Я тогда посмотрел по сторонам, чтобы понять, есть ли там другие машины или люди, к которым, в случае чего, можно было обратиться за помощью.
КПП находился на дороге в небольшом городке, и вокруг стояли люди – не понятно, наши или кубинцы. Похоже, они тоже ждали этих шишек. Несколько человек разговаривали метрах в пяти от нас. Один из них, который сначала стоял спиной, видимо, пошутил – остальные разом засмеялись. Потом этот человек обернулся. Я запомнил его, потому что другие, судя по лицам и одежде, были русские, а он на своего похож не был. У него была та же, что и теперь, курчавая борода, только еще совсем черная, те же курчавые волосы, тот же вид западного интеллектуала и взгляд свободного человека. Я даже подумал тогда, что, возможно, и остальные не были русскими. Короче, я запомнил его из-за этого несоответствия между ним и теми – при том, что все они были вместе.
Нас выпустили, и мы домчались до ближайшего госпиталя, где Карлито чем-то помазали ногу и дали таблетку. Через день он уже позабыл свое злоключение, а я, разумеется, больше не вспоминал случайно увиденное лицо. До того самого обеда на Рыбацкой пристани.
Вспоминая всё это, я незаметно для себя расправился с ужином. Васаби – это, кто не знает, такой ядреный зеленый хрен – мне принесли столько, что даже оставалось. Я усмехнулся, вспомнив недавнюю любительницу горького в пабе. Потом рассчитался и вышел на улицу – мне пора было заступать на свой пост. Но в «Феникс» я не попал.
Виной тому был почтенного возраста и вида господин в строгом сером костюме, голубой рубашке и ярком желтом галстуке – сочетание, которое уже несколько лет считается признаком хорошего вкуса. Он шел навстречу мне, как ходят глубокие старики: маленькими шажками и едва отрывая ноги от тротуара. Но это всё было не важно. У него в петлице был свежий темно-красный бутончик розы.
Я не задумывался об этом – какая-то операция молниеносно и помимо воли произошла у меня в мозгу. Я вдруг понял, куда Штайнер спрятал контейнер.
12
В «Клюни» моему приходу специально не обрадовались, но и не удивились. За стойкой вместо француженки с лицом, раскрашенным всеми цветами солнечного спектра, снова сидел вчерашний африканец. Они, видимо, менялись: днем – женщина, ночью – мужчина. А было уже около десяти – за окном густеющие на глазах сумерки отливали розоватым светом фонарей.
– Что-нибудь забыли, месье? – спросил портье.
Я действительно чуть не забыл отклеить усы и брови перед своим появлением здесь, но счел эту деталь недостаточно существенной, чтобы поделиться ею.
– Нет-нет! Просто моя поездка в Японию откладывается, и я остался у вас еще на одну ночь.
Я наклонился к портье и заговорщицким тоном, понизив голос, добавил:
– В 404-м. Других номеров не было.
Портье понимающе закивал.
– Но там же всё в порядке?
– Конечно, конечно.
Я вытер пот со лба. С тех пор, как я стал подозревать Николая, я всё время потел.
Со мной так бывает. Например, я с молодых лет любил обедать с пивом. А потом возвращался к работе, и выпитая кружка, а то и две мне никак не мешали. Но однажды кто-то меня спросил: «Слушай, как ты можешь пить пиво на обед? Ведь потом же в сон клонит!» И всё – с того дня и по сю пору после пива мне всегда хочется спать. Я уже давно никогда не пью пива, когда я за рулем – в тех странах, где это позволяется, например, в Германии, – и если вдруг позволяю себе днем, обязательно пью кофе, чтобы не засыпать. Кстати, сейчас это был хороший предлог.
– С обеда в бегах, – пожаловался я. – Я могу выпить у вас кофе? А потом уже в душ.
– Разумеется, сейчас я вам приготовлю!
– Большую чашку, с сахаром и сливками.
– Сию минуту!
Портье скрылся на кухоньке, а я прошел в салон, как я и надеялся, совершенно пустой. Лишь из-за фикусового деревца в углу на меня смотрел смазливенький деревянный мальчик со скрипкой в руке. Я уселся в кресло, в котором умер Штайнер, и лениво взял с консоли какой-то журнал с телепрограммой месячной давности. Первая часть плана прошла успешно.
