Конечно, кое-какие подробности мне неизвестны. Но я знаю, что год назад он бросил пить.
— Вы же говорили, что он запойный пьяница.
— Он трезвенник.
— И что из того?
— Я хотел бы знать, не напился ли он перед смертью.
— Какая вам разница?
— Долго объяснять.
— Мой дядя пил горькую. Теперь перестал — стал другим человеком.
— Иногда бывает и так.
— Раньше никто не хотел с ним знаться, а теперь он — просто замечательный человек. Ходит в церковь, работает, хорошо относится к людям. Вот так, наверное, произошло и с вашим другом. Не похоже, что он пил. Бутылок в его комнате не было.
— Он мог напиться и в другом месте. Или принять наркотики.
— Например, героин?
— Ну, в это мне трудно поверить.
— Ничего подобного я не обнаружил. Но, думаю, скоро мы выясним больше, чем заметили при первом осмотре.
— Хотел бы знать о любых препаратах, — сказал я. — Вскрытие проведут достаточно тщательно?
— Обязательно. Этого требует закон.
— Ну, хорошо. Можно ознакомиться с результатами, Когда вы их получите?
— Лишь для того, чтобы удостовериться, что он умер трезвым? — Он вздохнул. — Но какое это может теперь иметь значение? Правда, говорят, что, если умираешь пьяным, тебя не хоронят на освященной стороне кладбища.
— Не могу этого понять.
— Попытайтесь.
— Ему не удалась жизнь, да и смерть не получилась, — сказал я. — Целый год он считал каждый проведенный без выпивки день. Сначала у него было полно трудностей, и не думаю, что позже ему стало заметно легче. Тем не менее он держался. Ничто другое у него так хорошо не получилось в жизни. И для меня важно знать, выстоял ли он до конца.
— Оставьте ваш номер, — сказал Беллами. — Позвоню, как только получу протокол.
* * *
Я слышал, как однажды в Виллидже приезжий австралиец рассказывал о себе.
— Разум был не в силах удержать меня трезвым, — говорил он. — Из-за своей бестолковой головы я постоянно оказывался в переделках. Трезвым оставался только благодаря ногам. Они словно несли меня на собрания, а уж голове приходилось за ними следовать. Так что если и есть у меня что-то ценное, то это умные ноги.
Мои ноги этим вечером сами привели меня к Грогану. Весь день я шатался по городу, не задумываясь, куда и зачем иду. И все это время я размышлял об Эдди Данфи. Наконец остановился и осмотрелся вокруг. И что же?! Я стоял на углу Десятой авеню и Пятидесятой улицы, прямо напротив грогановского «Открытого дома».
Я вспомнил, как Эдди однажды перешел через улицу, чтобы обойти это место стороной. Мне, напротив, пришлось пересечь улицу, чтобы туда войти.
Пожалуй, там не было ничего интересного. Как входишь, по левую руку вдоль стены тянется бар. Справа расположились кабинеты с отделкой из темного дерева, а между ними и баром — три-четыре столика. Пол покрыт старомодным кафелем: обшитый штампованным цинковым листом потолок явно нуждался в ремонте.
Женщин среди посетителей я не заметил. В первом кабинете двое стариков молча следили за тем, как опускалась пена в пивных кружках. Двумя кабинетами дальше юноша в лыжном свитере читал газету. В глубине помещения на стене висела доска для игры в дартс, и мужчина в безрукавке и бейсбольной фуражке соревновался сам с собой.
У стойки, прямо у входа, рядом с телевизором, не обращая внимания на передачу, сидели двое мужиков. Их разделял свободный табурет. Чуть дальше перелистывал газету бармен. Она была из тех, где рассказывается, что Элвис и Гитлер все еще живы, а картофельные чипсы уберегают от рака.
Подойдя к стойке, я поставил ногу на бронзовый бордюр. Прежде чем приблизиться, бармен внимательно меня осмотрел. Я заказал кока-колу. Он еще раз настороженно на меня взглянул. Его голубые глаза казались непроницаемыми, а лицо было напрочь лишено выражения. Узкое, треугольное, оно было таким бледным, будто бармен всю жизнь провел в четырех стенах.
Сначала он бросил в стакан ледяные кубики и только потом налил коку. Я положил на стойку десятку. Он отнес ее к кассе, пробил со звяканьем чек «без скидки» и вернулся, протягивая восемь однодолларовых бумажек и мелочь. Мелочь я не стал класть в карман. Отхлебнул кока-колу.
