А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

не понимаю, что с тобой происходит, ты уже неделю мне не звонишь, если хочешь со мной порвать, скажи прямо, наша недавняя ссора не повод для молчания, ты же знаешь, как ты мне дорог, пока, целую. Следующим был тот же голос: позвони мне, пожалуйста. Имелся еще третий звонок, от коллеги-математика: дорогой мой, боюсь, что вы на меня обиделись, но, откровенно говоря, не могу припомнить, чтобы я сказал или сделал что-то неподходящее, это недоразумение, нам надо поговорить, объясниться, если я виноват, считайте, что я уже начал просить прощения, позвонив вам, обнимаю вас, надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что я ваш друг. Тертулиано Максимо Афонсо нахмурился, кажется, в школе действительно произошло что-то неприятное, к чему имел отношение математик, но он не мог вспомнить, что именно. Он снова включил автоответчик и снова прослушал два первых звонка, на этот раз на его лице играла полуулыбка и появилось такое выражение, какое обычно называют мечтательным. Он встал, чтобы вынуть из видеомагнитофона кассету с фильмом «Упорный охотник подстрелит дичь» и вставить «Злополучный код», но в последний момент, уже держа палец на кнопке пуска, подумал, что собирается допустить серьезное нарушение, перескочив через важный этап созданного им плана, ему обязательно надо скопировать приведенный в конце «Упорного охотника» список имен второстепенных актеров, которые, при том что они заполняют собой какое-то место в этой глупой истории и произносят какие-то слова, играя роль спутников, очень, разумеется, мелких, сопровождающих орбиты звезд первой величины, все-таки не имеют права на громкое имя, столь необходимое как в жизни, так и в творчестве, хотя кто же в этом признается. Конечно, он мог скопировать список потом, но порядок, являясь, как и собака, лучшим другом человека, иногда тоже кусается. Иметь определенное место для каждой вещи и класть на место каждую вещь всегда было золотым правилом всех добропорядочных семей, давно и хорошо известно, что соблюдение порядка в делах всегда являлось самым надежным страховым полисом, способным защитить от любых призраков хаоса. Тертулиано Максимо Афонсо быстро прокрутил до конца уже знакомую нам ленту «Упорный охотник подстрелит дичь», остановил ее на интересующем месте, на перечне второстепенных актеров, и списал на лист бумаги имена мужчин, только мужчин, ибо на этот раз, вопреки тому, что происходит обычно, не женщина являлась предметом его изысканий. Мы предполагаем, что сказанного более чем достаточно, чтобы понять, что план, составленный Тертулиано Максимо Афонсо в результате напряженных раздумий, был нацелен на установление личности дежурного администратора, оказавшегося его полным двойником в те времена, когда у него имелись усы, и который, судя по всему, продолжает быть им и сейчас, уже без них, и, возможно, будет им и завтра, когда залысины на висках одного начнут прокладывать путь к плеши другого. В конечном счете проблема Тертулиано Максимо Афонсо была лишь скромным отражением проблемы знаменитого Колумбова яйца, он решил переписать имена всех второстепенных актеров, как из тех фильмов, в которых участвовал дежурный администратор, так и снимавшихся без него. Например, если в фильме «Злополучный код», который он только что вставил в видеомагнитофон, его двойник не появится, то он сможет вычеркнуть из первого списка все имена, повторяющиеся в «Упорном охотнике». Мы прекрасно понимаем, что, попади в подобную ситуацию неандерталец, его голова оказалась бы совершенно бесполезной, но для преподавателя истории, привыкшего иметь дело с выдающимися деятелями самых разных эпох и стран, еще вчера читавшего в научной книге о древних месопотамских цивилизациях главу, посвященную амореям, эта простенькая версия поисков клада является не более чем детской забавой, и мы, возможно, лишь зря потратили время на столь пространные объяснения. Вопреки нашим недавним предположениям, дежурный администратор