Тогда она сказала: «Я выйду за него замуж, когда вырасту, если окажется, что у меня недостаточно денег. Мы были бы идеальной парой. Он светловолосый, а у меня волосы темные!»
Женевьева поверила ей. Слова сестры звучали в ее памяти долгие годы, но однажды она вдруг поняла, что Анн-Мари обязательно должна была измениться, как изменилось все в жизни. Девочка, которую она помнила с детства, которую видела в последний раз несколько лет назад, должна была стать другой. Должна была. Над всем этим следовало задуматься.
Женевьева всегда опасалась быть «проглоченной» Анн-Мари, у нее было странное чувство, будто она вообще не должна была родиться. Сидя в кресле и размышляя теперь обо всем этом, она видела, что между ними всегда существовал некий антагонизм. Как будто каждая из них возмущалась, что у нее есть сестра.
Странно, что это тихое место вызывало у нее такие мысли! Вдруг Женевьеве почудилось какое-то движение в комнате. Она встала и вошла. Черное платье, белый фартук, темные чулки и туфли – образцовая служанка. Мариза склонилась над ее чемоданами.
– Оставь их! – резко сказала Женевьева. Ее голос прозвучал сердито, потому что она сама была напугана. Ведь эта девушка близко знала ее, и Женевьеве предстояло выдержать экзамен. – Я хочу спать, – добавила она. – Поезд был ужасный. Ты можешь распаковать потом.
На мгновение ей показалось, что она заметила ненависть в темных глазах Маризы, и ей захотелось узнать, чем Анн-Мари могла заслужить такое чувство.
– Может быть, мне приготовить горячую ванну для мадемуазель? – предложила Мариза.
– Потом, девочка. – Она закрыла за горничной дверь и прислонилась к косяку, руки ее дрожали. Еще один барьер взят. Она взглянула на часы: полдень. Пришло время испытать судьбу с львицей в ее логове. Она разгладила юбку, открыла дверь и вышла.
Глава 11
Когда Женевьева вошла в комнату своей тетки, ей показалось, что она попала в другой мир. Одна стена комнаты была покрыта фресками, которые для Гортензии выполнил один известный китайский художник. Она была необычайна, прекрасна, с чудесной прорисовкой замысловатых деталей, зеленых деревьев и странных, незнакомых фигур и башен. Тяжелые занавеси из голубого шелка спадали вниз тяжелыми складками. Женевьева встала на колени в шезлонге у окна и выглянула в сад. Когда она была здесь в последний раз, сад пышно и красиво цвел в тепле раннего лета, плетистые розы вились вокруг статуи Венеры. Теперь цветов не было, но все остальное было на месте, в том числе ее любимый большой каменный фонтан с мальчиком верхом на дельфине в центре лужайки.
Генерал Земке сидел на скамейке у стены справа. У него были серебряные волосы, более седые, чем на фотографиях, его лицо было привлекательным лицом мужчины в расцвете сил. Тяжелый плащ с огромным меховым воротником был накинут на его плечи, он курил сигарету, вставленную в длинный мундштук. Казалось, он глубоко задумался, хотя каждую минуту потирал больную ногу, как будто пытаясь вернуть ей чувствительность.
– Что вам нужно?
Женевьева обернулась – и оказалась лицом к лицу с ней, совершенно не изменившейся со времени их последней встречи.
– Шанталь, вы напугали меня!
Улыбка на ее некрасивом лице осталась такой же ледяной.
– Что вам нужно? – повторила она.
– Видеть мою тетушку, конечно. По-моему, это совершенно естественно…
– Она отдыхает. Я не позволю вам беспокоить ее. Они называли ее «кувшинным рылом», она всегда была такой жесткой и несгибаемой, и никто ничего не мог с ней поделать.
Женевьева продолжила терпеливым тоном:
– Делайте, что должны, Шанталь. Осторожно спросите Гортензию, примет ли она меня. Если вы не сделаете этого, я войду сама.
– Только через мой труп.
– Уверена, что все будет в порядке. – Внезапно Женевьева потеряла терпение, нрав Анн-Мари вдруг одержал верх: – Не будьте такой упрямой, черт возьми.
От ее богохульства глаза Шанталь потемнели – она была очень религиозной.
– Вы знаете, что Бог накажет вас?
– Да, но и вас уже не будет!