По телевизору показывали «След из Санта-Фе» с Эрролом Флинном и Оливией де Хавилленд. Флинн исполнял роль Джо Стюарта, а немыслимо юный Рональд Рейган играл Джорджа Армстронга Костера. Сам фильм был черно-белым, а реклама — цветной.
Потягивая коку, я смотрел фильм. Когда стали крутить рекламный ролик, повернулся на табурете и стал наблюдать за игроком в дартс. Он едва не переступал линию и так далеко наклонялся вперед, что я все время опасался, не потеряет ли он равновесие. Очевидно, он знал, что делает, — на ногах держался крепко, и дротики то и дело вонзались в доску.
Я пробыл в баре уже минут двадцать, когда туда вошел негр, одетый в шоферский комбинезон, и спросил, как добраться до средней школы имени Клинтона. Бармен заявил, что не слышал о такой. Это казалось маловероятным. Я знал туда дорогу, но решил не высовываться. Помалкивали и остальные.
— Вроде бы она тут где-то, рядом — говорил водитель. — У меня груз, а адрес мне дали неточный. Раз уж зашел, выпью пива.
— У меня нелады с бочкой. Нет давления. Кроме пены, ничего не выходит.
— Сойдет и бутылочное.
— У нас только бочковое.
— А парень в кабинете пьет из бутылки.
— Наверное, принес с собой.
Наконец до шоферюги дошло.
— Ну и дерьмо!.. — произнес он. — Видно, у вас здесь «Клуб остервенелых». Если уж меня занесло сюда, придется быть осторожным.
Он возмущенно посмотрел на бармена. Тот ответил ему совершенно пустым взглядом. Резко повернувшись, черный, опустив голову, быстро вышел. Дверь захлопнулась.
Чуть погодя, игрок в дартс неторопливо подошел к стойке, и бармен накачал ему пинту густого, темного, с плотной каштановой пеной бочкового «Гинесса». Тот сказал:
— Спасибо, Том.
Выпив, он рукавом вытер пену с губ.
— Эти черномазые, — произнес он, — лезут во все щели.
Не ответив, бармен забрал деньги и вернул сдачу. Игрок в дартс отхлебнул еще пива и снова провел рукавом по губам. Его футболка рекламировала таверну под названием «Веснушчатый мальчуган» на Фордхэм-роуд в Бронксе, а картуз прославлял пиво «Старый Милуоки».
Мне он предложил:
— Может, сыграем партию? Не на деньги — я слишком сильный игрок. Просто чтобы убить время.
— Я даже не знаю, как это делается.
— Всего-то и нужно — направить острие в доску.
— Скорее всего я попаду в рыбу.
На стене, над доской для игры в дартс, были прикреплены рыба и покосившаяся голова оленя. Еще одну рыбу поместили над баром; это была то ли рыба-парусник, то ли марлин, в общем — одна из тех, у которых высокий спинной плавник.
— Просто убьем время, — снова повторил он.
Когда в последний раз я метал дротики? Это было так давно, что, пожалуй, и не вспомнить. Но и тогда я не достигал в этой игре успехов. Время же не повысило моего уровня. Мы начали партию, и, как он ни старался выглядеть плохим игроком, я все равно не мог сойти за сносного соперника. И все же, выиграв помимо воли партию, он сказал:
— А вы играете совсем неплохо.
— Да бросьте вы!
— У вас легкая рука. Конечно, давно не играли и плохо целитесь, но запястье у вас гибкое. Позвольте угостить вас пивом.
— Я пью кока-колу.
— Так вот почему вы не попадаете! Пиво, знаете ли, снимает напряжение, помогает сконцентрироваться на том, что дротик должен попасть в цель. Лучше всего действует темное — «Гинесс». Словно полировка с серебра, снимает всю муть с мозгов. Ну так что — возьмете «Гинесс» или вам заказать «Харп»?
— Спасибо, не буду изменять кока-коле.
Себе он взял еще одну пинту темного, а мне заказал коку. Он сказал, что зовут его Энди Бакли. Я назвал ему свое имя. Мы сыграли еще одну партию. Несколько раз он заступал за линию, проявляя неуклюжесть, которой я не заметил, когда он тренировался. Когда он оступился вторично, я кинул на него взгляд, и он принужденно засмеялся.
