– Вы когда-нибудь задавались вопросом, на чьей стороне воюете на самом деле?
– Иногда. – Хейр закурил. – В основном когда имею дело с Джо Еджем. Тогда я испытываю отвращение к форме.
– К любой форме, – добавил Крэйг. – Он совершенно неуправляем, по-моему. Грант рассказал мне довольно странную историю, которая очень точно характеризует его. Во время битвы за Британию у одного Ю-88 С был выведен из строя двигатель, и он сдался двум пилотам «спитфайров», которые летели по бокам и конвоировали его на наш ближайший аэродром. Это была удача.
– И что произошло? – спросила Женевьева.
– Внезапно с тыла появился Едж и, смеясь, словно маньяк, – все это было слышно по радио – расстреливает его в упор.
– Это ужасно, – поежилась Женевьева.
– Конечно, командир должен был отдать его под трибунал.
– Он пробовал, но его остановили сверху. Едж был асом битвы за Британию, награжден двумя Крестами за летные заслуги. Поэтому вся эта история плохо выглядела бы в газетах.
Крэйг повернулся к Хейру:
– Я уже говорил вам, герой войны – психопат.
– Я слышал эту историю, – ответил тот. – Но вы опустили одну деталь: командиром Еджа был американец. Бывший офицер эскадрильи Орлов или что-то в этом роде. Едж так и не простил его и с тех пор ненавидит американцев.
– Да, но он лучший пилот из всех, кого я когда-либо встречал, черт возьми, – отпарировал Мунро.
– Если это так, то почему в четверг летит не он, а Грант? – спросила Женевьева.
– Потому что он не летает на «лизандре», а управляет немецким самолетом «шторк», и то лишь в исключительных обстоятельствах, – ответил ей Мунро. – Полет в четверг – рутинное мероприятие.
Дверь открылась, и вошел Едж, как обычно с незажженной сигаретой в уголке рта.
– Все довольны? – Когда он подошел к столу, в помещении сразу воцарилась тишина. – Грант благополучно отбыл, сэр, – сообщил он Мунро. – Вернется назад в четверг к полудню.
– Прекрасно, – удовлетворенно пробурчал Мунро. Едж наклонился к Женевьеве так близко, что она почувствовала на своем ухе его дыхание:
– Хорошо устроились, моя сладкая? Если вам понадобится совет, дядя Джо всегда к вашим услугам.
Она сердито отшатнулась и встала:
– Пойду посмотрю, не нужна ли помощь мадам Легран.
Когда она встала, Едж расхохотался. Хейр, подняв брови, взглянул на Крэйга:
– Ему нравится во все влезать, да?
Когда Женевьева вошла в кухню, Джулия мыла посуду, наклонившись над раковиной.
– Мадам Легран, завтрак был просто великолепный. – Она взяла полотенце. – Давайте помогу.
– Меня зовут Джулия, cherie, – ответила она с теплой улыбкой.
Женевьева внезапно вспомнила, что так ее всегда называла Гортензия. Только ее, никогда Анн-Мари. Джулия Легран сразу завоевала ее симпатию. Она взяла тарелку и улыбнулась:
– Женевьева.
– Все в порядке?
– Думаю, да. Мне нравится Мартин Хейр. Великолепный человек.
– А Крэйг?
– О, он тоже… кажется… – Она пожала плечами.
– Это значит, что он вам здорово нравится, – вздохнула Джулия. – К сожалению, это всегда получается само собой, cherie, но, мне кажется, этот парень слишком часто ставит свой кувшин на край колодца.
– А Едж? – спросила Женевьева.
– Этот просто живой мертвец. Держитесь подальше от него.
Женевьева продолжала вытирать тарелки.
– А что вы здесь делаете?
– Я управляю домом и всем этим местом. Я отведу вас туда попозже. Чтобы вы устроились.
Дверь открылась, и в кухню заглянул бригадир:
– Мы с Крэйгом отправляемся в дом. У нас полно дел. Джулия ответила:
– Я приведу к вам Женевьеву попозже.
– Прекрасно. – Он вытащил из кармана письмо и протянул его Женевьеве: – Это вам. Сегодня утром я послал Картера в ваш госпиталь, чтобы он объяснил старшей сестре, что ваш отпуск следует продлить из-за тяжелой семейной утраты. Она не посылала вам свое письмо, потому что ждала, что вы вот-вот появитесь.
Конверт был аккуратно вскрыт.