Шанталь вышла, оставив дверь слегка приоткрытой. Когда Женевьева повернулась, она услышала голос, такой знакомый несмотря на прошедшие годы, что у нее вдруг пересохло во рту и сердце забилось быстрее.
– Если она так хочет видеть меня, значит, ей что-то действительно нужно. Пусти ее.
Когда Шанталь открыла перед ней дверь, Женевьева увидела Гортензию, сидящую в подушках и читающую газету. Проходя мимо Шанталь, она мило улыбнулась:
– Спасибо, дорогая Шанталь. – Но, оставшись одна в спальне, вдруг растерялась. «Что мне сказать? – думала она. – Что бы сказала Анн-Мари?» Она глубоко вздохнула и двинулась к кровати. – Почему ты не прогонишь ее? – спросила она, садясь на стул у камина и глядя на Гортензию. Она была так возбуждена, что с трудом подавляла в себе желание подойти ближе к тетушке. Сказать ей, что это она, Женевьева, что она вернулась после всех этих лет разлуки.
– С каких пор тебя это интересует? – послышался слабый голос из-за газеты. Когда газета опустилась, Женевьева испытала одно из самых сильных потрясений в жизни. Это была Гортензия, но бесконечно постаревшая со времени их последней встречи. – Дай мне сигарету, – бросила она.
Женевьева открыла сумочку, достала зажигалку и серебряный портсигар и бросила их на постель. – Это новый, – сказала Гортензия, открыв портсигар. – Очень красивый. – Она закурила «Житан».
Женевьева забрала портсигар и положила его в сумочку. Когда она протянула руку за зажигалкой, широкий шелковый рукав ее блузки, задравшись, обнажил руку выше локтя. Гортензия застыла на мгновение, но потом спокойно протянула ей зажигалку.
– В Париже было скучно, – сказала ей Женевьева.
– Я думаю. – Она глубоко затянулась. – Шанталь считает, что мне не следует курить. Если я прошу у нее пачку сигарет, она просто делает вид, что забыла.
– Избавься от нее.
Гортензия не ответила. Когда Женевьева в последний раз видела тетку, она выглядела не старше сорока, и так было всегда. А теперь, хотя прошло всего четыре года, она казалась старухой.
– Тебе что-то нужно от меня? – спросила Гортензия.
– Почему ты так решила?
– Мне так показалось. – Она выпустила еще одно облачко дыма и отдала сигарету Женевьеве. – Докури, чтобы не волновать Шанталь.
– Она все равно не поверит. Самая настоящая ищейка!
– Игра, в которую мы обе играем, – Гортензия пожала плечами. – Больше нам нечего делать.
– А что генерал Земке?
– Карл по-своему неплох. По крайней мере, он джентльмен, чего нельзя сказать об остальных там, внизу. Мразь, такие, как Райсшлингер. Они считают, что выведение породы – это что-то, имеющее отношение только к лошадям.
– А Прим? Что ты скажешь о нем?
– Насколько я знаю, он нес твои чемоданы. Он в тебя влюблен?
– Это я тебя хочу спросить. Ты эксперт в этих делах. Гортензия откинулась на подушки, вглядываясь в Женевьеву, ее глаза сузились.
– Я знаю одно: он настоящий мужчина. Он тот, за кого себя выдает.
– Это верно.
– Он не из тех, с кем можно играть. Я бы на твоем месте его избегала.
– Это совет или приказ?
– Ты никогда не прислушивалась к чужим советам, – бросила Гортензия. – Но и дурой я никогда тебя не считала. Ты знаешь, я обычно оказывалась права в такого рода делах.
Женевьева оказалась в сложной ситуации: Гортензия была тем человеком, который точно знал все, что происходит в этом доме, но она твердо решила не вмешивать ее в опасную игру, по крайней мере, не говорить ничего о себе. Ради ее же блага пусть Гортензия останется вне игры.
– Что, если я скажу, зачем приехала?
– Ты, возможно, солжешь.
– Швейцарский банкир влюблен в меня по уши!
– Любовь-то хоть настоящая, Анн-Мари?
– Ты не веришь ни одному моему слову, верно?
– Так лучше для нас обеих. Теперь скажи, что тебе на самом деле нужно, и дай мне еще сигарету. – Она дотянулась до сумочки Женевьевы, открыла ее, прежде чем та успела сказать хотя бы слово, и начала рыться в ней. Она вдруг затихла и вынула оттуда вальтер.
