– У тебя дома холодильник есть? – поинтересовался Аверкин, отпуская ручник и включая передачу. – Как вернешься, непременно поупражняйся в закрывании дверцы. Когда научишься, позвони мне, я у тебя зачет приму.
– Дурацкая шутка, – проворчал Ремизов, снимая шляпу и приглаживая ладонью русые, уже заметно поредевшие волосы. – И к тому же не твоя. Куда ты меня везешь?
– Подальше от твоего корыта с думскими номерами, – ответил Аверкин. – Ты бы еще эскорт на бэтээрах прихватил для пущей секретности. Черт тебя знает, Витек, чем ты думаешь. Мы, по-твоему, в подкидного дурака играем, что ли?
– Оставь свои нотации для своих мордоворотов, – огрызнулся Ремизов. – Привез?
– Я-то привез, – с уклончивой интонацией ответил Аверкин, – но ты все же послушай. Моим, как ты выразился, мордоворотам такие нотации читать бесполезно, потому что они так не лажаются. Если ты такой умный, так и делал бы все сам. А если сам не можешь и доверил это дело мне, так будь добр не мешай мне вытаскивать твою задницу из дерьма.
– Между «не можешь» и «не хочешь» есть разница, – надменно заметил Ремизов, – и притом существенная. С какой это радости я стану мараться, когда у меня есть ты?
Он вынул из кармана сигарету и принялся чиркать зажигалкой, высекая огонь. Аверкин хладнокровно подождал, пока он закурит и уберет руки от лица, оторвал от руля правую ладонь и тыльной стороной этой ладони вмазал Ремизову по губам, расплющив заодно сигарету.
Удар был не сильный, но довольно болезненный. Ремизов качнулся назад, стукнувшись затылком о подголовник, прижал ладони ко рту, а потом захлопал ими по коленям, гася рассыпавшиеся угольки. Краем глаза Аверкин заметил, что рот у него в размазанной крови, и брезгливо вытер ладонь о штанину.
– Ты чего?! – немного придя в себя, взвизгнул Ремизов. – Ты что делаешь, паскуда бритоголовая, скинхэд великовозрастный, фашистюга! Ты мне губу разбил!
– Утрись, – сказал ему Аверкин и остановил машину. До ближайшего фонаря отсюда было метров пятьдесят, и, чтобы окончательно раствориться в темноте, он заглушил двигатель и погасил габаритные огни. – Утрись и заткнись, не то я тебя заткну. Я тебе не холуй, запомни это раз и навсегда. Никогда им не был, а уж теперь-то и подавно. Понял?
– Понял, – промычал Ремизов сквозь прижатый к губам носовой платок.
– Запомнил?
– Запомнил.
– Тогда гони мою расписку.
Ремизов оторвал от губ носовой платок и посмотрел на него. Платок был покрыт смазанными пятнами, которые в слабом свете далекого ртутного фонаря казались черными, как мазут.
– Сначала доску, – сказал он.
Голос у него слегка подрагивал от страха, но держался он все равно нагло – видно, решил быть твердым до конца, характер решил продемонстрировать, сволочь такая. Чтобы убедить его в ошибочности такого решения, Аверкин вынул из-под полы кожанки старую добрую «тэтэшку» и ткнул ее стволом в пухлую щеку собеседника.
– Вот интересно, – рассудительно произнес он, взводя большим пальцем курок, – что мне мешает прямо сейчас снести тебе башку? Ведь мешает же что-то…
А, знаю! Салон пачкать неохота. Ну-ка открой дверцу!
Дверь открой, я сказал!!!
Ремизов вдруг звонко, явно непроизвольно икнул и начал шарить дрожащей рукой справа от себя, пытаясь нащупать дверную ручку.
– Шутка, – сказал Аверкин и убрал пистолет. – Но шутка с намеком. Давай расписку, Витек.
– Какая же ты все-таки тварь, – не пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе, плаксиво проныл Ремизов. – А еще друг называется!
– В бизнесе друзей не бывает, – заново раскуривая потухшую было сигарету, напомнил ему Аверкин. – Ты же сам мне это заявил, помнишь? Неужто забыл? Странно, а я вот помню. Я, Витя, ничего не забываю. Расписку мою отдай.., пожалуйста.