– Вы прочли его? – спросила Женевьева.
– Конечно. – Он вышел, закрыв за собой дверь.
– Ах, какой он вежливый, – сказала Джулия с сарказмом.
Женевьева отложила письмо в сторону и продолжила вытирать посуду.
– Что вы делали раньше?
– Я жила во Франции. Мой муж был профессором философии в Сорбонне.
– А теперь?
– Он умер. Они пришли за нами однажды ночью – гестапо, – а он задержал их, дав возможность мне и другим скрыться. – На секунду Джулия замолчала, уставившись в пространство. – Но Крэйг вернулся за ним. Спас ему жизнь. Помог нам уехать в Англию. – Она вздохнула. – Он умер от сердечного удара в прошлом году, мой муж.
– И Крэйг Осборн спас его?
– Да, он.
– Расскажите мне о нем, – сказала Женевьева. – Все, что знаете.
– Почему бы и нет? – пожала в ответ плечами Джулия. – Его отец был американским дипломатом, мать француженкой. В детстве он жил то в Берлине, то в Париже, поэтому так свободно владеет языками. Он работал для журнала «Лайф», когда немцы взяли Париж.
– Да, как раз тогда он познакомился с моей сестрой. Вы встречались с ней?
– Лично ни разу. Крэйг связался с подпольем, в котором проводили операции по спасению евреев, отправляя их через Испанию, и едва спасся сам, когда немцы узнали, чем он занимается. Именно тогда он впервые появился в Англии и присоединился к их Секретной службе. Они называют ее ИСО. Позднее, когда американцы вступили в войну, его перевели в ОСС. – Она пожала плечами. – Но это просто названия. Все заняты одним-единственным делом. Воюют.
– Он вернулся во Францию?
– Его дважды сбрасывали с парашютом. В третий раз использовали «лизандр». Он командовал диверсионной группой маки в долине Луары несколько месяцев, пока их не предали.
– И куда он отправился?
– В Париж, в одно кафе на Монмартре, там встречались подпольщики по пути в Испанию… – Она замолчала.
– А дальше?
– Гестаповцы ждали его. Они отправили его на Рю де Сюссе, в здание министерства внутренних дел.
– Продолжайте… – Женевьева побледнела.
– Его сфотографировали, взяли отпечатки пальцев – все, как обычно, а потом начался допрос, который длился трое суток, его ужасно пытали. Посмотрите при случае на его руки. Его ногти деформированы, потому что они их ему вырвали.
– Но ему удалось бежать?
– Да, ему повезло. Машина, на которой его везли, столкнулась с грузовиком. Он сбежал и спрятался в церкви. Священник, который обнаружил его, связался с моим мужем, который был руководителем подполья в одном из районов Парижа.
– А кто отвлекал гестапо, пока вы с Крэйгом пытались скрыться?..
– Сейчас я вам все объясню, cherie, – терпеливо ответила Джулия. – Крэйг не мог идти сам, потому что они изуродовали и его ноги. – Она крепко держала Женевьеву за руку. – Это не голливудский боевик с Эрролом Флинном в главной роли, который вы идете смотреть в субботу вечером в ваш местный кинотеатр. Это реальность. Такое может случиться и с вами. Вот об этом вы должны подумать сейчас. Ночью в четверг будет уже поздно, слишком поздно. – Женевьева сидела, глядя на нее широко открытыми глазами. Джулия продолжала: – Нас привезли в Амьен в крытом грузовичке. Через три дня за нами прислали «лизандр».
– Что случилось с Крэйгом потом?
– Они сделали его кавалером ордена Почетного легиона, соотечественники наградили его Крестом за боевые заслуги и перевели в ОСС. Ирония судьбы в том, что он опять попал в лапы Дугала Мунро.
– А что в нем такого страшного? – спросила Женевьева.
– Я думаю, что этот человек любит смерть, – ответила Джулия. – Иногда мне кажется, что он не будет знать что делать, если выживет в этой войне.
– Но это глупо, – заметила Женевьева, ее била сильная дрожь.
– Может быть, – пожала плечами Джулия. – Не забудьте про письмо. Вы его так и не прочли.
Она была права. Женевьева вскрыла письмо. Прочтя, она скатала его в шарик.
– Плохие новости? – спросила Джулия.
– Приглашение на вечеринку в предстоящий выходной, на которую я в любом случае не пошла бы. Это дает ощущение постоянного поиска.