— Мэтт, не подумайте, что я хочу вас обставить, — сказал он. — Знаете, почему так происходит? Сила привычки.
Он быстро выиграл партию и не настаивал, когда я отказался ее повторить. Теперь была моя очередь угощать. Ему я взял «Гинесс», а себе содовую. Бармен снова прогремел на кассовом аппарате «без скидки», взяв деньги из моей мелочи.
Бакли устроился на табуретке рядом со мной. На экране Эррол Флинн все еще завоевывал сердце де Хавилленд, а Рейган демонстрировал умение сохранять хорошую мину при плохой игре.
— Он был редкий красавчик, — заметил Бакли.
— Кто? Рейган?
— Нет, Флинн. Ну, Рейгану тоже достаточно было посмотреть на девиц, как они начинали мочиться в трусики. Мэтт, не помню, чтобы встречал тебя здесь раньше.
— Я редко сюда заглядываю.
— Живешь поблизости?
— Да, неподалеку. А ты?
— Тоже. Здесь тихо. И чудесное пиво. Да и дартс я люблю.
Немного погодя он вернулся к доске. Я остался на своем месте. Чуть погодя подошел бармен и, не спрашивая, наполнил мой стакан содовой. За счет бара.
Пара посетителей ушла. Появился еще один, вполголоса переговорил с Томом и вышел. Затем заскочил мужчина в тройке, при галстуке. Он заказал двойную порцию водки, залпом выпил, попросил повторить и снова проглотил ее в один миг; бросил на стойку десятку и вышел. Он с барменом не обменялся ни единым словом.
На экране Флинн и Рейган в это время столкнулись с Реймондом Масси, который повторил подвиг Джона Брауна в Харперс-Ферри по захвату арсенала. В результате жалкий приспособленец Ван Хоффлин наконец получил по заслугам.
Я стал собираться домой, когда на экране появился длинный список действующих лиц боевика. Забрав мелочь, я оставил на стойке пару баксов для Тома и вышел.
* * *
Какого черта мне там было надо, спросил я себя, оказавшись на улице. Что я там искал? Днем мои мысли крутились вокруг Эдди, а очнувшись, я понял, что нахожусь перед заведением, к которому тот боялся даже близко подойти. Вероятно, я зашел туда, чтобы почувствовать, каким он был прежде, до того, как мы познакомились. А может, я рассчитывал взглянуть на самого Подручного Мясника, скандально известного Микки Баллу?
Однако получилось так, что, попав в обычную забегаловку, я там застрял.
Странно!..
* * *
Из номера позвонил Вилле.
— Я как раз любовалась твоими цветами, — сказала она.
— Они твои, — возразил я. — Я подарил их тебе.
— Без всяких условий?
— Какие могут быть условия! Скажи, у тебя нет настроения сходить в кино?
— На какой фильм?
— Сам не знаю. Я бы зашел за тобой около шести или чуть позже. Посмотрим, что идет на Бродвее, а потом перекусим.
— С одной оговоркой.
— Что еще?
— Угощаю я.
— Ты платила прошлой ночью.
— Что у нас было? А, китайская еда!.. Разве я платила?
— Ты настояла на своем.
— Ну что же. Тогда теперь ты заплатишь за ужин.
— Я не против.
— Но кино — за мой счет.
— Нет, пополам.
— Ладно, разберемся потом. Когда встречаемся? В шесть?
— Да, около того.
* * *
Она снова была в светло-голубой блузке, на этот раз надетой поверх солдатской рубахи цвета хаки со стянутыми тесемкой манжетами. Волосы заплела в две косы — на манер женщины из индейского племени. Я приподнял косы и развел их в стороны.
— Они разные!.. — удивился я.
— Наверное, я старовата для такой прически.
— Что за чушь!
— Вообще-то мне все равно. Раньше я обычно носила короткие стрижки. А потом поняла, что приятно иметь возможность делать разные прически.
Мы поцеловались. Ее дыхание отдавало запахом виски. Но сегодня это не показалось мне неприятным. Вероятно, я уже привык к тому, что она выпивает, и это больше не выбивало меня из колеи.
Мы снова поцеловались. Я слегка коснулся губами ее уха, а потом — шеи. Она всем телом прижалась ко мне, от нее исходил жар.
Вилла спросила:
— На какой сеанс мы идем?
— Фильм крутят без перерыва.
— Значит, мы можем не торопиться?