– Я отдам, а ты меня замочишь, в кусты выбросишь и уедешь, – блеснул прозорливостью Ремизов.
– Хочется, – признался Аверкин. – Ну просто сил нет, как хочется! Но я ведь не маньяк, чтобы лишнюю мокруху просто так, от нечего делать, себе на шею вешать. Я, Витя, человек разумный и никого за здорово живешь не убиваю. Да и доска твоя мне без надобности.
Продать я ее не смогу, это не паленая тачка, не ствол и не кило героина. Да и ты, сколько бы ни пыжился, наверное, не сможешь. Не надо было ее брать, Витя. Такими делами, чтоб ты знал, ФСБ занимается, а им палец в рот не клади.
– А раньше ты где был с этими разговорами? С чего это ты вдруг так резко поумнел?
– Раньше я не знал, о чем речь, а теперь знаю. Интернет – штука полезная, оттуда что хочешь можно выудить. Ну-ну, не дергайся. Уговор дороже денег. Я не ты, цену набивать не стану, хотя и мог бы, заметь. Я просто говорю: сдержи свое слово, Витя, верни мою расписку.
– А ты?
– А я свое сдержал, хотя это оказалось сложнее, чем ты расписывал. Ну, давай, давай, не тяни, а то ты, я вижу, трепаться любишь, как настоящий депутат.
Что-то неразборчиво шипя сквозь зубы. Ремизов полез во внутренний карман пальто, вынул оттуда сложенный вчетверо лист плотной бумаги и отдал Аверкину.
Аверкин чем-то щелкнул, и под потолком салона зажегся тусклый плафон. Александр Александрович расправил бумагу на руле, внимательно прочел от начала до конца и придирчиво осмотрел печать нотариуса. Ремизов презрительно фыркнул, но Аверкин спокойно довел осмотр до конца и лишь после этого удовлетворенно кивнул: бумага точно была та самая, которую он подписал пять лет назад, – проклятая бумаженция, на пять долгих лет загнавшая его в кабалу к этому мордатому ничтожеству.
Аверкин вынул из кармана своей потертой кожанки тусклую металлическую зажигалку, со звонким щелчком откинул крышку, чиркнул колесиком и погрузил уголок расписки в ровный бензиновый огонек. Плотная бумага неохотно занялась, потом огонь набрал силу и пополз вверх, одну за другой пожирая строчки. Аверкин выставил руку с горящей распиской в окно и, невозмутимо попыхивая сигаретой, смотрел, как его тридцатитысячный долг обращается в пепел.
История этого долга была проста до банальности. Вернувшийся с войны майор спецназа Александр Аверкин, орденоносец, бывший командир разведроты, бывший краповый берет, а отныне инвалид второй группы, непригодный к несению строевой службы, не захотел вести уготованное ему судьбой полунищее существование. С головой уходить в криминал он не захотел тоже, хотя такие предложения ему в ту пору поступали в большом количестве.
Но майор Аверкин знал, что у киллеров и бригадиров короткий век, а ему вдруг захотелось пожить, и пожить по-человечески. Такая вот странная фантазия посетила бывшего крапового берета, и ему казалось, что он знает, как воплотить ее в жизнь.
Идея была простая: собрать для начала хотя бы человек десять таких же, как он, осколков войны – сравнительно молодых, обладающих боевым опытом, натренированных, отчаянных, никого и ничего не боящихся – и сколотить профессиональное охранное агентство с широким перечнем услуг и высочайшим уровнем конфиденциальности. Судя по тому бедламу, который творился в Москве, спрос на подобные услуги должен в ближайшее время достигнуть заоблачных высот.
В принципе, так оно и оказалось, да и с поиском сотрудников проблем не возникло: прошедших Чечню солдат и офицеров в Москве было более чем достаточно.