Джулия расхохоталась:
– Это в вашем-то возрасте, cherie?
– Мы встречались какое-то время. Вот и все. Скорее всего, от одиночества.
– А дальше?
– Он просил меня выйти за него замуж, перед тем как его послали служить на Восток.
– И вы отказали?
– Он только что приехал. Проводит отпуск в доме своих родителей в Суррее.
– И все еще надеется? Женевьева кивнула.
– И я ничего не могу объяснить ему! Дрянной способ прекращать отношения.
– Но ведь вам все равно, я не ошиблась?
– Вчера утром это, возможно, так и было, но теперь… – Женевьева пожала плечами. – Временами я чувствую в себе что-то странное, как будто мне все подвластно.
– Так что вас, судя по всему, спасли от серьезной ошибки. Мне кажется, вы теперь поймете Крэйга немного лучше.
Дверь открылась прежде, чем Женевьева успела ответить, и вошел Едж:
– Женщины у раковины на кухне. Прекрасное зрелище!
– Почему бы вам не уйти и не заняться своими игрушками, Джо? Это единственное, что у вас хорошо получается, – бросила Джулия.
– Но, дорогая, здесь тоже много такого, чем можно заняться. – Он обошел Женевьеву сзади и обнял за талию, прижимая к себе. Она почувствовала его возбуждение, когда он начал водить носом по ее шее и поднял руки к груди.
– Оставьте меня! – возмущенно воскликнула она.
– Смотри-ка, ей нравится, – съязвил он.
– Нравится? У меня от вас мурашки по коже, – ответила ему Женевьева.
– Правда? Так это здорово, милашка. Мне действительно хочется, чтобы тебя знобило от меня!
Она продолжала отбиваться от него, и вдруг Едж завопил от боли.
На поле боя появился Мартин Хейр: он держал Еджа за руку, заломив за спину, даже после того, как тот отпустил Женевьеву.
– Вы мерзкий червяк, Джо. Убирайтесь отсюда! Откуда ни возьмись возник Шмидт и открыл заднюю дверь. Хейр швырнул туда Еджа, и тот упал на одно колено. Он вскочил на ноги и повернулся с искаженным от злобы лицом:
– Я отплачу тебе за это, Хейр! А ты, ты, сука!..
Он поспешил прочь. Шмидт закрыл дверь.
– Он просто мина замедленного действия, сэр, так мне кажется.
– Я больше не мог его выносить. Ладно, сбегайте на корабль и найдите пару морских сапог для мисс Треванс.
– Цу бефель, герр капитан, – весело сказал Шмидт и вышел.
Женевьева все еще дрожала от возмущения.
– Морские сапоги? Зачем? – попробовала она отвлечься.
– Мы сходим прогуляться, – ответил Хейр, улыбаясь. – Соленый воздух, берег моря. Нет ничего лучше природы, она все ставит на свои места.
Мартин оказался прав. Они шли по узкой полоске берега за причалом, где залив расширялся, соединяясь с морем и устремляясь в него в водовороте белой пены и брызг, поднимавшихся высоко вверх.
Женевьева заметила:
– Боже, какая прелесть. Каждый вдох, который вы делаете в Лондоне, заражен дымом. Весь город пропах войной. Всюду смерть и разрушение.
– Море смывает грязь. Еще когда я был совсем мальчиком и проводил каникулы у мыса Код, я плавал по морю, – сказал Хейр. – Неважно, как дела на берегу; даже если у тебя все плохо, ты оставляешь это за спиной, на суше.
– А ваша жена? – спросила Женевьева. – Она думает так же?
– Думала. – Ответил Мартин. – Она умерла от лейкемии в 1938-м.
– Я очень сожалею. – Она повернулась, засунув руки в карманы куртки Кригсмарин горохового цвета, которую для нее раздобыл Шмидт. – У вас есть дети?
– Это было невозможно. Она была слишком истощена. Боролась с этой проклятой болезнью с двадцати одного года. – Он улыбнулся: – Она оставила мне несколько самых лучших акварелей, которые я видел в жизни. Она была прекрасным художником.
Инстинктивно она взяла его за руку. Они обогнули мыс, и берег стал намного шире, изгибаясь вдоль линии скал.
– Мне кажется, для вас это была долгая война. Он отрицательно покачал головой:
– Да нет. Я веду ее день за днем и живу только сегодняшним днем. – Он улыбнулся, став внезапно необыкновенно привлекательным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36