— Ее пальчики сплясали очередной танец на пупке, и она продолжала. — Джо однажды взбрело в голову стать моим любовником. Он из тех, кто считает себя абсолютно неотразимым! Ей-богу, это вовсе не так. Мы встретились с ним пару раз, но он приходил в ярость, даже когда кто-нибудь просто смотрел на меня. Я сказала, чтобы он вскрыл себе вены, если не может иначе. Тогда он дал волю рукам. Сказал, что не потерпит, чтобы я гуляла с кем-нибудь еще, кроме него. Стал корчить из себя такого отчаянного парня, знаете...
— Да. Только я не думаю, что просто корчил из себя, он действительно такой отчаянный тип!
— Да, он такой! И все равно он сделался совершенно невыносимым. Поэтому я сказала ему, что мы с ним — только партнеры по танцу, не больше. А если он будет приставать, я уйду из клуба и буду выступать одна. Тогда он немного утихомирился. И сегодня я согласилась прийти с ним только потому, что он обещал вести себя вежливо. К тому же мне не так часто приходится бывать на яхтах.
— И мне тоже. Значит, это он вас пригласил? Я хочу сказать, что приглашение вы получили от Наварро, а не от Госса?
— Ага. А кто такой Госс?
— Это владелец яхты. Я так слышал, но сам его не знаю.
Я описал ей трех остальных джентльменов, которых я видел в каюте на нижней палубе, но она сказала, что не знает ни одного из них.
Тут, с последним заключительным щелчком по животу и кульминационным движением плечами, наша беседа закончилась, потому что мы достигли причала и я помог Банни подняться на пирс. Мы пошли вдоль Зоны развлечений и аттракционов. Моя машина стояла на Пали-стрит, в самом конце Зоны.
Шагая рядом со мной, просунув мне руку под локоть, она сказала:
— Я все это время болтала. Теперь поболтайте вы немного. Так вы детектив, да?
— Угу.
— И вы в самом деле преследовали бандита, когда оставили меня в одиночестве? Это не было просто любовное свидание?
— Угу. Только я до сих пор точно не знаю, кого я преследовал. А что касается того, что я оставил вас в одиночестве, то в таком виде, в каком вы были, вас вряд ли устроила бы шумная компания.
Она засмеялась.
— Полагаю, что да! Это было бы слишком непривычно для меня. Я ведь до сих пор никогда еще не купалась голышом... — Она сделала паузу. — А вы?
— О, много раз! — бесшабашно сказал я.
— Один?
Я постарался переменить тему.
— Вы не рассказали мне, как вам удалось так напиться, что вы решили полезть в воду без купальника.
Она покрепче прижалась к моей руке.
— Когда мы с Джо пришли на яхту, кроме нас там больше никого не было. Ничего себе вечер, подумала я. Наверное, вытащат какие-нибудь модернистские гравюры и будут делать вид, будто восхищаются ими до упаду! Так я ему и сказала, что, мол, хочу отсюда уехать. Но он мне ответил, что вечер действительно будет очень интересный и веселый, только начнется он не раньше, как через час.
— О! Почему же вы явились так рано?
— Не знаю. Он ушел. Он просто бросил меня и ушел.
— Он объяснил — почему?
— Он сказал только, что ему надо кое за чем присмотреть. Мы шли беседуя, по Зоне отдыха Бальбоа. Справа от нас, за небольшим песчаным пляжем, поблескивала вода залива; колесо обозрения медленно вращалось слева. Карусели вертелись вовсю, наполняя воздух гудками. Какой-то мальчишка повис на шее черного деревянного жеребца и визжал еще противнее карусели. Немного поодаль молодая парочка забавлялась тем, что бросала бейсбольные мячи в жестяные молочные бутылки.
Неподалеку от нас несколько парней не старше двадцати лет глядели на нас, вернее, на Банни, на ее голые ножки под коротким пляжным халатиком. Было совершенно очевидно, что меня они даже не замечают. Двое из них издали протяжный глухой свист, когда мы проходили мимо.
Банни невозмутимо продолжала:
— Джо вел себя так, будто ему наплевать, чем я буду здесь заниматься: встал и ушел. Я сказала ему, что беру обратно свои слова насчет того, чтобы он вскрыл себе вены: с артериями получится быстрее. А он просто взял и ушел куда-то.