– Осторожно! – Женевьева потянулась за пистолетом, ее рукав снова задрался.
Гортензия бросила пистолет и с силой вцепилась в ее правое запястье, потянула на себя, так что Женевьева оказалась на коленях у ее кровати.
– Однажды, когда ты была маленькой девочкой восьми лет, ты как-то перешла вброд фонтан в нижнем саду, тот, где мальчик с трубой. Потом ты сказала мне, что хотела залезть на него и попить воды, которая выливалась у него изо рта. – Женевьева молча покачала головой. Гортензия еще крепче сжала ее руку. – Один из его бронзовых пальцев был сломан. Когда ты сползала вниз, сильно поранила об него руку. Потом здесь, именно в этой комнате, ты сидела у меня на коленях, крепко вцепившись в мою руку, пока доктор Моруа занимался тобой. Сколько швов он наложил? Пять?
– Нет! – Женевьева вырывалась изо всех сил. – Ты забыла! Это была Женевьева!
Гортензия провела пальцем по тонкому белому шраму на внутренней стороне правого предплечья.
– Я видела, как ты приехала, cherie, – сказала она. – Из окна. – Ее хватка ослабла, она погладила Женевьеву по волосам. – С того самого момента, как ты вышла из машины, с того момента. Неужели ты думала, что я не пойму? – В глазах Женевьевы стояли слезы. Она обняла Гортензию, обвив ее руками. Гортензия нежно поцеловала ее в лоб, на секунду прижала к себе, потом мягко сказала: – А теперь, cherie, правду.
Когда она окончила свое повествование, то поняла, что все еще стоит на коленях у кровати. Последовала долгая пауза, потом Гортензия похлопала ее по руке:
– Я думаю, теперь нам обеим не помешает рюмка коньяку. Там, в китайском шкафчике, в углу.
– А стоит ли? – спросила Женевьева. – Твое состояние…
– О чем ты? – удивленно хмыкнула Гортензия.
– Они сказали мне, что у тебя плохо с сердцем. Бригадир Мунро сказал, что у тебя проблемы со здоровьем.
– Что за чушь! По-твоему, я выгляжу больной? – Она почти рассердилась.
– Нет, – сказала Женевьева, – ты выглядишь прекрасно. Я принесу тебе выпить. – Она подошла к шкафчику и открыла его. Вот и еще одна ложь Мунро, чтобы заставить ее действовать в соответствии с его желаниями, а Крэйг Осборн помогал ему. Ее рука слегка дрожала, когда она наливала «Курвуазье» в хрустальную рюмку.
Гортензия выпила коньяк одним быстрым глотком и задумчиво посмотрела в нее.
– Бедный Карл…
– Почему ты так говоришь?
– Ты думаешь, что я теперь допущу, чтобы он прикасался ко мне, зная, что эти звери сделали с Анн-Мари? – Она поставила рюмку на столик у кровати. – Мы жили в состоянии войны, Анн-Мари и я. Она была эгоистична и совершенно безжалостна, когда дело касалось ее желаний, но она была моей племянницей, моей плотью и кровью. Де Вуанкур.
– И хорошо поработала в последние несколько месяцев.
– Да, ты права, и мы должны сделать все, чтобы ее усилия не пропали даром.
– Для этого я сюда и приехала. Гортензия щелкнула пальцами:
– Дай мне еще сигарету и скажи Шанталь, чтобы приготовила мне ванну. Я часок поваляюсь в ней и обо всем поразмышляю. Посмотрим, что можно сделать, чтобы отплатить этим джентльменам внизу. Ты погуляй, cherie. Приходи через час.
В Холодной гавани шел дождь. Крэйг зашел на кухню в поисках Джулии. Она сразу обратила внимание на его теплую полушинель.
– Вы уезжаете?
– На некоторое время. Погода в Кройдоне прояснилась. Я лечу туда с Мунро на «лизандре». – Он обнял ее рукой. – У вас все в порядке? Вы как будто не в себе.
Она с трудом улыбнулась:
– Я знаю, что забавляю вас моими картами таро, Крэйг, но у меня, правда, есть дар. Я чувствую. Я просто знаю, когда что-то не так, как должно быть.
– Объясните, – сказал он.
– Женевьева – ее сестра. Все гораздо сложнее, чем кажется. Я не думаю, что Мунро сказал нам всю правду, если это вообще правда.
И он внезапно поверил Джулии, потому что сердце его сжалось.
