– Да, Крэйг. Я боюсь.
– Не бойтесь. Я разберусь в этом. – Он улыбнулся. – У вас есть Мартин, он не оставит вас. Обговорите все с ним. Скажите ему, что я покопаюсь в этом деле, когда окажусь в Лондоне. – Он поцеловал ее в щеку. – Верьте мне. Вы знаете, каким дикарем я становлюсь, когда меня разозлят.
Крэйг сидел в самолете напротив Мунро. Бригадир достал бумаги из своего дипломата и углубился в них. Крэйг знал, что спрашивать в лоб бесполезно.
Он заметил:
– Теперь она уже на месте.
– Кто? – Мунро взглянул на него. – О чем вы?
– Женевьева. Сейчас она в замке Вуанкур.
– А, вот вы о чем, – кивнул Мунро. – Надо следить за тем, как там идут дела. Она не профессионал, нельзя это забывать.
– До сих пор вас это не очень-то волновало.
– Видите ли, дорогой мой, я не хотел испортить ей настроение, разве я не прав? Я не жду от нее слишком многого. Две трети всех агентов-женщин, которых мы задействовали, плохо кончили.
Он с невозмутимым видом вернулся к своим документам, и Крэйг задумался. Джулия была права. Что-то тут не так. Он попытался проанализировать шаг за шагом все факты и события. В центре всего, конечно, Анн-Мари. Если бы с ней ничего не случилось, если бы Мунро не было так важно лично увидеть ее… Крэйг вспомнил ту Анн-Мари, которую видел в последний раз, и вздрогнул. Несчастная девочка, в этой клетке в Хэмпстеде, и Баум, заботам которого ее поручили, не желающий даже подойти к ней поближе. Он напрягся на сиденье. Странно. Очень странно. Доктор, который боится подойти к своей собственной пациентке. Тут какая-то тайна.
Остаток полета прошел спокойно. Когда они шли через летное поле к лимузину, ожидавшему их в Кройдоне, он сказал, обращаясь к Мунро:
– Я нужен вам сегодня вечером, сэр?
– Нет, дорогой мой. Развлекайтесь, вы свободны.
– Попытаюсь, сэр. Может, попробую попасть в «Савой», – ответил Крэйг, открывая Мунро дверцу машины.
– Совещания всегда проходили в библиотеке, – рассказывала Гортензия. – Сейчас Прим использует ее как свой основной кабинет. Он даже спит там на походной кровати. У него есть еще маленький кабинет рядом с кабинетом Райсшлингера, но тот для каждодневной работы.
– Как это самоотверженно с его стороны, – усмехнулась Женевьева. – Я имею в виду походную кровать.
– Все важные документы всегда хранятся в сейфе в библиотеке.
– За портретом Елизаветы, одиннадцатой графини де Вуанкур?
– Ты помнишь?!
– Почему ты так уверена в том, что говоришь?
– Раньше или позже, cherie, каждый мужчина рассказывает мне все, эту привычку я всегда поощряла. Карл не исключение, уверяю тебя. Видишь ли, он не нацист, спаси его Господь. Он часто бывает не согласен с ними, поэтому, когда сердится, начинает болтать. Это помогает ему выпустить пар.
– Ты знаешь, что Роммель будет здесь послезавтра?
– Да. Чтобы обсудить систему прибрежной обороны – Атлантический вал.
– Ты ради этого здесь?
– Чтобы получить любую информацию.
– Значит, необходимо залезть в сейф, потому что все, на что стоит посмотреть, будет именно там.
– У кого ключ? У генерала?
– Нет. У Прима. Карлу никак не удается открыть его самому. Он всегда жалуется. Когда они появились здесь, то отобрали у меня ключ.
– Разве у тебя не было второго? – спросила Женевьева.
Гортензия кивнула головой.
– Они потребовали и его. Очень осторожные люди, эти немцы. Но… – Она выдвинула ящик тумбочки, стоявшей у кровати, взяла шкатулку и открыла крышку. Покопавшись среди валявшихся там в беспорядке украшений, вытащила ключ. – Этот я им не отдала. Можно сказать, запасной запасного.
– Великолепно, – сказала Женевьева.
– Это только начало. Если такие бумаги исчезнут, немедленно поднимется тревога.
– У меня есть фотоаппарат. – Женевьева достала портсигар, нажала на потайную кнопку, и крышка открылась. – Видишь?
