А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

– То, что на вас надето, стоило вам у “Барниз” три-четыре сотни долларов. Я продам вам за эту цену в три раза лучший костюм.
Биверс неожиданно остановился, и выражение крайнего изумления, которое увидели друзья на его лице, было рождественским подарком даже для Майкла Пула, привыкшего видеть Гарри невозмутимым в любой ситуации, не говоря уже о Коноре.
– Вы будете выглядеть как Сивил Роу. – Сам портной был маленьким китайцем лет пятидесяти в белой рубашке и черных брюках. – Я продам вам за триста семьдесят пять долларов костюм, который стоит шестьсот пятьдесят. Закупочная цена пятьсот. Я скидываю для вас четверть. Триста семьдесят пять долларов – всего парочка хороших обедов в “Четырех Временах Года”. Вы ведь адвокат? Вы предстанете перед Верховным судом, и вы не просто выиграете дело, судьи забудут о деле, они будут спрашивать вас: “Где вы достали этот костюм? Должно быть, у Винг Чонга, в “Просперити Тэйлорз”.
– Я не хочу покупать костюм. – Теперь у Биверса был какой-то хитрый вид.
– Вам необходим костюм.
Биверс выхватил из кармана фотоаппарат и быстро щелкнул им несколько раз, прицелившись в маленького китайца будто из пистолета. Тот, ухмыляясь, позировал ему.
– Почему бы вам не пристать к одному из этих парней? Или еще лучше – вернуться в свой магазин?
– Самые низкие цены, – произнес портной, которого теперь уже просто распирало от сдерживаемого веселья. – Триста пятьдесят долларов. Если я сбавлю еще, мне нечем будет заплатить аренду. Если сбавлю еще, дети будут голодать.
Биверс убрал фотоаппарат обратно в карман и повернулся к Майклу с видом животного, угодившего в капкан.
– Этот человек знает все на свете, может быть, он знает и Андерхилла? – сказал Майкл.
– Покажи ему фотографию.
Майкл вынул конверт с фотографиями.
– Мы полицейские из Нью-Йорка, – сказал Биверс.
– Вы адвокат, – возразил китаец.
– Нам интересно, не видели ли вы когда-нибудь этого человека? Майкл, покажи ему фотографию.
Майкл достал из конверта один из снимков и сунул его под нос назойливому портному.
– Вы знаете этого человека? – вопрошал Биверс. – Видели его когда-нибудь раньше?
– Я никогда не видел раньше этого человека, – ответил портной. – Было бы большой честью повстречать этого человека, но он не смог бы позволить себе купить костюм даже по самой бросовой цене.
– Почему? – спросил Майкл.
– Выгладит слишком артистично.
Майкл улыбнулся и стал засовывать фотографии обратно, как вдруг китаец протянул руку и схватил один из снимков.
– Дадите мне фото? У вас ведь еще много.
– Он врет, – сказал Биверс. – Ты врешь. Где этот человек? Ты можешь отвести нас к нему?
– Фотография знаменитости, – сказал портной.
– Он просто хочет иметь его фото, – пояснил Майкл Биверсу. Конор хлопнул портного по спине и весело рассмеялся.
– Что ты хочешь этим сказать – просто хочет иметь фото?
– Повесить на стенку, – пояснил портной.
Майкл дал ему фотографию.
Китаец засунул ее под мышку и с улыбкой поклонился:
– Большое вам спасибо.
Затем он повернулся и по широкой аллее направился обратно к ателье. Навстречу друзьям под густыми кронами деревьев двигались хорошо одетые китайцы и китаянки. На мужчинах были в основном темно-синие костюмы, аккуратные неброские галстуки, темные очки, и все они напоминали банкира, изображенного на плакате. Женщины были худенькими и симпатичными, в красивых разноцветных платьях. Пул вдруг осознал, что они трое – он, Биверс и Конор – были здесь национальным меньшинством. В конце аллеи, около плаката с охваченным пламенем и окруженным врагами Чаком Норрисом прогуливалась, праздно глазея на витрины, молоденькая китаянка. На ней была, должно быть, школьная форма – белая шляпа с широкими полями, длинная белая блуза с черным галстуком, широкая черная юбка. Затем показалась целая стайка девочек в такой же форме, напоминавшая выводок утят.