Кофеварка перестала жужжать, и через несколько секунд африканец принес мне на подносе дымящуюся чашку, а на отдельном блюдечке – длинные пакетики с сахаром и сливки в пластмассовой упаковке.
– Сколько с меня? – спросил я.
– Ну что вы! Вы – наш старый клиент.
– Спасибо! Я теперь буду постоянным.
Озарение, которое я испытал при встрече со старичком с розой в петличке, состояло в следующем. Когда вчера полицейский показал мне Штайнера… Я вдруг задумался: вчера? События той ночи казались мне уже недельной давности, так много всего произошло с тех пор. Но нет! Это было даже не вчера, а сегодня! Точно – сегодня где-то в два ночи тело Штайнера лежало вон там в пластмассовом чехле.
Так вот, когда чехол расстегнули, чтобы показать мне умершего, меня поразил цветок у него в петлице – двойная веточка мелкой красной герани. Я удивился, но тогда не придал этому особого значения – мало ли какие причуды у немцев? Сегодня утром за завтраком в этом салоне мои глаза увидели, но мозг не отметил и второй элемент этой головоломки. А именно, длинный лоток из черной пластмассы с тремя посаженными в землю кустами герани, который сейчас был у меня за спиной, как вчера вечером он был за спиной у Штайнера, а сегодня утром – позади двух американских нимфеток со своею наставницей. И вот только что почтенный господин с розой в бутоньерке, который сам рассыпался на части, вдруг соединил эти элементы головоломки в единую картину.
Я аккуратно высыпал в кофе два пакетика сахара, вылил сливки и лениво повернул голову к цветочному лотку. Мое первое предположение подтвердилось – у центрального куста один из стеблей с цветами был отломлен.
Портье от меня отделяла перегородка. Теперь, когда он снова сел, она скрывала его полностью. В салоне я был совершенно один и мог действовать смело. Я уселся вполоборота в своем кресле и запустил в лоток два пальца левой руки – самых длинных, указательный и средний.
Цветы давно не поливали – земля была сухой и между комом и стенкой горшка образовалась щель. Я вытянул голову и заглянул в нее – мне показалось, в щели белел какой-то предмет, типа монетки. Я попробовал отломить край кома. Земля была торфянистая: она крошилась, но по мере того, как я расширял щель, монетка только всё ниже опускалась в горшок. Чем-то нужно зацепить ее! Ручка у меня «монблан» – толстая такая, как торпеда. Не годится! А, вот что! Ложка, которой я размешивал сахар, была идеальным орудием. Я стал елозить в щели черенком, но монетка всё равно ускользала от меня.
Я так увлекся, что позабыл, что я был не один. И когда вдруг поднял голову, на меня из-за перегородки смотрели выпученные глаза портье.
– Что… Что вы делаете, месье? – наконец, вымолвил он.
– Земля совсем сухая! – обезоруживающе улыбнулся ему я. – Цветы надо срочно полить – послушайте совет специалиста.
– Нет, что вы там ищете? – высоким голосом крикнул негр. Он действительно был испуган. – Тот человек сидел как раз здесь! Я… Я звоню в полицию!
Ну, вот что я должен был делать? Скажите, что? Наброситься на портье, стукнуть его чем-нибудь тяжелым по голове и бежать? Негр, даже если я и знал уже, что он трусоват, был намного здоровее и моложе меня. В любом случае, времени на раздумья у меня не оставалось.
Я вскочил с кресла, одним прыжком оказался у стойки, схватил телефонный аппарат и рывком вырвал шнур.
– Послушай, парень, – зловеще прошептал я, почему-то переходя на ты. То ли в вопросах жизни и смерти галантность неуместна, то ли просто плохие ребята, а я сейчас хотел казаться таким, чужды всякому политесу. – Ты мне симпатичен, и я не хотел бы причинять тебе зла. Но ты можешь заставить меня это сделать.
