И если у нас есть лишнее время и нам очень уж приспичит, то можем получить информацию о морском черте. И впредь, когда официант будет советовать ему отведать сего уродливого представителя морского царства, преподаватель истории со знанием дела ответит: как, это ужасное существо, обитающее на песчаном или илистом дне, и решительно прибавит: ни за что. Вина за это скучное ихтиологически-лингвистическое рассуждение полностью лежит на Тертулиано Максимо Афонсо, который медлит вставлять в видеомагнитофон кассету с фильмом «Один из многих», он будто остановился у подножия горы, на которую ему предстоит взойти, прикидывая, сколько ему понадобится сил, чтобы добраться до ее вершины. Как и природа, повествование тоже не терпит пустоты, и поскольку Тертулиано Максимо Афонсо в данный промежуток времени не сделал ничего, достойного упоминания, то нам пришлось изобрести сию прокладку, дабы как-то заполнить образовавшийся прорыв. А теперь, когда он наконец решился, вытащил кассету из коробки и вставил ее в видеомагнитофон, позволим себе отдохнуть.
Прошел час, а нужный актер так и не появился, видимо, он не участвует в этом фильме. Тертулиано Максимо Афонсо прокрутил пленку до конца, внимательно прочитал перечень исполнителей и вычеркнул из своего списка повторяющиеся имена. Если бы мы попросили его пересказать своими словами то, что он только что смотрел, он, скорее всего, бросив на нас недовольный взгляд, каким обычно одаривают назойливых людей, ответил бы вопросом на вопрос: разве я похож на человека, которого интересует подобная чепуха. И был бы, в общем, прав, ибо фильмы, которые он смотрел до сих пор, относятся к так называемой категории Б, их производят и смотрят наспех, они рассчитаны на то, чтобы занять какое-то время, не оставляя следа в душе, ранее это очень хорошо, хоть и в других выражениях, объяснил учитель математики. И вот в видеомагнитофоне уже другая кассета, фильм называется «Веселая жизнь», двойник Тертулиано Максимо Афонсо играет в нем роль портье в шикарном увеселительном заведении, то ли это кабаре, то ли музыкальный театрик, в котором происходят смешные случаи, без зазрения совести скопированные с различных версий «Веселой вдовы». Тертулиано Максимо Афонсо решил было, что не стоит смотреть фильм до конца, ему ведь важно только выяснить, играет ли в нем актер, являющийся его вторым «я», а это он уже знает, но сюжет оказался таким запутанным и забавным, что он увлекся и даже поймал себя на некотором сочувствии к бедняге, который только и делает, что открывает и закрывает дверцы автомобилей и приподнимает форменную фуражку, с преувеличенной почтительностью приветствуя элегантных посетителей. Я, по крайней мере, учитель истории, пробормотал он. Данное заявление, явно претендующее на то, чтобы подчеркнуть его не только профессиональное, но и моральное и социальное превосходство в сравнении с ничтожностью роли, которую играл его двойник, требовало незамедлительной ответной реакции, его следовало поставить на место, что и сделал появившийся тут же здравый смысл, возразивший с иронией, которая обычно не была ему свойственна: не особенно-то гордись, Тертулиано, не исключено, что ты много потерял, не став актером, тебя могли бы сделать директором школы или учителем математики, только учительницы английского из тебя бы не вышло, поскольку ты мужчина. Очень довольный собой по причине того, каким тоном было сделано сие предупреждение, здравый смысл, решив ковать железо, пока горячо, вновь опустил молот: кстати, чтобы играть на сцене, нужно иметь хоть какой-то талант, и потом, дорогой мой, это так же верно, как то, что меня зовут Здравый Смысл, тебе бы пришлось сменить имя, ни один уважающий себя актер не рискнет предстать перед публикой с таким дурацким именем, Тертулиано, тебе бы понадобился какой-нибудь