающей ему монастырскую келью, головы их склонены, как в молитве, колени соприкасаются, а он, черт побери, ведет себя, словно дал обет безбрачия, да к тому же только что дар речи не потерял: «Извините, Джанет, извините, – жалкое бормотание, – право, мне очень неловко, Джанет», – словно четки перебирает или на ночь молится, а теперь возвращается домой и не может отвязаться от мысли о том, что упустил там, под бледно-оливковой юбкой, да и какие у нее губы, да какая грудь...
«Ладно, прекрати», – приказал себе Карелла.
И тут же переключившись на отчет Лемара, решил, что выводы доктора так же неутешительны, как и беглое свидание с Джанет. Как полицейский Карелла, разумеется, куда больше внимания уделил бы криминальным эпизодам, возникающим в больной памяти Джимми, но, наверное, психиатры работают иначе, наверное, их мало занимает истекающая кровью девушка, которую изнасиловали, а потом бросили на пустыре...
"Нашел ее там кто-нибудь?
Не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Лемар. Расскажите мне о рождественской елке.
Харрис. Вижу рождественскую елку.
Лемар. Что за елка?
Харрис. Обыкновенная рождественская елка.
Лемар. И мать с отцом ее украшают, так?
Харрис. Да так, так же.
Лемар. А вы с приятелями сидите на полу и смотрите на них?
Харрис. Да.
Лемар. И сколько вас?
Харрис. Со мной пятеро.
Лемар. Просто сидите и смотрите.
Харрис. Да, сидим на диване.
Лемар. А вы только что сказали – на полу.
Харрис. Что?
Лемар. Вы сказали, что сидите на полу.
Харрис. На полу, на диване, какая разница?
Лемар. Так все же – на полу или на диване?
Харрис. На полу.
Лемар. В гостиной.
Харрис. М-да.
Лемар. В гостиной, я правильно понял?
Харрис. Да, да, я ж говорил.
Лемар. И сколько вам лет в этом сне?
Харрис. Не знаю. Восемнадцать, может быть, девятнадцать. Что-нибудь в этом роде.
Лемар. Но ведь отец умер, когда вам было шесть.
Харрис. Да.
Лемар. А во сне вам почти двадцать, и вы смотрите, как он наряжает елку.
Харрис. Но ведь это же сон.
Лемар. Вы говорили, на полу был ковер.
Харрис. Да, зеленый ковер.
Лемар. В гостиной.
Харрис. Да.
Лемар. Толстый?
Харрис. Да.
Лемар. Но игрушки, когда упали с елки, все равно разбились.
Харрис. Да.
Лемар. На ковре.
Харрис. Да.
Лемар. С шумом.
Харрис. Да.
Лемар. Что за шум?
Харрис. Грохот. Как будто стреляют из рождественских хлопушек. Вот какой это был шум.
Лемар. Ага.
Харрис. Или барабаны. Такой шум, как от барабанов.
Лемар. Ага, такой звук? Звук барабанов?
Харрис. Да. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был... Кто-то бил в барабан.
Лемар. Где?
Харрис. На проигрывателе.
Лемар. На каком проигрывателе?
Харрис. Там был проигрыватель.
Лемар. Где, в гостиной?
Харрис. Нет, в...
Лемар. Да?
Харрис. В клумбе. О Боже.
Лемар. Что такое?
Харрис. О Боже милосердный.
Лемар. В чем дело, Джимми?
Харрис. Он...
* * *
Открылась дверь.
– Привет, – сказала Джанет. – Извините, меня тут перехватили по дороге. – В руках у нее было по картонному стаканчику кофе. Она поставила их на стол и уселась напротив Кареллы, скрестив ноги. – Надеюсь, вы пьете сладкий.
– Ага, сладкий.
– Ну и прекрасно. Нашли что-нибудь?
– Решающий прорыв.
Джанет сняла крышки со стаканов и подвинулась к Карелле.
– Не против, если и я тоже прочитаю? – спросила она, слегка касаясь его коленом.
– Нет, зачем... а впрочем, пожалуйста, – он потянулся к стакану и едва не опрокинул его. Руки у Кареллы дрожали. Он отхлебнул кофе и вернулся к чтению. Присутствие Джанет тревожило его, – она сидела так близко, голова ее склонилась к его плечу, а колени под столом касались его колен.
* * *
Харрис. Клуб. О Боже.
Лемар. Не понимаю.
Харрис. О Боже милосердный.
Лемар. Джимми, о чем речь?
Харрис. Он...
Лемар. Продолжайте.
Харрис. Это был Ллойд.
Лемар. Кто такой Ллойд?
Харрис. Президент.
Лемар. Президент чего?
Харрис. Президент нашего клуба.
Лемар. Какого клуба?
Харрис. Клуба «Ястребов». В Даймондбеке. Еще до того, как меня призвали в армию.
Лемар. Так что там насчет Ллойда?