На другой стороне улицы, радом с плакатом, рекламирующим “Макдональдс”, висел небольшой квадратный знак, советующий прохожим: “Говорите на мандаринском наречии – этим вы помогаете своему правительству”. Пул почувствовал в воздухе запах духов, как будто рядом вдруг неожиданно расцвел диковинный тропический цветок. И еще он почувствовал себя беспричинно счастливым.
– Раз мы собираемся искать Буги-стрит, о которой любил говорить Тим, почему бы нам не взять такси, – сказал Пул. – Здесь цивилизованная страна.
2
Измученный воспоминаниями, преследовавшими его и во сне, Тино Пумо проснулся, как ему показалось, в полной темноте. Сердце его громко билось. Вполне возможно, что он плакал или хотя бы вскрикивал во сне перед тем, как проснуться, но Мэгги продолжала спокойно спать радом. Пумо поднял руку и посмотрел на светящиеся стрелки часов. Три пятнадцать.
Тино понял, что было украдено с его стола; и если бы Дракула не поменяла вещи местами, он заметил бы это немедленно; а будь следующие два дня обычными рабочими днями, он бы обнаружил пропажу, как только уселся за стол. Но эти два дня были далеки от нормальной работы как ничто на этом свете – почти полдня Тино приходилось проводить внизу со строителями, подрядчиками, плотниками и дезинфекторами. В конце концов им, видимо, удалось избавить кухню “Сайгона” от вредителей, но дезинфектор до сих пор пребывал в состоянии, близком к легкому шоку, от количества, разнообразия видов и живучести насекомых, которых ему пришлось истребить. Несколько часов приходилось тратить на то, чтобы убедить Молли Уитт, его архитектора, в том, что она проектирует кухню и столовую, а не лабораторию для научных исследований. Остальное время Тино проводил с Мэгги, рассказывая о себе. Он поведал девушке о себе столько, сколько не удалось узнать никому за всю его жизнь.
У Пумо было ощущение, что девушка открыла замок комнаты, где он был заперт, причем всего за пару дней до того, как она это сделала, Тино даже не подозревал, что сидит взаперти.
Сейчас Тино постепенно начинал осознавать, что эта стеснявшая его оболочка образовалась еще во Вьетнаме. Пумо было немножко стыдно – Дракула перепугала его до смерти, воскресив все те неприятные чувства, которые он снял вместе с военной формой, как считал Тино, испытывая при этом гордость и довольство собой. Пумо убедил себя в том, что кто угодно, только не он, мог позволить Вьетнаму оставить в душе след на всю жизнь. До сих пор он поддерживал в себе чувство, что все случившееся тогда было теперь далеко-далеко. Он оставил армию, и жизнь потекла своим чередом. Как практически любой ветеран, Пумо прошел через такой период своей жизни, когда ему казалось, что он полностью потерял ориентацию и все, что происходит на свете, происходит не вокруг него, а где-то там, в стороне. Но это ощущение прошло примерно шесть лет назад, когда он приобрел “Сайгон”. Да, правда, он продолжал свое путешествие от женщины к женщине, причем женщины становились все моложе, вернее, они оставались в том же возрасте – это Пумо становился старше. Он влюблялся в их губы, в их руки, в волосы внизу живота, в бедра, в то, как падали на лоб их волосы, и в то, как они смотрели на него своими огромными глазами. Теперь Тино понял, что до того момента, когда Мэгги Ла овладела им целиком и полностью, он влюблялся обычно в какую-нибудь часть женщины, а не в саму женщину.
– Ты действительно считаешь, что существует какой-то момент, когда кончается тогда и начинается сейчас? — спрашивала его Мэгги. – Неужели ты не понимаешь в глубине души, что те вещи, которые случаются с человеком, никогда не перестают иметь на него влияние?
Пумо пришло как-то в голову, что Мэгги смотрит на мир именно так, потому что она китаянка, но он ничего не сказал по этому поводу.
– Никто не может уйти от прошлого так, как тебе кажется, что ты ушел от Вьетнама, – говорила Мэгги Ла. – Ты видел каждый день, как убивают твоих друзей, а ведь ты был еще мальчиком. Теперь же, после того как тебя слегка поколотили, ты боишься лифтов, метро, темных улиц и Бог знает чего еще. Не кажется ли тебе, что между этим существует какая-то связь?