красивый псевдоним, впрочем, не обязательно, Максимо Афонсо звучит совсем неплохо, подумай о моем предложении. «Веселая жизнь» отправилась в свою коробку, у следующего фильма было весьма многозначительное название, очень подходящее случаю, «Скажи мне, кто ты», но он не прибавил ничего нового к тому, что Тертулиано Максимо Афонсо уже знал о себе, а также к проводимому им расследованию. Он прокрутил пленку до конца, поставил в списке несколько крестиков, посмотрел на часы и решил лечь спать. У него были красные глаза, он ощущал тяжесть в висках и во лбу. Ничего страшного, подумал он, если я не досмотрю за выходные все фильмы, миру не придет конец, а если и придет, то это будет далеко не единственная тайна, которая останется неразгаданной. Он уже лежал, ожидая, когда придет сон, откликнувшись на призыв принятой им таблетки, когда кто-то, кто мог бы быть его здравым смыслом, но не представился им, сказал, что проще всего было бы позвонить в офис кинокомпании или зайти туда лично и спросить имя актера, игравшего в таких-то и таких-то фильмах дежурного администратора, банковского кассира, санитара и портье, они, наверное, привыкли, что к ним обращаются с такими вопросами, удивятся, конечно, что кто-то интересуется второстепенным актером, почти статистом, а с другой стороны, им, возможно, уже надоело давать информацию об одних только звездах и звездочках. И уже сквозь туман окутывавшего его сна Тертулиано Максимо Афонсо ответил, что это слишком уж просто, общедоступно, неинтересно, не для того я изучал историю, заключил он. Последние слова не имели никакого отношения к теме и были еще одним проявлением гордости, но мы должны простить Тертулиано Максимо Афонсо, сейчас говорил не он, а принятая им таблетка. А сам он, уже на пороге сна, неожиданно ясно и четко выразил свою последнюю в тот день мысль, словно ярко вспыхнула на прощание угасающая свеча: я хочу подойти к нему так, чтобы никто об этом не знал и чтобы он об этом не догадывался. Таково было его окончательное решение. Сон затворил двери. Тертулиано Максимо Афонсо уже спит.
* * *
К одиннадцати часам утра Тертулиано Максимо Афонсо уже разделался с тремя фильмами, ни один из которых он не досмотрел до конца. От встал очень рано, на завтрак ограничился чашкой разогретого кофе и двумя печеньями, свел умывание к минимуму и, надев поверх пижамы халат, как человек, не ждущий никаких визитов, не теряя времени принялся за работу. Два первых фильма оказались пустыми, а третий, озаглавленный «Параллель террора», вывел на криминальную сцену полицейского фотографа приятной наружности, который все время жевал резинку и повторял голосом Тертулиано Максимо Афонсо, что в жизни, а также в смерти все зависит от того, как посмотреть. В результате в список были внесены необходимые коррективы, одно имя оказалось возможным вычеркнуть, и появились новые крестики. Пять актеров, игравших в фильмах, в которых принимал участие двойник преподавателя истории, оказались отмеченными пять раз, их имена, расположенные в строго алфавитном порядке, были следующими, Луис Аугусто Вентура, Адриано Майа, Карлос Мартиньо, Даниел Санта-Клара и Педро Феликс. До сих пор Тертулиано Максимо Афонсо потерянно блуждал в океане более чем пяти миллионов жителей города, теперь ему предстоит заниматься менее чем полудюжиной, и даже еще меньшим количеством, если хоть одно из вышеприведенных имен удастся вычеркнуть по причине отсутствия соответствующих актеров на очередной перекличке. Неплохо, сказал он себе, но тут до него дошло, что сей геркулесов труд не был столь грандиозным, поскольку по крайней мере два с половиной миллиона жителей принадлежали к женскому полу и, следовательно, находились вне сферы его исследования. Нас не должна удивлять подобная забывчивость Тертулиано Максимо Афонсо, поскольку