Я сунул правую руку в карман пиджака и выставил вперед указательный палец. Снаружи это могло выглядеть как ствол небольшого пистолета – по крайней мере, я так надеялся.
– Делай, как я скажу, и всё будет хорошо! Медленно встань и выйди из-за стойки. Вот так, давай, давай!
Я надеялся, что у него под столом не было кнопки секретной сигнализации или хотя бы что он не успел ее нажать.
Я взял на себя роль негодяя, африканец принял роль жертвы. Он даже, выходя из-за стойки, по собственной инициативе поднял руки – видимо, так он видел в кино. Он действительно был здоровым малым, но руки у него дрожали.
– Месье, вы только не стреляйте! – повторял он. – Вы только не стреляйте, я никому ничего не скажу.
– Иди сядь вон туда! – я мотнул головой на дальний угол салона.
Внизу послышались голоса. Я уже говорил, стойка портье была на втором этаже, и с улицы нужно было подняться один пролет отделанной мрамором винтовой лестницы. Делать мне было нечего. Я подошел к цветочному лотку, снял его с подоконника и вывалил его содержимое прямо на пол в середине салона. Блеснула монетка, и я быстро подобрал ее. Я был прав – это была не монетка. Однако рассматривать ее мне было некогда.
– Для вашей же безопасности будет лучше, если вы ничего не запомните, – вежливо сказал я негру.
Я опять перешел на вы – ситуация возвращалась в норму.
Негр приложил палец к губам.
– Я буду нем, как рыба! Поверьте, месье!
Я ему, разумеется, не поверил. С лестницы на площадку заходило, судя по лающей интонации и раскатам грассированного «р-р-р» трое голландцев: мужчина и две женщины. Я, вежливо улыбаясь, дал им зайти и быстро, через две ступеньки, скатился на площадку первого этажа.
Меня встретила волна тяжелого, теплого, полного густых запахов воздуха – так бывает, когда проходишь мимо вентиляционной трубы большого ресторана. Явно приближалась гроза. Уже было совсем темно, и по бульвару Сен-Мишель фланировали туристы, чтобы растрястись после ужина.
Путь к отступлению у меня был продуман еще во время моего первого появления в «Клюни». Слева за зданием отеля был подземный вход в метро и на линию пригородной электрички RER, которая, кстати – это я про варианты отступления, – ехала как раз до аэропорта Шарля де Голля. Эти тридцать метров я преодолел быстрым шагом, лавируя между прохожими и мысленно сдерживая себя, чтобы не побежать. Потом через ступеньку скатился по лестнице, что выглядит вполне естественно, и, толкнув тяжелую застекленную дверь, оказался в холле станции. Я купил билет на метро и спустился на перрон.
Мне повезло: поезд пришел даже раньше, чем сердце перестало рваться у меня из груди.
13
Я проверялся особенно тщательно. На ближайшей станции – остров Ситэ – перешел в соседний вагон, а выйдя на следующей – Шатле – долго блуждал по лабиринту подземных переходов, прежде чем сел на свою линию в сторону Триумфальной арки. В вагоне была лишь группа туристов, уткнувшихся в схему метро, да несколько достойных представителей Третьего мира разных цветов кожи, дремлющих в одиночестве. Я устроился напротив расположившейся на двух сиденьях матроны в хиджабе и достал из кармана свой трофей.
Контейнер был похож на десятицентовую монету: тоже белого металла, но матовый и раза в четыре толще. На нем не было никаких надписей, только совсем мелкое клеймо, как на золотых или серебряных украшениях. Он казался монолитным, но, разумеется, я и не собирался его открывать.