Харрис. Он танцевал с ней. В клубе, в подвальном помещении. А мы сидели на полу, пятеро. И стучали барабаны, много барабанов, они стучали, как... целая куча барабанов.
Лемар. А с кем он танцевал?
Харрис. Со своей женщиной. С Роксаной.
Лемар. А вы и еще четверо...
Харрис. Мы сидели на диване и смотрели. Они танцевали небыстрый рок, Ллойд повернулся к нам и сказал: «Эй, вы чего вытаращились, а ну катитесь отсюда». А Роксана говорит: «Чего там, пусть сидят, если устали». А Ллойд говорит: «Если я говорю, чтобы катились, пусть катятся». Тогда она поворачивается к нам и говорит: «Вы что, позволите ему командовать вами?» А ребята говорят: «Еще чего» и вскакивают с дивана, и хватают его...
Лемар. А куда он хотел, чтобы вы ушли?
Харрис. Наверх.
Лемар. Почему?
Харрис. А потому что мы сидели и слушали, как бьют барабаны.
Лемар. Что Роксана имела в виду? Ну, говоря, что вы устали?
Харрис. А мы и вправду устали, парень. Мы перед этим гудели весь месяц.
Лемар. Гудели? Что значит гудели?
Харрис. Дрались. С врагами, парень, дрались с врагами.
Лемар. А когда это было, Джимми? Харрис. Прямо перед призывом. Лемар. И сколько вам было? Харрис. Восемнадцать.
Лемар. И вы входили в банду «Ястребы»? Харрис. Ну да, в клуб.
Лемар. И у вас была война с другой бандой? Харрис. Да, начиная с декабря.
Лемар. А когда эта история в клубе случилась? Тоже в декабре?
Харрис. Незадолго до Рождества. Лемар. И весь этот месяц вы воевали с другой бандой? Харрис. Да, и это были не шутки, парень. Лемар. И теперь вы отдыхали. Харрис. Да, а Ллойд велел нам идти наверх. Лемар. А что он имел в виду? Харрис. Я же сказал. Наверх.
Лемар. А Роксана сказала: «Если устали, оставайтесь».
Харрис. Точно. Ребята сказали ему, чтобы заткнул свою пасть. Они схватили его и оттащили от Роксаны – они там танцевали в середине комнаты. А пластинка все еще играла, и барабаны грохотали. Классный, видно, был барабанщик.
Лемар. И кто же схватил его? Харрис. Да все четверо. Я остался на месте. Лемар. Ну а потом?
Харрис. Там в центре комнаты был стол, ну вроде стальной балки такой. Так они прижали его к ней. Я понятия не имел, что они собираются с ним делать, он ведь президент, разве так можно, они что, неприятностей себе на голову ищут? Ну я сказал им: «Эй, ребята, потише, он же наш президент». Но они... они...
Лемар. Продолжайте, Джимми.
Харрис. Но они и слушать не захотели. Они просто... они привязали его к дереву, а Роксана заплакала. Ой, как она заплакала.
Лемар. К дереву?
Харрис. То есть к столбу, я хочу сказать. Роксана плачет. Они хватают ее. Она отбивается, она не хочет, а они все равно делают, что задумали, они вонзают, один за другим, пока все не пройдут.
Лемар. То есть они изнасиловали ее, это вы хотите сказать?
Харрис. Я старался остановить их, но у меня ничего не получилось. Потом они вынесли ее наружу, подняли с пола и вынесли.
Лемар. Зачем?
Харрис. Потому что у нее шла кровь. Это из-за них, когда они...
Лемар. И куда они отнесли ее?
Харрис. На пустырь.
Лемар. На какой пустырь?
Харрис. Да, есть там пустырь.
Лемар. Где?
Харрис. На углу. Там полно всяких сорняков. Они бросили ее.
Лемар. А дальше?
Харрис. Не знаю... Не знаю... О черт, почему же...
Лемар. Ладно, Джимми, успокойтесь.
Харрис. Но я-то почему плачу? Ведь я ничего ей не сделал, ничего.
Лемар. Все в порядке, Джимми, может, вам надо выплакаться.
Харрис. Зачем Богу понадобилось отнимать у меня зрение? Ведь это они четверо набросились на нее. Почему же Бог меня наказывает?
Лемар. Джимми, это давняя история, и с вашей слепотой она не имеет ничего общего.
Харрис. Ну да, не имеет, только она и имеет.
* * *
На этом разговор окончился. Кончилась и пленка. Из записей доктора Лемара следовало, что на последних словах Джимми Харрис разрыдался и не мог успокоиться в течение получаса. В конце концов доктор отвел его в корпус и сделал укол.