* * *
Мы выбрали кинотеатр на Таймс-сквер, где обычно идут только новые фильмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Вы же говорили, что он запойный пьяница.
— Он трезвенник.
— И что из того?
— Я хотел бы знать, не напился ли он перед смертью.
— Какая вам разница?
— Долго объяснять.
— Мой дядя пил горькую. Теперь перестал — стал другим человеком.
— Иногда бывает и так.
— Раньше никто не хотел с ним знаться, а теперь он — просто замечательный человек. Ходит в церковь, работает, хорошо относится к людям. Вот так, наверное, произошло и с вашим другом. Не похоже, что он пил. Бутылок в его комнате не было.
— Он мог напиться и в другом месте. Или принять наркотики.
— Например, героин?
— Ну, в это мне трудно поверить.
— Ничего подобного я не обнаружил. Но, думаю, скоро мы выясним больше, чем заметили при первом осмотре.
— Хотел бы знать о любых препаратах, — сказал я. — Вскрытие проведут достаточно тщательно?
— Обязательно. Этого требует закон.
— Ну, хорошо. Можно ознакомиться с результатами, Когда вы их получите?
— Лишь для того, чтобы удостовериться, что он умер трезвым? — Он вздохнул. — Но какое это может теперь иметь значение? Правда, говорят, что, если умираешь пьяным, тебя не хоронят на освященной стороне кладбища.
— Не могу этого понять.
— Попытайтесь.
— Ему не удалась жизнь, да и смерть не получилась, — сказал я. — Целый год он считал каждый проведенный без выпивки день. Сначала у него было полно трудностей, и не думаю, что позже ему стало заметно легче. Тем не менее он держался. Ничто другое у него так хорошо не получилось в жизни. И для меня важно знать, выстоял ли он до конца.
— Оставьте ваш номер, — сказал Беллами. — Позвоню, как только получу протокол.
* * *
Я слышал, как однажды в Виллидже приезжий австралиец рассказывал о себе.
— Разум был не в силах удержать меня трезвым, — говорил он. — Из-за своей бестолковой головы я постоянно оказывался в переделках. Трезвым оставался только благодаря ногам. Они словно несли меня на собрания, а уж голове приходилось за ними следовать. Так что если и есть у меня что-то ценное, то это умные ноги.
Мои ноги этим вечером сами привели меня к Грогану. Весь день я шатался по городу, не задумываясь, куда и зачем иду. И все это время я размышлял об Эдди Данфи. Наконец остановился и осмотрелся вокруг. И что же?! Я стоял на углу Десятой авеню и Пятидесятой улицы, прямо напротив грогановского «Открытого дома».
Я вспомнил, как Эдди однажды перешел через улицу, чтобы обойти это место стороной. Мне, напротив, пришлось пересечь улицу, чтобы туда войти.
Пожалуй, там не было ничего интересного. Как входишь, по левую руку вдоль стены тянется бар. Справа расположились кабинеты с отделкой из темного дерева, а между ними и баром — три-четыре столика. Пол покрыт старомодным кафелем: обшитый штампованным цинковым листом потолок явно нуждался в ремонте.
Женщин среди посетителей я не заметил. В первом кабинете двое стариков молча следили за тем, как опускалась пена в пивных кружках. Двумя кабинетами дальше юноша в лыжном свитере читал газету. В глубине помещения на стене висела доска для игры в дартс, и мужчина в безрукавке и бейсбольной фуражке соревновался сам с собой.
У стойки, прямо у входа, рядом с телевизором, не обращая внимания на передачу, сидели двое мужиков. Их разделял свободный табурет. Чуть дальше перелистывал газету бармен. Она была из тех, где рассказывается, что Элвис и Гитлер все еще живы, а картофельные чипсы уберегают от рака.
Подойдя к стойке, я поставил ногу на бронзовый бордюр. Прежде чем приблизиться, бармен внимательно меня осмотрел. Я заказал кока-колу. Он еще раз настороженно на меня взглянул. Его голубые глаза казались непроницаемыми, а лицо было напрочь лишено выражения. Узкое, треугольное, оно было таким бледным, будто бармен всю жизнь провел в четырех стенах.
Сначала он бросил в стакан ледяные кубики и только потом налил коку. Я положил на стойку десятку. Он отнес ее к кассе, пробил со звяканьем чек «без скидки» и вернулся, протягивая восемь однодолларовых бумажек и мелочь. Мелочь я не стал класть в карман. Отхлебнул кока-колу.