Насколько я теперь понимал, история была такова. Штайнер уселся в салоне гостиницы, поджидая своих новых друзей-ливийцев. Однако через открытое окно он заметил направляющихся в его отель старых друзей-немцев. Убегать он не считал необходимым, но ему нужно было срочно припрятать контейнер, который уже лежал у него в кармане. Под рукой оказался прекрасный тайник – горшок с цветами. Штайнер опустил монетку в щель, но, видимо, имел основания предполагать, что встреча со старыми друзьями может обернуться плохо. Тогда, чтобы дать понять новым друзьям, где спрятан контейнер, он сорвал цветок герани и сунул его в петлицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
КПП находился на дороге в небольшом городке, и вокруг стояли люди – не понятно, наши или кубинцы. Похоже, они тоже ждали этих шишек. Несколько человек разговаривали метрах в пяти от нас. Один из них, который сначала стоял спиной, видимо, пошутил – остальные разом засмеялись. Потом этот человек обернулся. Я запомнил его, потому что другие, судя по лицам и одежде, были русские, а он на своего похож не был. У него была та же, что и теперь, курчавая борода, только еще совсем черная, те же курчавые волосы, тот же вид западного интеллектуала и взгляд свободного человека. Я даже подумал тогда, что, возможно, и остальные не были русскими. Короче, я запомнил его из-за этого несоответствия между ним и теми – при том, что все они были вместе.
Нас выпустили, и мы домчались до ближайшего госпиталя, где Карлито чем-то помазали ногу и дали таблетку. Через день он уже позабыл свое злоключение, а я, разумеется, больше не вспоминал случайно увиденное лицо. До того самого обеда на Рыбацкой пристани.
Вспоминая всё это, я незаметно для себя расправился с ужином. Васаби – это, кто не знает, такой ядреный зеленый хрен – мне принесли столько, что даже оставалось. Я усмехнулся, вспомнив недавнюю любительницу горького в пабе. Потом рассчитался и вышел на улицу – мне пора было заступать на свой пост. Но в «Феникс» я не попал.
Виной тому был почтенного возраста и вида господин в строгом сером костюме, голубой рубашке и ярком желтом галстуке – сочетание, которое уже несколько лет считается признаком хорошего вкуса. Он шел навстречу мне, как ходят глубокие старики: маленькими шажками и едва отрывая ноги от тротуара. Но это всё было не важно. У него в петлице был свежий темно-красный бутончик розы.
Я не задумывался об этом – какая-то операция молниеносно и помимо воли произошла у меня в мозгу. Я вдруг понял, куда Штайнер спрятал контейнер.
12
В «Клюни» моему приходу специально не обрадовались, но и не удивились. За стойкой вместо француженки с лицом, раскрашенным всеми цветами солнечного спектра, снова сидел вчерашний африканец. Они, видимо, менялись: днем – женщина, ночью – мужчина. А было уже около десяти – за окном густеющие на глазах сумерки отливали розоватым светом фонарей.
– Что-нибудь забыли, месье? – спросил портье.
Я действительно чуть не забыл отклеить усы и брови перед своим появлением здесь, но счел эту деталь недостаточно существенной, чтобы поделиться ею.
– Нет-нет! Просто моя поездка в Японию откладывается, и я остался у вас еще на одну ночь.
Я наклонился к портье и заговорщицким тоном, понизив голос, добавил:
– В 404-м. Других номеров не было.
Портье понимающе закивал.
– Но там же всё в порядке?
– Конечно, конечно.
Я вытер пот со лба. С тех пор, как я стал подозревать Николая, я всё время потел.
Со мной так бывает. Например, я с молодых лет любил обедать с пивом. А потом возвращался к работе, и выпитая кружка, а то и две мне никак не мешали. Но однажды кто-то меня спросил: «Слушай, как ты можешь пить пиво на обед? Ведь потом же в сон клонит!» И всё – с того дня и по сю пору после пива мне всегда хочется спать. Я уже давно никогда не пью пива, когда я за рулем – в тех странах, где это позволяется, например, в Германии, – и если вдруг позволяю себе днем, обязательно пью кофе, чтобы не засыпать. Кстати, сейчас это был хороший предлог.
– С обеда в бегах, – пожаловался я. – Я могу выпить у вас кофе? А потом уже в душ.
– Разумеется, сейчас я вам приготовлю!
– Большую чашку, с сахаром и сливками.
– Сию минуту!
Портье скрылся на кухоньке, а я прошел в салон, как я и надеялся, совершенно пустой. Лишь из-за фикусового деревца в углу на меня смотрел смазливенький деревянный мальчик со скрипкой в руке. Я уселся в кресло, в котором умер Штайнер, и лениво взял с консоли какой-то журнал с телепрограммой месячной давности. Первая часть плана прошла успешно.