— Это, очевидно, и есть то, что Наварро подразумевает под понятием «вести себя вежливо».
— Ну вот, я, конечно, здорово разозлилась. Бар был уже открыт. Я заказала выпивку и села у стойки одна-одинешенька, и так мне себя вдруг жалко стало! Поэтому я заказала еще порцию, и вдруг мне пришло в голову, что неплохо бы сейчас поплавать. Просто импульсивно! Можете себе представить?
— Конечно! Я сам весь состою из импульсов!
— К тому времени уже достаточно стемнело. Я надела бикини, но потом подумала, какого черта! Почему бы мне не поплавать голышом? Я полагаю, что эту идею подсказало мне совершенно необычное ощущение того, что я нахожусь на борту шикарной яхты. И я подумала: «я ему покажу, этому гнусному типу Джо!» — она засмеялась. — Вместо этого я показала вам, не так ли? Ну вот, я поплавала немножко, и это было очень здорово, честное слово! Я никогда еще не испытывала такого чувства: быть совершенно голой, а вокруг никого, кроме темной воды! А потом вдруг появился катер с целой кучей гостей, и я сообразила, в каком положении я очутилась! Я не помню, была ли лестница на корме, когда я лезла в воду, или нет, но когда я подплыла к тому месту, ее там не было... Ну вот, я плавала и плавала вокруг, пока... Ну, остальное вам известно!
Мы подошли к Палм-стрит и свернули в сторону от залива. Банни тихо спросила:
— Как вы думаете, я очень плохо себя вела, Шелл?
Я обнял ее за талию и прижал к себе.
— Я думаю, вы прелесть, Банни!
Мы подошли к моей машине, я остановился и открыл дверцу для нее. У меня новенький «кадиллак» небесно-голубого цвета с сидениями, обтянутыми белой кожей. Банни заявила, что он совсем такой же, как яхта, которую мы только что покинули. Я предложил ей подняться на борт, и мы поехали к бульвару Бальбоа, поворачивающему прямо на Нью-Порт.
Банни сказала мне, что живет в Голливуде, а так как мои апартаменты расположены на Северном Россморе всего в нескольких минутах езды от Голливуда и Бэйна, то мы были практически соседями. Она также сообщила мне, что умирает от голода, поэтому мы сделали остановку у Верхмайра в Нью-Порте, чтобы проглотить пару бифштексов и полюбоваться сквозь большие стеклянные окна на гавань с кораблями, прежде чем выехать на шоссе Санта-Анна. По дороге мы болтали о всяких пустяках, наши лица обдувались свежим ветерком, и у нас рождались легкие счастливые мысли. Это была очень приятная поездка!
Банни Уэйд, несомненно, была живой, задорной и веселой хохотушкой, олицетворением женской прелести и обаяния. Но, несмотря на это, я несколько раз по дороге в город ловил себя на том, что думаю об Эллен Эмерсон. Не только потому, что она наняла меня, разговаривала со мной и исчезла, не сказав ни слова — хотя и это интриговало и тревожило меня в достаточной степени, — но также и потому, что в Эллен было нечто такое, что оставило в моей душе нечто, подобное теплому вину. Я вспомнил, что она стояла и смотрела на меня через площадку для танцев, высокая, стройная, темноволосая, и как она говорила со мной в полутемном проходе «Сринагара», и я снова видел эти большие индийские глаза, которые, казалось, светились изнутри нежным теплым светом.
Банни была меньше, плотнее, но обладала изумительной фигуркой и неисчерпаемым запасом веселья и задора. Эллен была более глубокой, внешне более чувственной, с более пышным бюстом и остальными формами. Банни напоминала мне солнечный лучик, бодрый и радостный, у Эллен было что-то от ночи с ее бархатной мягкостью: больше темноты и загадочности.
Мы оба, конечно, знали, где живет Банни, но она не выразила протеста, когда я повел машину по Бэну и Россмору к Спартанскому отелю, миновав Клинтон и ее улицу. Спартанский отель — это там, где живу я.
Я остановился у обочины тротуара перед зеленой лужайкой возле Уилширского загородного клуба, который расположен как раз напротив Спартанского отеля, и повернулся к Банни.
— Как насчет стаканчика перед сном?