появился и в «Злополучном коде», теперь он исполнял роль банковского кассира, который, трясясь от страха и явно переигрывая, чтобы угодить капризному режиссеру, не выдержал и переложил содержимое сейфа в сумку, брошенную ему бандитом, прорычавшим перекошенным ртом, какой обычно бывает в кино у гангстеров: Или ты набьешь мне мешок, или я набью тебя свинцом, выбирай. Этот бандит очень ловко манипулировал глагольными формами. Кассир появился в фильме еще дважды, когда давал показания полиции и когда управляющий банком был вынужден убрать его из кассы, ибо после пережитого шока все клиенты стали казаться ему грабителями. Нам только осталось добавить, что у кассира были такие же изящные ухоженные усики, как и у дежурного администратора. Теперь холодный пот уже не стекал по спине Тертулиано Максимо Афонсо и руки у него не дрожали, он спокойно останавливал кадр на несколько секунд, разглядывал его с холодным любопытством и шел дальше. Когда его копия, двойник, отделенный сиамский близнец или кто другой, кого Нам еще предстоит определить, принимал участие в фильме, метод установления его личности менялся, в этом случае отмечались все имена, совпадавшие с первым списком. Таких оказалось два, Тертулиано Максимо Афонсо отметил их крестиком. До ужина оставалось еще много времени, есть ему пока не хотелось, и он мог спокойно посмотреть следующий фильм, озаглавленный «Безбилетный пассажир», его можно было бы назвать «Потерянное время», ибо для участия в нем «Железную маску» не пригласили. Впрочем, не такое оно уж и потерянное, благодаря ему из первого и второго списка удалось вычеркнуть еще несколько имен, Методом исключения я достигну цели, сказал вслух Тертулиано Максимо Афонсо, будто внезапно ощутив необходимость в собеседнике. И тут же зазвонил телефон. Вероятность, что это коллега-математик, была почти равна нулю, скорее всего, снова звонила женщина, которая уже дважды пыталась поговорить с ним. А может быть, это его матушка, желавшая узнать из своего далекого городка, как чувствует себя ее дорогой сын. После нескольких звонков телефон смолк, следовательно, включилось записывающее устройство, теперь зафиксированные им слова будут дожидаться своего часа, пока кому-нибудь не захочется услышать голос матери: как ты поживаешь, сынок, голос друга, настаивающий: я не сделал вам ничего плохого, голос любовницы: я этого не заслуживаю. Но сейчас Тертулиано Максимо Афонсо не хочется слушать запись на автоответчике. Скорее желая отвлечься, нежели по требованию желудка, он пошел на кухню, сделал себе бутерброд и открыл банку с пивом. Сев на табуретку, он без всякого удовольствия принялся за скудную трапезу, в то время как его мысли, вырвавшись наконец на свободу, вновь предались безудержному разгулу фантазии. Почувствовав некоторое ослабление бдительности, здравый смысл, который после своей первой энергичной попытки вмешаться пребывал неизвестно где, вновь проявился между двумя незаконченными обрывками неясных мечтаний и спросил Тертулиано Максимо Афонсо, чувствует ли он себя счастливым в ситуации, которую сам создал. Вновь ощутив горький привкус быстро выдохшегося пива и влажную дряблость дешевой ветчины, зажатой между двумя ломтями безвкусного хлеба, преподаватель истории ответил, что счастье не имеет к происходящему никакого отношения, а ситуацию, простите, создал совсем не он. Согласен, создал ее не ты, ответил ему здравый смысл, но по большей части ситуация, в которую мы попадаем, никогда бы не зашла так далеко, если бы мы сами тому не способствовали, а ты не станешь отрицать, что в данном случае без твоей помощи не обошлось. Я действовал из простого любопытства. Об этом мы уже говорили. Неужели ты что-то имеешь против любопытства. Согласно моим наблюдениям, ты до сих пор так и не понял, какое большое значение здравый смысл всегда придавал именно любопытству. Мне казалось, что здравый смысл и любопытство несовместимы. Как ты ошибаешься, вздохнул здравый смысл. Докажи мне обратное. А как ты думаешь, кто изобрел