Кофеварка перестала жужжать, и через несколько секунд африканец принес мне на подносе дымящуюся чашку, а на отдельном блюдечке – длинные пакетики с сахаром и сливки в пластмассовой упаковке.
– Сколько с меня? – спросил я.
– Ну что вы! Вы – наш старый клиент.
– Спасибо! Я теперь буду постоянным.
Озарение, которое я испытал при встрече со старичком с розой в петличке, состояло в следующем. Когда вчера полицейский показал мне Штайнера… Я вдруг задумался: вчера? События той ночи казались мне уже недельной давности, так много всего произошло с тех пор. Но нет! Это было даже не вчера, а сегодня! Точно – сегодня где-то в два ночи тело Штайнера лежало вон там в пластмассовом чехле.
Так вот, когда чехол расстегнули, чтобы показать мне умершего, меня поразил цветок у него в петлице – двойная веточка мелкой красной герани. Я удивился, но тогда не придал этому особого значения – мало ли какие причуды у немцев? Сегодня утром за завтраком в этом салоне мои глаза увидели, но мозг не отметил и второй элемент этой головоломки. А именно, длинный лоток из черной пластмассы с тремя посаженными в землю кустами герани, который сейчас был у меня за спиной, как вчера вечером он был за спиной у Штайнера, а сегодня утром – позади двух американских нимфеток со своею наставницей. И вот только что почтенный господин с розой в бутоньерке, который сам рассыпался на части, вдруг соединил эти элементы головоломки в единую картину.
Я аккуратно высыпал в кофе два пакетика сахара, вылил сливки и лениво повернул голову к цветочному лотку. Мое первое предположение подтвердилось – у центрального куста один из стеблей с цветами был отломлен.
Портье от меня отделяла перегородка. Теперь, когда он снова сел, она скрывала его полностью. В салоне я был совершенно один и мог действовать смело. Я уселся вполоборота в своем кресле и запустил в лоток два пальца левой руки – самых длинных, указательный и средний.
Цветы давно не поливали – земля была сухой и между комом и стенкой горшка образовалась щель. Я вытянул голову и заглянул в нее – мне показалось, в щели белел какой-то предмет, типа монетки. Я попробовал отломить край кома. Земля была торфянистая: она крошилась, но по мере того, как я расширял щель, монетка только всё ниже опускалась в горшок. Чем-то нужно зацепить ее! Ручка у меня «монблан» – толстая такая, как торпеда. Не годится! А, вот что! Ложка, которой я размешивал сахар, была идеальным орудием. Я стал елозить в щели черенком, но монетка всё равно ускользала от меня.
Я так увлекся, что позабыл, что я был не один. И когда вдруг поднял голову, на меня из-за перегородки смотрели выпученные глаза портье.
– Что… Что вы делаете, месье? – наконец, вымолвил он.
– Земля совсем сухая! – обезоруживающе улыбнулся ему я. – Цветы надо срочно полить – послушайте совет специалиста.
– Нет, что вы там ищете? – высоким голосом крикнул негр. Он действительно был испуган. – Тот человек сидел как раз здесь! Я… Я звоню в полицию!
Ну, вот что я должен был делать? Скажите, что? Наброситься на портье, стукнуть его чем-нибудь тяжелым по голове и бежать? Негр, даже если я и знал уже, что он трусоват, был намного здоровее и моложе меня. В любом случае, времени на раздумья у меня не оставалось.
Я вскочил с кресла, одним прыжком оказался у стойки, схватил телефонный аппарат и рывком вырвал шнур.
– Послушай, парень, – зловеще прошептал я, почему-то переходя на ты. То ли в вопросах жизни и смерти галантность неуместна, то ли просто плохие ребята, а я сейчас хотел казаться таким, чужды всякому политесу. – Ты мне симпатичен, и я не хотел бы причинять тебе зла. Но ты можешь заставить меня это сделать.
Я сунул правую руку в карман пиджака и выставил вперед указательный палец. Снаружи это могло выглядеть как ствол небольшого пистолета – по крайней мере, я так надеялся.