— Ничего не имею против, только побольше, чтобы хватило до утра! — она лукаво посмотрела на меня и добавила: — Вы очень милый, Шелл! Я чувствую себя так... будто восходит солнце!
В этот момент я чувствовал себя точно так же. Ее прелестные губки раскрылись у самого моего лица, и я склонился к ней. Две гладкие белые ручки снова обвили мою шею, а ее губы прижались к моим. Кончиками пальцев она нежно гладила меня по щеке, затем одна рука соскользнула мне на грудь. Она должна была ощущать, как бьется мое сердце... Через некоторое время она оторвала губы, потерлась щекой о мою и прошептала почти неслышно:
— Так как же насчет стаканчика на сон грядущий? Этакого большого стаканчика?..
Я положил руку на ручку двери и взглянул на темный фасад отеля.
— Я приготовлю вам целую вазу... — начал я и замолк.
С того места, где мы остановились, через дорогу были видны окна моей спальни, расположенные на втором этаже, у самого угла здания. И мне показалось, будто там, за темными стеклами, мелькнул слабый огонек.
— Либо вы подожгли мне ресницы, — сказал я Банни, — либо происходит нечто еще более странное.
Когда я закончил это предложение, за окном что-то опять блеснуло. Это не был отчетливо видимый отблеск огня, скорее, это было едва заметное тусклое прерывистое мерцание, как если бы кто-то в моей комнате чиркал спичкой или зажигалкой. Но это значило, что там были люди. А присутствие людей в моей темной спальне в этот тихий предрассветный час могло означать только одно: ОПАСНОСТЬ!
Глава 5
— В чем дело? — спросила Банни.
— Не знаю. Наверное, мне показалось.
Поразмыслив несколько мгновений над странным феноменом в моей спальне, я обернулся к своей попутчице:
— Крошка, — сказал я, — вы получите свой большой стакан. Но пока подождите здесь. Оставайтесь в машине и никуда не уходите!
— Шелл, что случилось? — голос ее был слегка напряжен.
— Все в порядке, не волнуйтесь, я только схожу взглянуть и тотчас же вернусь обратно!
Я протиснулся мимо Банни, вышел из машины с ее стороны и без стука аккуратно прикрыл дверцу. Пройдя немного по темной Россмор-стрит, я очутился напротив входа в Спартанский отель. Прежде чем перейти на противоположную сторону улицы, я осмотрелся — нигде ничего подозрительного, ни людей, ни машин. Россмор-стрит была совершенно пустынной, как и обычно в это время суток.
Я пересек улицу и вошел в вестибюль отеля. Он был пуст, если не считать ночного дежурного, сидевшего за конторкой перед коммутатором. Я подошел к нему и спросил:
— Кто-нибудь заходил ко мне сегодня вечером?
Он взглянул на меня снизу вверх.
— Хм, Шелл! — затем он вытянул губы трубочкой и принялся оценивающе разглядывать мой белый смокинг и шикарный кушак. — Ага! Вы танцевали на улицах!
Я усмехнулся:
— Нет, просто очередной раут на яхте. Одна из моих старых привычек! Но серьезно: никто ко мне не заходил?
Он покачал головой.
— И вы никого не впускали в мою квартиру?
— Разумеется, нет! — он нахмурился. — А что? Случилось что-нибудь?
— Я еще сам не знаю. Вы можете выключить отсюда свет в коридоре на моем этаже?
— Конечно! — Он указал пальцем на рубильник.
— О'кей. Дайте мне минуту времени и затем выключите свет. Подождите еще полминуты и позвоните в мою комнату. Длинные звонки с короткими промежутками. Все ясно?
— Ну... ясно.
— Если кто-нибудь подойдет к телефону, скажите, что меня вызывает междугородная. К тому времени это уже не будет иметь значения.
Он был озадачен, но сказал, что выполнит все в точности. Я взял у него ключ, поднялся на второй этаж и направился по коридору к моему номеру, бесшумно ступая по мягкому ковру. Не доходя до двери, я остановился и подождал, держа ключ в руке. Через пару секунд свет в коридоре погас, и я подошел к двери вплотную.
Кто бы там ни был внутри, он мог, конечно, обратить внимание на исчезновение полоски света, пробивающегося из коридора в щель под дверью, но зато теперь он не увидит тень от моих ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36