Ими можно было укомплектовать хоть полк, хоть дивизию, а не то что скромное охранное агентство. Проблема была в другом: клиент пошел какой-то разборчивый, юридически подкованный, каждый настаивал на заключении договора по всем правилам, и каждый требовал предъявить документы – не паспорт или пенсионное удостоверение, а лицензию на право оказания охранных услуг. А вот с лицензией возникли проблемы, которые даже несгибаемый майор Аверкин чуть было не признал неразрешимыми. Лицензию ему не давали, ссылаясь при этом на всевозможную чепуху – от несовершенства законодательно-правовой базы до отсутствия потребных бланков включительно. Прошла не одна неделя, прежде чем майор Аверкин понял, что из него попросту вымогают взятку, и притом в особо крупных размерах. Он знал, конечно, что так бывает – слышал по радио, по телевизору видал, да и опытные люди о том же говорили, – но даже представить себе не мог, что так бывает ВСЕГДА, что это – неотъемлемая часть системы. Ему казалось почему-то, что, поскольку лично он, майор Аверкин, не затевает ничего противозаконного, то и проблем с оформлением лицензии у него не возникнет – по крайней мере, таких больших. К тому же лицензия сама по себе стоила немало; речь шла о суммах, для военного пенсионера Аверкина попросту немыслимых, запредельных, и он почти махнул рукой на свою глупую, как выяснилось, затею, когда совершенно случайно наткнулся в городе на Виктора Ремизова, с которым в незапамятные времена десять лет просидел за одной партой.
Правда, большими друзьями они никогда не были, и случалось, что физически крепкий Санька Аверкин поколачивал толстяка Ремизова, тыкал его мордой в какую-нибудь лужу и вообще не давал прохода. Ну, так когда это было! Кто старое помянет, тому глаз вон, и встреча одноклассников прошла на самом высоком уровне – как говорится, в теплой, дружественной обстановке.
За второй бутылкой коньяка Аверкин поведал Ремизову о своих затруднениях. Ремизов отреагировал странно – он расхохотался и хохотал так долго, что майор даже немного струхнул: а не сошел ли его приятель ненароком с ума? Впрочем, насмеявшись вдоволь, Ремизов заявил, что это он, Александр Аверкин, псих ненормальный, раз затеял такое безнадежное дело, не имея ни денег, ни связей – ничего не имея, кроме умения бить морды, каковое в данном случае ничего не решает. Сказано все это было таким тоном, что становилось ясно: в отличие от Аверкина, у Виктора Павловича Ремизова имеется все перечисленное плюс еще многое другое.
Словом, они договорились. Ремизов ссудил Аверкину начальный капитал – под нотариально заверенную расписку, естественно, – и поделился с ним кое-какими связями – в частности, свел его с парой чиновников, а заодно и с представителями «крыши». Через месяц после той исторической встречи ЧОП «Кираса» приняло свой первый заказ; через полгода Аверкин окончательно разобрался с «крышей». О том, как он с ней разбирался, можно было бы написать роман; было сломано немало костей, пролито немало крови, а кое-кто даже умер, не дожив до окончательной победы. Среди всего прочего взорвались четыре машины вместе с их владельцами, и никто не мог с уверенностью сказать, почему это произошло. Многие подозревали Аверкина, но объявить открытую войну организованному им сообществу ветеранов спецназа так никто и не отважился. Мало-помалу все наладилось, Аверкин начал получать стабильную прибыль и уже готовился досрочно вернуть Ремизову долг вместе с набежавшими процентами, когда грянул август девяносто восьмого, и бывший майор остался, что называется, с голой ж.., на морозе.
Вот тогда-то и прозвучала историческая фраза:
«В бизнесе друзей не бывает». Произнес ее, само собой, не Аверкин, а Ремизов, и именно в тот момент бывший майор подумал, что друг Витюша, похоже, забыл далеко не все детские обиды. Это был день, когда Александр Аверкин избавился от последних иллюзий; за ним последовало еще много дней и ночей, когда он, стиснув зубы, боролся за выживание – прямо как встарь, в перепаханном бомбами Грозном, только на ином, чуть более интеллектуальном уровне. Ремизов, чьи деньги в полной безопасности лежали в оффшорном банке, от дефолта не пострадал и согласился дать старому приятелю отсрочку, не забыв при этом вдвое увеличить процентную ставку. Аверкин попал в самую настоящую кабалу: теперь львиная доля его доходов ежемесячно уходила Ремизову в счет процентов.
В ту пору, помнится, Сан Саныч страстно мечтал пришить двух человек: Ремизова и Кириенко. Но маленький премьер, прозванный в народе «Киндер-сюрпризом», был недосягаем, а Ремизов, эта скользкая сволочь, хорошо позаботился о собственной безопасности, поместив расписку Аверкина в банковский сейф вместе с пояснением:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56