– Искусная работа, – кивнула Гортензия. – Так, совещание будет во второй половине дня. Вечером они устраивают прием и бал, после которого Роммель вернется ночью в Париж. Это значит, что, если ты хочешь исследовать содержимое сейфа, ты должна это сделать во время бала.
– Но как?
– Я подумаю над этим, cherie. Положись на меня. – Гортензия похлопала ее по щеке. – Теперь оставь меня ненадолго. Мне нужно отдохнуть.
– Конечно. – Женевьева поцеловала ее и направилась к двери.
Когда она уже взялась за ручку, Гортензия вдруг сказала:
– И еще одно.
Женевьева повернулась:
– Да?
– С возвращением домой, моя дорогая! С возвращением!
Когда Женевьева вернулась в свою комнату, она почувствовала, как устала. В голове пульсировала боль, ее мутило. Она задернула шторы и легла на постель не раздеваясь. Значит, Мунро был с ней не слишком откровенен. В какой-то степени она могла принять его позицию, но Крэйг Осборн… Но зато она опять обрела Гортензию. За это, по крайней мере, она им благодарна.
Она проснулась, почувствовав, что Мариза осторожно трясет ее за плечо.
– Я подумала, может быть, ма-амзель захочет принять ванну перед обедом…
– Да, спасибо, – ответила Женевьева. – Мариза была явно смущена мягкостью ее тона, и Женевьева мгновенно поняла, что вышла из роли. – Давай поворачивайся, девочка! – резко бросила она.
– Да. – Мариза исчезла в ванной, и Женевьева услышала звук пущенной воды.
– Можешь распаковать вещи и прибери здесь, пока я принимаю ванну.
Она вошла, сбросила одежду на пол неопрятной кучей, как с пяти лет делала ее сестра, и погрузилась в воду. Она совсем не была уверена в Маризе, и ее волновало, готовила ли та для кого-нибудь отчеты об Анн-Мари Треванс. Девушка была красива тяжелой, спокойной красотой и явно не глупа. Она была очень вежлива и предупредительна, однако Женевьева не могла забыть тот ненавидящий взгляд ее глаз, которым она ее встретила.
Она наслаждалась горячей водой, но вдруг услышала робкий стук в дверь.
– Сейчас половина седьмого, ма-амзель. Обед сегодня в семь.
«Я опоздала. Я опоздала. Они подождут». – В какой-то момент ей захотелось отдохнуть от всех, остаться в своей комнате, изобразив усталость, но следовало принимать во внимание генерала. Чем скорее они встретятся, тем лучше.
Женевьева медленно выбралась из ванны, взяла шелковый халат, висевший за дверью, и возвратилась в спальню. Она села за туалетный столик, и Мариза сразу же начала расчесывать ей волосы. Женевьеву это всегда сильно возбуждало, но она заставила себя сидеть спокойно, как Анн-Мари.
– А что ма-амзель наденет сегодня вечером?
– Бог его знает. Я должна подумать. – Это было самое правильное решение, ведь комоды были до отказа набиты платьями на любой вкус. У сестры был собственный стиль, да и денег хватало, чтобы выдерживать его. В конце концов она скользнула в нечто шифоновое в приглушенных серых и голубых тонах, воздушное и элегантное. Туфли слегка жали, но ей придется привыкать к этому. Она взглянула на часы. Было пять минут восьмого. – Думаю, пора идти, – сказала она себе.
Мариза открыла дверь. Когда Женевьева вышла, то могла поклясться, что девчонка улыбалась сама себе.
На лестничной площадке она встретила Шанталь с подносом в руках.
– Что это? – требовательно спросила Женевьева.
– Графиня решила сегодня вечером ужинать в своей комнате. – Она, как всегда, была сердита. – Он там.
Женевьева открыла ей дверь. Гортензия сидела на одном из стульев со спинкой и подголовником у камина, одетая в великолепный китайский халат в черных и золотых тонах. Генерал Земке в роскошном мундире сидел рядом. Он выглядел весьма внушительно. Когда он повернулся и увидел Женевьеву, его лицо расплылось в приветливой улыбке, казалось, вполне искренней.
– Наконец-то, – сказала Гортензия. – Теперь, возможно, я получу немного покоя. Временами мне кажется, что я окружена одними дураками.
Земке поцеловал Женевьеве руку.