– Женевьева… – задумчиво произнес он, и его руки крепче сжали плечи Джулии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Женевьева поверила ей. Слова сестры звучали в ее памяти долгие годы, но однажды она вдруг поняла, что Анн-Мари обязательно должна была измениться, как изменилось все в жизни. Девочка, которую она помнила с детства, которую видела в последний раз несколько лет назад, должна была стать другой. Должна была. Над всем этим следовало задуматься.
Женевьева всегда опасалась быть «проглоченной» Анн-Мари, у нее было странное чувство, будто она вообще не должна была родиться. Сидя в кресле и размышляя теперь обо всем этом, она видела, что между ними всегда существовал некий антагонизм. Как будто каждая из них возмущалась, что у нее есть сестра.
Странно, что это тихое место вызывало у нее такие мысли! Вдруг Женевьеве почудилось какое-то движение в комнате. Она встала и вошла. Черное платье, белый фартук, темные чулки и туфли – образцовая служанка. Мариза склонилась над ее чемоданами.
– Оставь их! – резко сказала Женевьева. Ее голос прозвучал сердито, потому что она сама была напугана. Ведь эта девушка близко знала ее, и Женевьеве предстояло выдержать экзамен. – Я хочу спать, – добавила она. – Поезд был ужасный. Ты можешь распаковать потом.
На мгновение ей показалось, что она заметила ненависть в темных глазах Маризы, и ей захотелось узнать, чем Анн-Мари могла заслужить такое чувство.
– Может быть, мне приготовить горячую ванну для мадемуазель? – предложила Мариза.
– Потом, девочка. – Она закрыла за горничной дверь и прислонилась к косяку, руки ее дрожали. Еще один барьер взят. Она взглянула на часы: полдень. Пришло время испытать судьбу с львицей в ее логове. Она разгладила юбку, открыла дверь и вышла.
Глава 11
Когда Женевьева вошла в комнату своей тетки, ей показалось, что она попала в другой мир. Одна стена комнаты была покрыта фресками, которые для Гортензии выполнил один известный китайский художник. Она была необычайна, прекрасна, с чудесной прорисовкой замысловатых деталей, зеленых деревьев и странных, незнакомых фигур и башен. Тяжелые занавеси из голубого шелка спадали вниз тяжелыми складками. Женевьева встала на колени в шезлонге у окна и выглянула в сад. Когда она была здесь в последний раз, сад пышно и красиво цвел в тепле раннего лета, плетистые розы вились вокруг статуи Венеры. Теперь цветов не было, но все остальное было на месте, в том числе ее любимый большой каменный фонтан с мальчиком верхом на дельфине в центре лужайки.
Генерал Земке сидел на скамейке у стены справа. У него были серебряные волосы, более седые, чем на фотографиях, его лицо было привлекательным лицом мужчины в расцвете сил. Тяжелый плащ с огромным меховым воротником был накинут на его плечи, он курил сигарету, вставленную в длинный мундштук. Казалось, он глубоко задумался, хотя каждую минуту потирал больную ногу, как будто пытаясь вернуть ей чувствительность.
– Что вам нужно?
Женевьева обернулась – и оказалась лицом к лицу с ней, совершенно не изменившейся со времени их последней встречи.
– Шанталь, вы напугали меня!
Улыбка на ее некрасивом лице осталась такой же ледяной.
– Что вам нужно? – повторила она.
– Видеть мою тетушку, конечно. По-моему, это совершенно естественно…
– Она отдыхает. Я не позволю вам беспокоить ее. Они называли ее «кувшинным рылом», она всегда была такой жесткой и несгибаемой, и никто ничего не мог с ней поделать.
Женевьева продолжила терпеливым тоном:
– Делайте, что должны, Шанталь. Осторожно спросите Гортензию, примет ли она меня. Если вы не сделаете этого, я войду сама.
– Только через мой труп.
– Уверена, что все будет в порядке. – Внезапно Женевьева потеряла терпение, нрав Анн-Мари вдруг одержал верх: – Не будьте такой упрямой, черт возьми.
От ее богохульства глаза Шанталь потемнели – она была очень религиозной.
– Вы знаете, что Бог накажет вас?
– Да, но и вас уже не будет!
Шанталь вышла, оставив дверь слегка приоткрытой. Когда Женевьева повернулась, она услышала голос, такой знакомый несмотря на прошедшие годы, что у нее вдруг пересохло во рту и сердце забилось быстрее.