– Пожалуй, – соглашался с ней Тино. – Но откуда это известно тебе, Мэгги?
– Это известно всем, Тино. Всем, кроме удивительно большого количества американцев среднего возраста, которые действительно верят, что можно начать жизнь сначала, что прошлое умирает, а будущее начинается с чистого листа, и все они считают, что такие представления о жизни высоконравственны.
Сейчас Пумо осторожно выбрался из постели. Мэгги не шевельнулась, она дышала ровно и спокойно. Тино необходимо было еще раз взглянуть на свой стол, проверить, правильно ли он догадался, что было украдено. Сердце Пумо все еще учащенно билось, и звук собственного дыхания казался ему слишком громким. Он осторожно двигался в темноте через спальню. Когда он положил руку на дверную ручку, его посетило видение Дракулы, стоящей по ту сторону двери. На лбу Пумо выступил пот.
– Тино, – послышался из спальни звенящий голосок Мэгги Ла. Пумо стоял в начале длинного темного коридора – как будто Мэгги помогла прогнать призрак.
– Я знаю, что исчезло, – сказал он. – Мне необходимо проверить. Извини, что разбудил тебя.
– Ничего, – ответила Мэгги.
В голове Пумо, казалось, что-то стучало, колени до сих пор немного дрожали. Но если он простоит здесь еще несколько секунд, Мэгги решит, что что-то не в порядке и, чего доброго, вскочит с постели, чтобы бежать ему на помощь. Пумо прошел по коридору к гостиной, нащупал шнур выключателя и включил верхний свет. Как и любая комната, где бываешь в основном днем, теперь, при искусственном освещении, гостиная имела чуть зловещий вид, как будто каждый предмет был заменен копией. Тино прошел через комнату, поднялся на платформу и уселся за стол.
Того, что он искал, действительно не было. Пумо посмотрел под телефоном, под автоответчиком. Он подвинул чековые книжки, поднял стопки рецептов и накладных. Посмотрел за футляром с эластичными бинтами, под коробочкой с бумажными салфетками. Ничего. Этого нельзя было обнаружить ни за баночками с витаминами, ни за электроточилкой, ни за двумя коробочками карандашей, стоящими рядом. Тино был прав: этого здесь не было. Это было украдено.
Чтобы убедиться наверняка, Пумо заглянул под стол, перевернул крышку и посмотрел под ней, а потом перерыл корзину для бумаг. Там была куча скомканных бумажных салфеток, старая копия “Виллидж Войс”, кусок оберточной бумаги, письма с просьбой о помощи из разнообразных благотворительных организаций, товарные чеки из бакалеи, несколько нераспечатанных конвертов, объявляющих получившему их, что он уже выиграл главный приз, кусочек ваты и пробка от баночки витаминов.
Скрючившись над корзиной, Пумо поднял глаза и увидел Мэгги, стоявшую в дверном пролете. Руки девушки безвольно висели по бокам, на лице было такое выражение, будто Мэгги еще спит.
– Я знаю, я выгляжу сумасшедшим, – сказал Пумо. – Но я был прав.
– Так чего же не хватает?
– Сейчас скажу, дай мне только несколько секунд подумать.
– Все так плохо?
– Пока не пойму. – Тино встал. Он чувствовал усталость во всем теле, но не в голове. Спустившись с платформы, он подошел к Мэгги.
– Ничего плохого, я уверена, – произнесла девушка.
– Я как раз думал об одном парне. Его звали М.О.Денглер.
– Это тот, который умер в Бангкоке?
Пумо протянул свою руку, взял руку Мэгги и развернул ее, как разворачивают поднятый с земли осенний лист. Когда он вот так смотрел на ее руку, она вовсе не выглядела узловатой. Ладошку пересекало множество линий. Пальцы были маленькими и изящными, не толще сигареты.
– Бангкок не лучшее место, где можно было умереть, – сказала Мэгги. – Я ненавижу Бангкок.
– Я и не знал, что ты бывала там. – Пумо перевернул ладонь девушки. Ладошка была почти розовой, тыльная же ее сторона – того же золотистого цвета, что и все тело Мэгги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100