По телевизору показывали «След из Санта-Фе» с Эрролом Флинном и Оливией де Хавилленд. Флинн исполнял роль Джо Стюарта, а немыслимо юный Рональд Рейган играл Джорджа Армстронга Костера. Сам фильм был черно-белым, а реклама — цветной.
Потягивая коку, я смотрел фильм. Когда стали крутить рекламный ролик, повернулся на табурете и стал наблюдать за игроком в дартс. Он едва не переступал линию и так далеко наклонялся вперед, что я все время опасался, не потеряет ли он равновесие. Очевидно, он знал, что делает, — на ногах держался крепко, и дротики то и дело вонзались в доску.
Я пробыл в баре уже минут двадцать, когда туда вошел негр, одетый в шоферский комбинезон, и спросил, как добраться до средней школы имени Клинтона. Бармен заявил, что не слышал о такой. Это казалось маловероятным. Я знал туда дорогу, но решил не высовываться. Помалкивали и остальные.
— Вроде бы она тут где-то, рядом — говорил водитель. — У меня груз, а адрес мне дали неточный. Раз уж зашел, выпью пива.
— У меня нелады с бочкой. Нет давления. Кроме пены, ничего не выходит.
— Сойдет и бутылочное.
— У нас только бочковое.
— А парень в кабинете пьет из бутылки.
— Наверное, принес с собой.
Наконец до шоферюги дошло.
— Ну и дерьмо!.. — произнес он. — Видно, у вас здесь «Клуб остервенелых». Если уж меня занесло сюда, придется быть осторожным.
Он возмущенно посмотрел на бармена. Тот ответил ему совершенно пустым взглядом. Резко повернувшись, черный, опустив голову, быстро вышел. Дверь захлопнулась.
Чуть погодя, игрок в дартс неторопливо подошел к стойке, и бармен накачал ему пинту густого, темного, с плотной каштановой пеной бочкового «Гинесса». Тот сказал:
— Спасибо, Том.
Выпив, он рукавом вытер пену с губ.
— Эти черномазые, — произнес он, — лезут во все щели.
Не ответив, бармен забрал деньги и вернул сдачу. Игрок в дартс отхлебнул еще пива и снова провел рукавом по губам. Его футболка рекламировала таверну под названием «Веснушчатый мальчуган» на Фордхэм-роуд в Бронксе, а картуз прославлял пиво «Старый Милуоки».
Мне он предложил:
— Может, сыграем партию? Не на деньги — я слишком сильный игрок. Просто чтобы убить время.
— Я даже не знаю, как это делается.
— Всего-то и нужно — направить острие в доску.
— Скорее всего я попаду в рыбу.
На стене, над доской для игры в дартс, были прикреплены рыба и покосившаяся голова оленя. Еще одну рыбу поместили над баром; это была то ли рыба-парусник, то ли марлин, в общем — одна из тех, у которых высокий спинной плавник.
— Просто убьем время, — снова повторил он.
Когда в последний раз я метал дротики? Это было так давно, что, пожалуй, и не вспомнить. Но и тогда я не достигал в этой игре успехов. Время же не повысило моего уровня. Мы начали партию, и, как он ни старался выглядеть плохим игроком, я все равно не мог сойти за сносного соперника. И все же, выиграв помимо воли партию, он сказал:
— А вы играете совсем неплохо.
— Да бросьте вы!
— У вас легкая рука. Конечно, давно не играли и плохо целитесь, но запястье у вас гибкое. Позвольте угостить вас пивом.
— Я пью кока-колу.
— Так вот почему вы не попадаете! Пиво, знаете ли, снимает напряжение, помогает сконцентрироваться на том, что дротик должен попасть в цель. Лучше всего действует темное — «Гинесс». Словно полировка с серебра, снимает всю муть с мозгов. Ну так что — возьмете «Гинесс» или вам заказать «Харп»?
— Спасибо, не буду изменять кока-коле.
Себе он взял еще одну пинту темного, а мне заказал коку. Он сказал, что зовут его Энди Бакли. Я назвал ему свое имя. Мы сыграли еще одну партию. Несколько раз он заступал за линию, проявляя неуклюжесть, которой я не заметил, когда он тренировался. Когда он оступился вторично, я кинул на него взгляд, и он принужденно засмеялся.
— Мэтт, не подумайте, что я хочу вас обставить, — сказал он. — Знаете, почему так происходит? Сила привычки.