– Делай, как я скажу, и всё будет хорошо! Медленно встань и выйди из-за стойки. Вот так, давай, давай!
Я надеялся, что у него под столом не было кнопки секретной сигнализации или хотя бы что он не успел ее нажать.
Я взял на себя роль негодяя, африканец принял роль жертвы. Он даже, выходя из-за стойки, по собственной инициативе поднял руки – видимо, так он видел в кино. Он действительно был здоровым малым, но руки у него дрожали.
– Месье, вы только не стреляйте! – повторял он. – Вы только не стреляйте, я никому ничего не скажу.
– Иди сядь вон туда! – я мотнул головой на дальний угол салона.
Внизу послышались голоса. Я уже говорил, стойка портье была на втором этаже, и с улицы нужно было подняться один пролет отделанной мрамором винтовой лестницы. Делать мне было нечего. Я подошел к цветочному лотку, снял его с подоконника и вывалил его содержимое прямо на пол в середине салона. Блеснула монетка, и я быстро подобрал ее. Я был прав – это была не монетка. Однако рассматривать ее мне было некогда.
– Для вашей же безопасности будет лучше, если вы ничего не запомните, – вежливо сказал я негру.
Я опять перешел на вы – ситуация возвращалась в норму.
Негр приложил палец к губам.
– Я буду нем, как рыба! Поверьте, месье!
Я ему, разумеется, не поверил. С лестницы на площадку заходило, судя по лающей интонации и раскатам грассированного «р-р-р» трое голландцев: мужчина и две женщины. Я, вежливо улыбаясь, дал им зайти и быстро, через две ступеньки, скатился на площадку первого этажа.
Меня встретила волна тяжелого, теплого, полного густых запахов воздуха – так бывает, когда проходишь мимо вентиляционной трубы большого ресторана. Явно приближалась гроза. Уже было совсем темно, и по бульвару Сен-Мишель фланировали туристы, чтобы растрястись после ужина.
Путь к отступлению у меня был продуман еще во время моего первого появления в «Клюни». Слева за зданием отеля был подземный вход в метро и на линию пригородной электрички RER, которая, кстати – это я про варианты отступления, – ехала как раз до аэропорта Шарля де Голля. Эти тридцать метров я преодолел быстрым шагом, лавируя между прохожими и мысленно сдерживая себя, чтобы не побежать. Потом через ступеньку скатился по лестнице, что выглядит вполне естественно, и, толкнув тяжелую застекленную дверь, оказался в холле станции. Я купил билет на метро и спустился на перрон.
Мне повезло: поезд пришел даже раньше, чем сердце перестало рваться у меня из груди.
13
Я проверялся особенно тщательно. На ближайшей станции – остров Ситэ – перешел в соседний вагон, а выйдя на следующей – Шатле – долго блуждал по лабиринту подземных переходов, прежде чем сел на свою линию в сторону Триумфальной арки. В вагоне была лишь группа туристов, уткнувшихся в схему метро, да несколько достойных представителей Третьего мира разных цветов кожи, дремлющих в одиночестве. Я устроился напротив расположившейся на двух сиденьях матроны в хиджабе и достал из кармана свой трофей.
Контейнер был похож на десятицентовую монету: тоже белого металла, но матовый и раза в четыре толще. На нем не было никаких надписей, только совсем мелкое клеймо, как на золотых или серебряных украшениях. Он казался монолитным, но, разумеется, я и не собирался его открывать.
Насколько я теперь понимал, история была такова. Штайнер уселся в салоне гостиницы, поджидая своих новых друзей-ливийцев. Однако через открытое окно он заметил направляющихся в его отель старых друзей-немцев. Убегать он не считал необходимым, но ему нужно было срочно припрятать контейнер, который уже лежал у него в кармане. Под рукой оказался прекрасный тайник – горшок с цветами. Штайнер опустил монетку в щель, но, видимо, имел основания предполагать, что встреча со старыми друзьями может обернуться плохо. Тогда, чтобы дать понять новым друзьям, где спрятан контейнер, он сорвал цветок герани и сунул его в петлицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41