в расчетах, оперирующих, как в данном случае, большими числами, сложилась неистребимая тенденция сбрасывать со счетов женщин. Несмотря на численное сокращение объектов исследования, результат все же был впечатляющим, и Тертулиано Максимо Афонсо пошел в кухню, чтобы отметить его еще одной чашкой кофе. На втором глотке чашка застыла в воздухе на полпути от стола. Кто бы это мог быть, подумал он, осторожно ставя чашку на стол. Может быть, услужливая соседка с верхнего этажа пришла спросить, доволен ли он уборкой, или пожаловал очередной молодой агент по продаже энциклопедии, рассказывающий о повадках морского черта, или коллега-математик, но нет, они ведь друг к другу не ходят. Кто бы это мог быть, повторил Тертулиано Максимо Афонсо. Он быстро допил кофе и направился к входной двери. Проходя через гостиную, он бросил беспокойный взгляд на разбросанные коробки от видео, на ждущие своей очереди кассеты, лежащие на полу у книжной полки, соседке с верхнего этажа, если это она, вряд ли понравится такой беспорядок в квартире, где она вчера так старательно убирала. Впрочем, она сюда не войдет, подумал он и открыл дверь. Перед ним стояла не соседка с верхнего этажа и не девушка, рекламирующая энциклопедию, из которой можно узнать о жизни морского черта, перед ним стояла женщина, еще не появлявшаяся перед нами, но чье имя нам уже известно, ее зовут Мария да Пас, и она служит в банке. А, это ты, воскликнул Тертулиано Максимо Афонсо, пытаясь скрыть замешательство, и прибавил: какой сюрприз. Он бы должен был пригласить ее войти: проходи, проходи, я как раз пил кофе, или обрадоваться: как хорошо, что ты пришла, располагайся, а я пока побреюсь и приму душ, но он только слегка посторонился, пропуская ее, ах, если бы он мог ей сказать: прости, но ты пришла не вовремя, сейчас я не могу тобой заниматься, приходи завтра, ах, если бы он мог сказать ей хоть что-нибудь, но теперь уже поздно, о таких вещах надо думать заранее, благоразумному человеку всегда необходимо быть начеку, предвидеть нежелательные последствия, не забывать, что самое простое решение всегда является самым правильным, незачем бросаться открывать дверь только потому, что зазвонил звонок, спешка всегда приводит к осложнениям, это же азбучные истины. Мария да Пас вошла с уверенностью человека, хорошо знающего квартиру, спросила: как поживаешь, и тут же добавила: я прочитала твое сообщение, я тоже так думаю, нам надо поговорить, надеюсь, я не помешала тебе. Что ты, сказал Тертулиано Максимо Афонсо, прости, что встречаю тебя в таком виде, небритый, растрепанный, будто только что из постели. Я много раз видела тебя таким, и никогда раньше ты не извинялся. Но сегодня особый случай. Почему особый. Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, я никогда не встречал тебя так небрежно одетый, в пижаме и халате. Ничего, это вносит в наши отношения какую-то новизну. Дверь в гостиную в трех шагах, сейчас она войдет и спросит с изумлением: что за чертовщина, к чему тебе столько кассет, но Мария да Пас остановилась, спросила: ты меня даже не поцелуешь. Конечно, вынужден был ответить смущенный Тертулиано Максимо Афонсо и вытянул губы, намереваясь поцеловать ее в щеку. Но его сдержанность оказалась напрасной, Мария да Пас впилась в его рот долгим, жадным, вбирающим в себя поцелуем и, крепко прижавшись к его телу, стала скользить по нему всем своим телом, будто не существовало разделяющей их одежды. Наконец Мария да Пас ослабила объятие и, задыхаясь, прошептала, не в силах закончить фразу: хоть я и раскаиваюсь, хоть мне и стыдно. Не говори глупостей, попробовал успокоить ее Тертулиано Максимо Афонсо, стараясь выиграть время, что за мысли, этого нам еще не хватало, не надо раскаиваться и стыдиться, выражая свои чувства. Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, не делай вид, что не понял. Ты вошла, мы поцеловались, все было естественно и нормально. Мы не поцеловались, я поцеловала тебя. Но ведь и я тебя поцеловал. Да, но у тебя не было другого выхода. Ты, как всегда, преувеличиваешь, из всего делаешь драму. Да, ты прав, я преувеличиваю, драматизирую, зачем я пришла сюда, зачем обняла мужчину, который меня разлюбил, мне надо было сразу повернуться и уйти, стыдясь и раскаиваясь, хоть ты из жалости и пытаешься утешить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Прошел час, а нужный актер так и не появился, видимо, он не участвует в этом фильме. Тертулиано Максимо Афонсо прокрутил пленку до конца, внимательно прочитал перечень исполнителей и вычеркнул из своего списка повторяющиеся имена. Если бы мы попросили его пересказать своими словами то, что он только что смотрел, он, скорее всего, бросив на нас недовольный взгляд, каким обычно одаривают назойливых людей, ответил бы вопросом на вопрос: разве я похож на человека, которого интересует подобная чепуха. И был бы, в общем, прав, ибо фильмы, которые он смотрел до сих пор, относятся к так называемой категории Б, их производят и смотрят наспех, они рассчитаны на то, чтобы занять какое-то время, не оставляя следа в душе, ранее это очень хорошо, хоть и в других выражениях, объяснил учитель математики. И вот в видеомагнитофоне уже другая кассета, фильм называется «Веселая жизнь», двойник Тертулиано Максимо Афонсо играет в нем роль портье в шикарном увеселительном заведении, то ли это кабаре, то ли музыкальный театрик, в котором происходят смешные случаи, без зазрения совести скопированные с различных версий «Веселой вдовы». Тертулиано Максимо Афонсо решил было, что не стоит смотреть фильм до конца, ему ведь важно только выяснить, играет ли в нем актер, являющийся его вторым «я», а это он уже знает, но сюжет оказался таким запутанным и забавным, что он увлекся и даже поймал себя на некотором сочувствии к бедняге, который только и делает, что открывает и закрывает дверцы автомобилей и приподнимает форменную фуражку, с преувеличенной почтительностью приветствуя элегантных посетителей. Я, по крайней мере, учитель истории, пробормотал он. Данное заявление, явно претендующее на то, чтобы подчеркнуть его не только профессиональное, но и моральное и социальное превосходство в сравнении с ничтожностью роли, которую играл его двойник, требовало незамедлительной ответной реакции, его следовало поставить на место, что и сделал появившийся тут же здравый смысл, возразивший с иронией, которая обычно не была ему свойственна: не особенно-то гордись, Тертулиано, не исключено, что ты много потерял, не став актером, тебя могли бы сделать директором школы или учителем математики, только учительницы английского из тебя бы не вышло, поскольку ты мужчина. Очень довольный собой по причине того, каким тоном было сделано сие предупреждение, здравый смысл, решив ковать железо, пока горячо, вновь опустил молот: кстати, чтобы играть на сцене, нужно иметь хоть какой-то талант, и потом, дорогой мой, это так же верно, как то, что меня зовут Здравый Смысл, тебе бы пришлось сменить имя, ни один уважающий себя актер не рискнет предстать перед публикой с таким дурацким именем, Тертулиано, тебе бы понадобился какой-нибудь красивый псевдоним, впрочем, не обязательно, Максимо Афонсо звучит совсем неплохо, подумай о моем предложении. «Веселая жизнь» отправилась в свою коробку, у следующего фильма было весьма многозначительное название, очень подходящее случаю, «Скажи мне, кто ты», но он не прибавил ничего нового к тому, что Тертулиано Максимо Афонсо уже знал о себе, а также к проводимому им расследованию. Он прокрутил пленку до конца, поставил в списке несколько крестиков, посмотрел на часы и решил лечь спать. У него были красные глаза, он