– Мы соскучились по вас.
– Ну же, убирайтесь отсюда, – нетерпеливо сказала Гортензия. Она кивком головы подозвала Шанталь с подносом. – Что у тебя здесь?
Земке улыбнулся:
– Главное достоинство всякого хорошего генерала состоит в умении вовремя ретироваться. Подозреваю, что сейчас как раз один из таких моментов. – Он открыл Женевьеве дверь, наклонил голову, и они вышли.
За обеденным столом сидели двадцать человек, в основном мужчины. Несколько женщин в вечерних платьях, которые выглядели как секретарши, да пара весьма хорошеньких девочек в мундирах с перекрещенными молниями на левом рукаве. Женский персонал службы связи из комнаты, где располагалась радиостанция. Рене предупредил о них Женевьеву. Он сказал, что они пользуются большой популярностью среди офицеров. Теперь, глядя на них, Женевьева легко поверила в это.
Макс Прим сидел напротив нее, она заметила Райсшлингера в дальнем конце стола с какими-то офицерами СС. Когда он посмотрел на нее, она прочла в них такую ненависть, что сразу вспомнила Джо Еджа. Она уже успела нажить себе врага здесь.
Двое официантов в белых перчатках обнесли гостей вином, и она вспомнила, что Анн-Мари терпеть не могла красное вино, зато способна была выпить много белого, гораздо больше, чем Женевьева. Она про себя отметила, что это «Санкер», гордость винных подвалов тетушки, которые теперь, должно быть, подверглись заметному опустошению.
Райсшлингер громко смеялся, перекрывая общий разговор. Выражение лиц его собеседников указывало на то, что его не слишком любят.
Земке наклонился к ней:
– Надеюсь, у графини завтра настроение будет получше.
– Вы знаете ее нрав не хуже меня.
– Послезавтра маршал Роммель собственной персоной посетит нас. Мы, естественно, устраиваем для него прием и бал, и, если у графини вдруг случится одна из ее мигреней… – Он пожал плечами. – Это было бы большой неудачей.
– Я понимаю, генерал. – Женевьева похлопала его по руке. – Я сделаю все, что смогу.
– Я бы не смог приказать ей быть там. Правда, – добавил он смущенно, – я бы не решился на это. Вас не было здесь в тот день, когда мы с Примом прибыли сюда… Бог мой, какие баррикады она воздвигала! Помните, Прим?
– Я мгновенно влюбился в нее, – сказал полковник.
– Со многими мужчинами это случалось, – заметила Женевьева.
Она почувствовала, что его улыбка так возбуждает ее, что она не в состоянии смотреть в его проницательные голубые глаза. Сердце билось слишком быстро, у нее было странное чувство, что он видит ее насквозь. Генерал снова заговорил:
– В тот день, когда мы приехали, вы были в деревне, насколько я помню. Ваша тетка забаррикадировала двери и долго не пускала нас. Когда мы наконец получили разрешение войти, то заметили на стенах несколько выгоревших квадратов.
– А вы пытались проникнуть в подвалы?
Он с видимым удовольствием расхохотался и до конца ужина был в отличном расположении духа. А на Женевьеве начало сказываться напряжение, связанное с необходимостью играть свою роль, и она почувствовала, что напряжение это усиливается.
– Кофе подадут в гостиную, – объявил Земке.
Возникло минутное замешательство, потом все поднялись, и она вдруг почувствовала руку Прима на своем плече.
– Можно вас на пару слов?
Ей следовало избегать его, по крайней мере пока, и она ответила:
– Может, немного позже, – и пошла к генералу.
– Дорогая, – сказал он. – Я должен представить вам вашего соотечественника, служащего в бригаде СС Шарлеманя. Он прибыл к нам лишь на сегодняшний вечер с патрулями.
Офицер поклонился ей. Она отметила его звание по нашивкам на рукаве и трехцветному шеврону в тот момент, когда он подносил ее руку к губам для поцелуя, как это умеют только французы. Это был блондин с голубыми глазами, внушительный, больше похожий на немца, чем любой из присутствующих. Он представлял невероятный контраст с Максом Примом, стоявшим в нескольких футах от нее.
– Я восхищен, мадам, – произнес он, и Женевьева отметила про себя, насколько идет ему мундир, и подумала, что сделали бы маки с этим французом в форме СС, если бы поймали его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36