– Если она так хочет видеть меня, значит, ей что-то действительно нужно. Пусти ее.
Когда Шанталь открыла перед ней дверь, Женевьева увидела Гортензию, сидящую в подушках и читающую газету. Проходя мимо Шанталь, она мило улыбнулась:
– Спасибо, дорогая Шанталь. – Но, оставшись одна в спальне, вдруг растерялась. «Что мне сказать? – думала она. – Что бы сказала Анн-Мари?» Она глубоко вздохнула и двинулась к кровати. – Почему ты не прогонишь ее? – спросила она, садясь на стул у камина и глядя на Гортензию. Она была так возбуждена, что с трудом подавляла в себе желание подойти ближе к тетушке. Сказать ей, что это она, Женевьева, что она вернулась после всех этих лет разлуки.
– С каких пор тебя это интересует? – послышался слабый голос из-за газеты. Когда газета опустилась, Женевьева испытала одно из самых сильных потрясений в жизни. Это была Гортензия, но бесконечно постаревшая со времени их последней встречи. – Дай мне сигарету, – бросила она.
Женевьева открыла сумочку, достала зажигалку и серебряный портсигар и бросила их на постель. – Это новый, – сказала Гортензия, открыв портсигар. – Очень красивый. – Она закурила «Житан».
Женевьева забрала портсигар и положила его в сумочку. Когда она протянула руку за зажигалкой, широкий шелковый рукав ее блузки, задравшись, обнажил руку выше локтя. Гортензия застыла на мгновение, но потом спокойно протянула ей зажигалку.
– В Париже было скучно, – сказала ей Женевьева.
– Я думаю. – Она глубоко затянулась. – Шанталь считает, что мне не следует курить. Если я прошу у нее пачку сигарет, она просто делает вид, что забыла.
– Избавься от нее.
Гортензия не ответила. Когда Женевьева в последний раз видела тетку, она выглядела не старше сорока, и так было всегда. А теперь, хотя прошло всего четыре года, она казалась старухой.
– Тебе что-то нужно от меня? – спросила Гортензия.
– Почему ты так решила?
– Мне так показалось. – Она выпустила еще одно облачко дыма и отдала сигарету Женевьеве. – Докури, чтобы не волновать Шанталь.
– Она все равно не поверит. Самая настоящая ищейка!
– Игра, в которую мы обе играем, – Гортензия пожала плечами. – Больше нам нечего делать.
– А что генерал Земке?
– Карл по-своему неплох. По крайней мере, он джентльмен, чего нельзя сказать об остальных там, внизу. Мразь, такие, как Райсшлингер. Они считают, что выведение породы – это что-то, имеющее отношение только к лошадям.
– А Прим? Что ты скажешь о нем?
– Насколько я знаю, он нес твои чемоданы. Он в тебя влюблен?
– Это я тебя хочу спросить. Ты эксперт в этих делах. Гортензия откинулась на подушки, вглядываясь в Женевьеву, ее глаза сузились.
– Я знаю одно: он настоящий мужчина. Он тот, за кого себя выдает.
– Это верно.
– Он не из тех, с кем можно играть. Я бы на твоем месте его избегала.
– Это совет или приказ?
– Ты никогда не прислушивалась к чужим советам, – бросила Гортензия. – Но и дурой я никогда тебя не считала. Ты знаешь, я обычно оказывалась права в такого рода делах.
Женевьева оказалась в сложной ситуации: Гортензия была тем человеком, который точно знал все, что происходит в этом доме, но она твердо решила не вмешивать ее в опасную игру, по крайней мере, не говорить ничего о себе. Ради ее же блага пусть Гортензия останется вне игры.
– Что, если я скажу, зачем приехала?
– Ты, возможно, солжешь.
– Швейцарский банкир влюблен в меня по уши!
– Любовь-то хоть настоящая, Анн-Мари?
– Ты не веришь ни одному моему слову, верно?
– Так лучше для нас обеих. Теперь скажи, что тебе на самом деле нужно, и дай мне еще сигарету. – Она дотянулась до сумочки Женевьевы, открыла ее, прежде чем та успела сказать хотя бы слово, и начала рыться в ней. Она вдруг затихла и вынула оттуда вальтер.
– Осторожно! – Женевьева потянулась за пистолетом, ее рукав снова задрался.