Он быстро выиграл партию и не настаивал, когда я отказался ее повторить. Теперь была моя очередь угощать. Ему я взял «Гинесс», а себе содовую. Бармен снова прогремел на кассовом аппарате «без скидки», взяв деньги из моей мелочи.
Бакли устроился на табуретке рядом со мной. На экране Эррол Флинн все еще завоевывал сердце де Хавилленд, а Рейган демонстрировал умение сохранять хорошую мину при плохой игре.
— Он был редкий красавчик, — заметил Бакли.
— Кто? Рейган?
— Нет, Флинн. Ну, Рейгану тоже достаточно было посмотреть на девиц, как они начинали мочиться в трусики. Мэтт, не помню, чтобы встречал тебя здесь раньше.
— Я редко сюда заглядываю.
— Живешь поблизости?
— Да, неподалеку. А ты?
— Тоже. Здесь тихо. И чудесное пиво. Да и дартс я люблю.
Немного погодя он вернулся к доске. Я остался на своем месте. Чуть погодя подошел бармен и, не спрашивая, наполнил мой стакан содовой. За счет бара.
Пара посетителей ушла. Появился еще один, вполголоса переговорил с Томом и вышел. Затем заскочил мужчина в тройке, при галстуке. Он заказал двойную порцию водки, залпом выпил, попросил повторить и снова проглотил ее в один миг; бросил на стойку десятку и вышел. Он с барменом не обменялся ни единым словом.
На экране Флинн и Рейган в это время столкнулись с Реймондом Масси, который повторил подвиг Джона Брауна в Харперс-Ферри по захвату арсенала. В результате жалкий приспособленец Ван Хоффлин наконец получил по заслугам.
Я стал собираться домой, когда на экране появился длинный список действующих лиц боевика. Забрав мелочь, я оставил на стойке пару баксов для Тома и вышел.
* * *
Какого черта мне там было надо, спросил я себя, оказавшись на улице. Что я там искал? Днем мои мысли крутились вокруг Эдди, а очнувшись, я понял, что нахожусь перед заведением, к которому тот боялся даже близко подойти. Вероятно, я зашел туда, чтобы почувствовать, каким он был прежде, до того, как мы познакомились. А может, я рассчитывал взглянуть на самого Подручного Мясника, скандально известного Микки Баллу?
Однако получилось так, что, попав в обычную забегаловку, я там застрял.
Странно!..
* * *
Из номера позвонил Вилле.
— Я как раз любовалась твоими цветами, — сказала она.
— Они твои, — возразил я. — Я подарил их тебе.
— Без всяких условий?
— Какие могут быть условия! Скажи, у тебя нет настроения сходить в кино?
— На какой фильм?
— Сам не знаю. Я бы зашел за тобой около шести или чуть позже. Посмотрим, что идет на Бродвее, а потом перекусим.
— С одной оговоркой.
— Что еще?
— Угощаю я.
— Ты платила прошлой ночью.
— Что у нас было? А, китайская еда!.. Разве я платила?
— Ты настояла на своем.
— Ну что же. Тогда теперь ты заплатишь за ужин.
— Я не против.
— Но кино — за мой счет.
— Нет, пополам.
— Ладно, разберемся потом. Когда встречаемся? В шесть?
— Да, около того.
* * *
Она снова была в светло-голубой блузке, на этот раз надетой поверх солдатской рубахи цвета хаки со стянутыми тесемкой манжетами. Волосы заплела в две косы — на манер женщины из индейского племени. Я приподнял косы и развел их в стороны.
— Они разные!.. — удивился я.
— Наверное, я старовата для такой прически.
— Что за чушь!
— Вообще-то мне все равно. Раньше я обычно носила короткие стрижки. А потом поняла, что приятно иметь возможность делать разные прически.
Мы поцеловались. Ее дыхание отдавало запахом виски. Но сегодня это не показалось мне неприятным. Вероятно, я уже привык к тому, что она выпивает, и это больше не выбивало меня из колеи.
Мы снова поцеловались. Я слегка коснулся губами ее уха, а потом — шеи. Она всем телом прижалась ко мне, от нее исходил жар.
Вилла спросила:
— На какой сеанс мы идем?
— Фильм крутят без перерыва.
— Значит, мы можем не торопиться?
* * *
Мы выбрали кинотеатр на Таймс-сквер, где обычно идут только новые фильмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35