ощущал тяжесть в висках и во лбу. Ничего страшного, подумал он, если я не досмотрю за выходные все фильмы, миру не придет конец, а если и придет, то это будет далеко не единственная тайна, которая останется неразгаданной. Он уже лежал, ожидая, когда придет сон, откликнувшись на призыв принятой им таблетки, когда кто-то, кто мог бы быть его здравым смыслом, но не представился им, сказал, что проще всего было бы позвонить в офис кинокомпании или зайти туда лично и спросить имя актера, игравшего в таких-то и таких-то фильмах дежурного администратора, банковского кассира, санитара и портье, они, наверное, привыкли, что к ним обращаются с такими вопросами, удивятся, конечно, что кто-то интересуется второстепенным актером, почти статистом, а с другой стороны, им, возможно, уже надоело давать информацию об одних только звездах и звездочках. И уже сквозь туман окутывавшего его сна Тертулиано Максимо Афонсо ответил, что это слишком уж просто, общедоступно, неинтересно, не для того я изучал историю, заключил он. Последние слова не имели никакого отношения к теме и были еще одним проявлением гордости, но мы должны простить Тертулиано Максимо Афонсо, сейчас говорил не он, а принятая им таблетка. А сам он, уже на пороге сна, неожиданно ясно и четко выразил свою последнюю в тот день мысль, словно ярко вспыхнула на прощание угасающая свеча: я хочу подойти к нему так, чтобы никто об этом не знал и чтобы он об этом не догадывался. Таково было его окончательное решение. Сон затворил двери. Тертулиано Максимо Афонсо уже спит.
* * *
К одиннадцати часам утра Тертулиано Максимо Афонсо уже разделался с тремя фильмами, ни один из которых он не досмотрел до конца. От встал очень рано, на завтрак ограничился чашкой разогретого кофе и двумя печеньями, свел умывание к минимуму и, надев поверх пижамы халат, как человек, не ждущий никаких визитов, не теряя времени принялся за работу. Два первых фильма оказались пустыми, а третий, озаглавленный «Параллель террора», вывел на криминальную сцену полицейского фотографа приятной наружности, который все время жевал резинку и повторял голосом Тертулиано Максимо Афонсо, что в жизни, а также в смерти все зависит от того, как посмотреть. В результате в список были внесены необходимые коррективы, одно имя оказалось возможным вычеркнуть, и появились новые крестики. Пять актеров, игравших в фильмах, в которых принимал участие двойник преподавателя истории, оказались отмеченными пять раз, их имена, расположенные в строго алфавитном порядке, были следующими, Луис Аугусто Вентура, Адриано Майа, Карлос Мартиньо, Даниел Санта-Клара и Педро Феликс. До сих пор Тертулиано Максимо Афонсо потерянно блуждал в океане более чем пяти миллионов жителей города, теперь ему предстоит заниматься менее чем полудюжиной, и даже еще меньшим количеством, если хоть одно из вышеприведенных имен удастся вычеркнуть по причине отсутствия соответствующих актеров на очередной перекличке. Неплохо, сказал он себе, но тут до него дошло, что сей геркулесов труд не был столь грандиозным, поскольку по крайней мере два с половиной миллиона жителей принадлежали к женскому полу и, следовательно, находились вне сферы его исследования. Нас не должна удивлять подобная забывчивость Тертулиано Максимо Афонсо, поскольку в расчетах, оперирующих, как в данном случае, большими числами, сложилась неистребимая тенденция сбрасывать со счетов женщин. Несмотря на численное сокращение объектов исследования, результат все же был впечатляющим, и Тертулиано Максимо Афонсо пошел в кухню, чтобы отметить его еще одной чашкой кофе. На втором глотке чашка застыла в воздухе на полпути от стола. Кто бы это мог быть, подумал он, осторожно ставя чашку на стол. Может быть, услужливая соседка с верхнего этажа пришла спросить, доволен ли он уборкой, или пожаловал