колесо. Мы этого не знаем. Очень даже знаем, колесо было изобретено здравым смыслом, для его изобретения потребовалось огромное количество здравого смысла. А атомную бомбу тоже придумал твой здравый смысл, спросил Тертулиано Максимо Афонсо торжествующим тоном человека, которому удалось захватить противника врасплох. Нет, ее изобрел другой смысл, не имеющий никакого отношения к здравому. Здравый смысл, прости, что я тебе такое говорю, консервативен, я даже осмелюсь утверждать, что он реакционен. Мне часто приходится получать подобные обвинительные послания, рано или поздно их пишут и получают все. Значит, так оно и есть, если их решается написать столько людей, а у тех, кто их получает, не остается другого выхода, как тоже писать их. Тебе хорошо известно, что согласиться с каким-либо доводом далеко не всегда означает принять его, обычно люди объединяются под сенью какого-то мнения, словно под зонтом. Тертулиано Максимо Афонсо открыл было рот, чтобы ответить, если только выражение открыть рот допустимо в абсолютно безмолвном мысленном диалоге, как в нашем случае, но здравого смысла уже и след простыл, он ретировался совершенно бесшумно, не чувствуя себя полностью побежденным, но очень недовольный собой за то, что позволил беседе отклониться от темы, обусловившей его приход. Хотя виноват в этом был не он один. На самом деле здравый смысл довольно часто плохо представляет себе, к каким результатам может привести его вмешательство, изобретение колеса еще не столь большое зло, если сравнить его с атомной бомбой. Тертулиано Максимо Афонсо посмотрел на часы и прикинул, сколько времени займет у него просмотр еще одного фильма, он уже начинал ощущать последствия бессонной ночи, веки у него, не без помощи пива, налились свинцовой тяжестью, возможно, в этом крылась одна из причин его недавних мудрствований. Но если я сейчас лягу, подумал он, то проснусь часа через два-три, и будет еще хуже. И он решил немного посмотреть фильм «Смерть нападает на рассвете», возможно, тот тип в нем не участвует, это бы все упростило, тогда он спишет имена, приведенные в конце, и пойдет спать. Но его расчеты не оправдались. Тот тип участвовал там, играл роль санитара и не имел усов. Волосы у Тертулиано Максимо Афонсо снова зашевелились, но на этот раз только на руках, пот был нормальный, а не холодный, не потек у него по спине, ограничившись лишь тем, что увлажнил ему лоб. Он досмотрел фильм до конца, отметил крестиком еще одно повторяющееся имя и лег в постель. Прочитал две страницы об амореях и погасил свет. Его последней сознательной мыслью была мысль о коллеге-математике. Он не знал, как объяснить ему свою внезапную холодность в школьном коридоре. Если я скажу, что обиделся, когда он положил мне руку на плечо, то он сочтет меня полным дураком и просто повернется ко мне спиной, на его месте я поступил бы именно так. В последнюю секунду перед тем, как заснуть, он еще пробормотал, обращаясь то ли к самому себе, то ли к коллеге: есть вещи, которые словами не выразишь.
* * *
Это не совсем так. Когда-то в далеком прошлом слов было так мало, что их не хватало даже для того, чтобы выразить нечто столь простое, как, например: это мой рот, или: это твой рот, и, уж конечно, чтобы спросить: почему мой и твой рот вместе. Сегодняшние люди даже представить себе не могут, сколько понадобилось усилий, чтобы создать все эти слова, но труднее всего, наверное, было понять, что они вообще нужны, потом определиться с обозначением соответствующих им действий и, наконец, что еще и сейчас не совсем понятно, представить себе среднесрочные и долгосрочные последствия определенных действий и определенных слов. В сравнении с этим, вопреки категоричному утверждению, высказанному накануне здравым смыслом, изобретение колеса представляется не более чем случайной удачей, как и открытие закона всемирного тяготения, произошедшее лишь потому, что какое-то яблоко угораздило свалиться прямо на голову Ньютону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47