Гортензия бросила пистолет и с силой вцепилась в ее правое запястье, потянула на себя, так что Женевьева оказалась на коленях у ее кровати.
– Однажды, когда ты была маленькой девочкой восьми лет, ты как-то перешла вброд фонтан в нижнем саду, тот, где мальчик с трубой. Потом ты сказала мне, что хотела залезть на него и попить воды, которая выливалась у него изо рта. – Женевьева молча покачала головой. Гортензия еще крепче сжала ее руку. – Один из его бронзовых пальцев был сломан. Когда ты сползала вниз, сильно поранила об него руку. Потом здесь, именно в этой комнате, ты сидела у меня на коленях, крепко вцепившись в мою руку, пока доктор Моруа занимался тобой. Сколько швов он наложил? Пять?
– Нет! – Женевьева вырывалась изо всех сил. – Ты забыла! Это была Женевьева!
Гортензия провела пальцем по тонкому белому шраму на внутренней стороне правого предплечья.
– Я видела, как ты приехала, cherie, – сказала она. – Из окна. – Ее хватка ослабла, она погладила Женевьеву по волосам. – С того самого момента, как ты вышла из машины, с того момента. Неужели ты думала, что я не пойму? – В глазах Женевьевы стояли слезы. Она обняла Гортензию, обвив ее руками. Гортензия нежно поцеловала ее в лоб, на секунду прижала к себе, потом мягко сказала: – А теперь, cherie, правду.
Когда она окончила свое повествование, то поняла, что все еще стоит на коленях у кровати. Последовала долгая пауза, потом Гортензия похлопала ее по руке:
– Я думаю, теперь нам обеим не помешает рюмка коньяку. Там, в китайском шкафчике, в углу.
– А стоит ли? – спросила Женевьева. – Твое состояние…
– О чем ты? – удивленно хмыкнула Гортензия.
– Они сказали мне, что у тебя плохо с сердцем. Бригадир Мунро сказал, что у тебя проблемы со здоровьем.
– Что за чушь! По-твоему, я выгляжу больной? – Она почти рассердилась.
– Нет, – сказала Женевьева, – ты выглядишь прекрасно. Я принесу тебе выпить. – Она подошла к шкафчику и открыла его. Вот и еще одна ложь Мунро, чтобы заставить ее действовать в соответствии с его желаниями, а Крэйг Осборн помогал ему. Ее рука слегка дрожала, когда она наливала «Курвуазье» в хрустальную рюмку.
Гортензия выпила коньяк одним быстрым глотком и задумчиво посмотрела в нее.
– Бедный Карл…
– Почему ты так говоришь?
– Ты думаешь, что я теперь допущу, чтобы он прикасался ко мне, зная, что эти звери сделали с Анн-Мари? – Она поставила рюмку на столик у кровати. – Мы жили в состоянии войны, Анн-Мари и я. Она была эгоистична и совершенно безжалостна, когда дело касалось ее желаний, но она была моей племянницей, моей плотью и кровью. Де Вуанкур.
– И хорошо поработала в последние несколько месяцев.
– Да, ты права, и мы должны сделать все, чтобы ее усилия не пропали даром.
– Для этого я сюда и приехала. Гортензия щелкнула пальцами:
– Дай мне еще сигарету и скажи Шанталь, чтобы приготовила мне ванну. Я часок поваляюсь в ней и обо всем поразмышляю. Посмотрим, что можно сделать, чтобы отплатить этим джентльменам внизу. Ты погуляй, cherie. Приходи через час.
В Холодной гавани шел дождь. Крэйг зашел на кухню в поисках Джулии. Она сразу обратила внимание на его теплую полушинель.
– Вы уезжаете?
– На некоторое время. Погода в Кройдоне прояснилась. Я лечу туда с Мунро на «лизандре». – Он обнял ее рукой. – У вас все в порядке? Вы как будто не в себе.
Она с трудом улыбнулась:
– Я знаю, что забавляю вас моими картами таро, Крэйг, но у меня, правда, есть дар. Я чувствую. Я просто знаю, когда что-то не так, как должно быть.
– Объясните, – сказал он.
– Женевьева – ее сестра. Все гораздо сложнее, чем кажется. Я не думаю, что Мунро сказал нам всю правду, если это вообще правда.
И он внезапно поверил Джулии, потому что сердце его сжалось.
– Женевьева… – задумчиво произнес он, и его руки крепче сжали плечи Джулии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36