Во время следующей встречи Джимми отказался вернуться к этому эпизоду и не назвал имен членов банды, которые привязали Ллойда к столбу и изнасиловали Роксану. По мнению доктора, ужас, испытанный пациентом в тот день, в ситуации, на которую он не мог оказать никакого воздействия, – и породил этот повторяющийся кошмарный сон. Почему во сне Роксана становится отцом Джимми, Лемар до конца так и не понял. Он решил только, что оттого пенис и передается матери, какой она является. Джимми во сне: бессознательная попытка постичь символику, так бывает. Но помимо того, бессознательное нашептывало Джимми кое-что еще. Даже не нашептывало, во весь голос говорило, что символическая смерть на деле была изнасилованием. У женщины во сне под юбкой оказался пенис; а в действительности под юбкой у Роксаны было целых четыре пениса. Когда Лемар спросил Джимми, что произошло с Роксаной после того, как его приятели бросили ее на пустыре, он сказал, что не знает.
– Нашел там ее кто-нибудь?
– Не знаю. Она просто исчезла.
– И вы никогда с ней больше не встречались?
– Нет.
– А что произошло с Ллойдом?
– Мы выкинули его из клуба и выбрали нового президента.
– Стало быть, это и все? – спросила Джанет.
– Похоже на то.
– Вот и объяснение?
Карелла промычал что-то невразумительное.
– И теперь у вас есть то, за чем приезжали?
– Пожалуй.
– Ну и как, помогает это вам?
– Нет.
– Выходит, полное поражение?
– Выходит так.
– Тогда почему бы вам не пригласить меня поужинать?
Карелла посмотрел на нее.
– В четыре я освобождаюсь, – продолжала Джанет. – Можно зайти ко мне и выпить чего-нибудь. А там я переоденусь, устроим ранний ужин, и... quien sabe? Это по-испански, – Джанет подмигнула. – Что скажете?
– Скажу, что я женат.
– Ну и что? Я тоже замужем, но муж сейчас в Японии. А ваша жена в городе, из чего следует, что мы здесь пребываем вдвоем в одиночестве. Итак?
– Не могу.
– Можете, можете, – Джанет снова подмигнула. – Хотя бы попробуйте.
– Да и пробовать нечего.
– Я знаю чудесный ресторанчик неподалеку от госпиталя, свечи, вино, скрипки, цыганская музыка – настоящая романтика. Неужели вам не хочется маленького приключения? Мне так чертовски хочется. Вот только дойду до дома, переоденусь в красное платье, а потом мы...
– Джанет, право, не могу.
– Ну что же.
– Джанет...
– Да ладно, чего уж там.
– Прости.
* * *
Возвращаясь в город, он думал о ней.
Недавно на глаза ему попались результаты исследования, предпринятого одним журналом. Согласно им, пятьдесят процентов американских женщин в возрасте от тридцати пяти до тридцати девяти лет постоянно нарушают обет супружеской верности. Если сравнить эту статистику с исследованиями Кинси, то процент резко возрос – тогда было всего тридцать восемь. Трудно сказать, как обстоят дела во Франции, Италии и Германии – ведь это тоже страны Общего рынка, – но в глубине своего сентиментального диккенсовского сердца Карелла твердо знал, что к дамам времен Британской империи современная женщина никакого отношения не имеет. При любых обстоятельствах, в любой день недели одна из двух американок либо держит путь в постель мужчины, либо только что вылезла из постели, при том что мужчина с этой искательницей приключений брачными узами не связан. Нетрудно также предположить, даже при отсутствии хитроумных журнальных выкладок, что пятьдесят процентов мужчин в возрасте от тридцати пяти до тридцати девяти лет ведут себя точно таким же образом, то есть половина населения этой чертовой страны заводит шуры-муры.
Такие цифры ошеломляли.
Но еще более ошеломляло то, что среднестатистическая женщина, готовая погулять на стороне, налетела на среднестатистического мужчину из другой половины населения – которая не гуляет на стороне. «Так вроде и не бывает», – подумал Карелла. Но, оказывается, бывает. Сержант Джанет – как ее там – и детектив Стив Карелла оказываются в одной комнате, напоминающей ему монастырскую келью, головы их склонены, как в молитве, колени соприкасаются, а он, черт побери, ведет себя, словно дал обет безбрачия, да к тому же только что дар речи не потерял: «Извините, Джанет, извините, – жалкое бормотание, – право, мне очень неловко, Джанет», – словно четки перебирает или на ночь молится, а теперь возвращается домой и не может отвязаться от мысли о том, что упустил там, под бледно-оливковой юбкой, да и какие у нее губы, да какая грудь...
«Ладно, прекрати», – приказал себе Карелла.
И тут же переключившись на отчет Лемара, решил, что выводы доктора так же неутешительны, как и беглое свидание с Джанет. Как полицейский Карелла, разумеется, куда больше внимания уделил бы криминальным эпизодам, возникающим в больной памяти Джимми, но, наверное, психиатры работают иначе, наверное, их мало занимает истекающая кровью девушка, которую изнасиловали, а потом бросили на пустыре...
"Нашел ее там кто-нибудь?
Не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37