очередной молодой агент по продаже энциклопедии, рассказывающий о повадках морского черта, или коллега-математик, но нет, они ведь друг к другу не ходят. Кто бы это мог быть, повторил Тертулиано Максимо Афонсо. Он быстро допил кофе и направился к входной двери. Проходя через гостиную, он бросил беспокойный взгляд на разбросанные коробки от видео, на ждущие своей очереди кассеты, лежащие на полу у книжной полки, соседке с верхнего этажа, если это она, вряд ли понравится такой беспорядок в квартире, где она вчера так старательно убирала. Впрочем, она сюда не войдет, подумал он и открыл дверь. Перед ним стояла не соседка с верхнего этажа и не девушка, рекламирующая энциклопедию, из которой можно узнать о жизни морского черта, перед ним стояла женщина, еще не появлявшаяся перед нами, но чье имя нам уже известно, ее зовут Мария да Пас, и она служит в банке. А, это ты, воскликнул Тертулиано Максимо Афонсо, пытаясь скрыть замешательство, и прибавил: какой сюрприз. Он бы должен был пригласить ее войти: проходи, проходи, я как раз пил кофе, или обрадоваться: как хорошо, что ты пришла, располагайся, а я пока побреюсь и приму душ, но он только слегка посторонился, пропуская ее, ах, если бы он мог ей сказать: прости, но ты пришла не вовремя, сейчас я не могу тобой заниматься, приходи завтра, ах, если бы он мог сказать ей хоть что-нибудь, но теперь уже поздно, о таких вещах надо думать заранее, благоразумному человеку всегда необходимо быть начеку, предвидеть нежелательные последствия, не забывать, что самое простое решение всегда является самым правильным, незачем бросаться открывать дверь только потому, что зазвонил звонок, спешка всегда приводит к осложнениям, это же азбучные истины. Мария да Пас вошла с уверенностью человека, хорошо знающего квартиру, спросила: как поживаешь, и тут же добавила: я прочитала твое сообщение, я тоже так думаю, нам надо поговорить, надеюсь, я не помешала тебе. Что ты, сказал Тертулиано Максимо Афонсо, прости, что встречаю тебя в таком виде, небритый, растрепанный, будто только что из постели. Я много раз видела тебя таким, и никогда раньше ты не извинялся. Но сегодня особый случай. Почему особый. Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, я никогда не встречал тебя так небрежно одетый, в пижаме и халате. Ничего, это вносит в наши отношения какую-то новизну. Дверь в гостиную в трех шагах, сейчас она войдет и спросит с изумлением: что за чертовщина, к чему тебе столько кассет, но Мария да Пас остановилась, спросила: ты меня даже не поцелуешь. Конечно, вынужден был ответить смущенный Тертулиано Максимо Афонсо и вытянул губы, намереваясь поцеловать ее в щеку. Но его сдержанность оказалась напрасной, Мария да Пас впилась в его рот долгим, жадным, вбирающим в себя поцелуем и, крепко прижавшись к его телу, стала скользить по нему всем своим телом, будто не существовало разделяющей их одежды. Наконец Мария да Пас ослабила объятие и, задыхаясь, прошептала, не в силах закончить фразу: хоть я и раскаиваюсь, хоть мне и стыдно. Не говори глупостей, попробовал успокоить ее Тертулиано Максимо Афонсо, стараясь выиграть время, что за мысли, этого нам еще не хватало, не надо раскаиваться и стыдиться, выражая свои чувства. Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать, не делай вид, что не понял. Ты вошла, мы поцеловались, все было естественно и нормально. Мы не поцеловались, я поцеловала тебя. Но ведь и я тебя поцеловал. Да, но у тебя не было другого выхода. Ты, как всегда, преувеличиваешь, из всего делаешь драму. Да, ты прав, я преувеличиваю, драматизирую, зачем я пришла сюда, зачем обняла мужчину, который меня разлюбил, мне надо было сразу повернуться и уйти, стыдясь и раскаиваясь, хоть ты из жалости и пытаешься утешить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47