Всего на девяносто долларов, иными словами – на десять долларов меньше суммы, не облагаемой таможенным сбором. Однако молодой таможенник усомнился в ее правдивости, и он вызвал Стэндиша.
– С какой стати должна я что-то подписывать? – спросила миссис Гарриет дю Барри-Моссмен.
Стэндиш посмотрел на часы под потолком. Было без пятнадцати одиннадцать. Он еще мог успеть, покончив с делами этой дамы, попрощаться с племянницей, пока самолет не улетел. Он терпеливо разъяснил:
– Просто чтобы облегчить дело, мадам. Мы ведь просим вас только письменно подтвердить то, что вы уже сообщили нам на словах. Вы сказали, что эти платья были вами приобретены…
– Сколько же раз должна я повторять одно и то же? Я покупала их в Чикаго и в Нью-Йорке перед отъездом в Европу. Так же, как и свитеры. А этот жакет – подарок и куплен в Соединенных Штатах. Мне подарили его полгода назад.
«И зачем только люди так поступают?» – недоумевал Гарри Стэндиш. Он ни секунды не сомневался, что утверждения этой дамы сплошная ложь.
Начать с того, что со всех платьев – а их было шесть, и все дорогие – были спороты ярлыки. Никто не сделает такой вещи без особой нужды. Женщины обычно гордятся марками фешенебельных фирм. К тому же покрой платьев был несомненно французский, так же как и мехового жакета, хотя к его подкладке и была довольно неумело пришита марка магазина «Сакс» с Пятой авеню. Однако пассажиры, вроде миссис Моссмен, не понимали, что квалифицированный таможенник и без фабричной марки может определить, где изготовлен тот или иной предмет. Покрой, швы, даже то, как вшита молния, – для наметанного глаза все равно что знакомый почерк и столь же явно выдают автора.
То же самое можно было сказать и о трех превосходных свитерах. На них тоже отсутствовали фабричные марки, и они были типично английской тускло-коричневой расцветки; такие свитеры не продаются в Соединенных Штатах. Можно было безошибочно утверждать, что они куплены в Шотландии. Когда крупные американские универсальные магазины заказывают за границей такого рода свитеры, шотландские фирмы поставляют им товар более яркой расцветки, пользующийся большим спросом на американском рынке. Каждому таможеннику все это хорошо известно не только в теории, но и на практике.
Миссис Моссмен спросила:
– Предположим, я подпишу этот бланк, что дальше?
– После этого вы будете свободны, мадам.
– И могу взять с собой мои вещи? Все?
– Да.
– А если я откажусь подписать?
– Тогда мы будем вынуждены задержать вас, пока не закончим расследование.
После некоторого колебания миссис Моссмен сказала:
– Хорошо, заполняйте бланк, я подпишу.
– Нет, мадам, вы должны заполнить сами. Вот здесь, пожалуйста, проставьте название предмета, а в этой графе – где он был, по-вашему, приобретен. Пожалуйста, укажите названия всех магазинов, а также фамилию лица, подарившего вам этот меховой жакет…
Гарри Стэндиш подумал: в его распоряжении остается не больше минуты – уже без десяти одиннадцать. Ему вовсе не хотелось прибежать к выходу на поле в тот момент, когда дверь самолета захлопнется. Но его нюх таможенника…
Он ждал. Миссис Моссмен заполнила бланк и подписала его.
Завтра один из служащих таможни займется проверкой сделанного миссис Моссмен заявления. Платья и свитеры будут временно реквизированы: их направят для опознания в магазины, где, по словам миссис Моссмен, они были приобретены; соболий жакет предъявят в магазине «Сакс» на Пятой авеню, и фирма, вне всякого сомнения, не признает его своим изделием… Миссис Моссмен еще не подозревала о том, какую беду навлекла она на свою голову: ей придется заплатить крупную пошлину и сверх того почти наверняка – большой штраф.
– Имеются у вас еще какие-либо предметы, мадам, о которых вы хотели бы упомянуть в декларации? – спросил инспектор Стэндиш.
Миссис Моссмен возмущенно отрезала:
– Разумеется, нет!
– Вы в этом уверены?
Таможенным инспекторам предписывается всячески способствовать добровольному признанию пассажиров. Намеренно заманивать их в ловушку не разрешается – если, конечно, они сами не лезут в нее.
Не удостоив Стэндиша ответом, миссис Моссмен только презрительно тряхнула головой.
– В таком случае, мадам, – сказал инспектор Стэндиш, – не будете ли вы любезны открыть сумочку?
Только тут эта самоуверенная особа впервые проявила некоторую растерянность.
– Но, насколько мне известно, дамские сумочки никогда не осматривают. Я прохожу через таможню не в первый раз.
– Как правило – нет. Но за нами сохраняется это право.
Только в особых, крайне редких случаях таможенники прибегают к досмотру дамских сумочек, так же как и карманов мужских костюмов или пальто. Предложить пассажирке показать содержимое сумочки – случай из ряда вон выходящий. Но когда какой-либо субъект проявляет чрезмерное упрямство, таможенники становятся упрямыми тоже.
Миссис Гарриет дю Барри-Моссмен с большой неохотой открыла сумочку.
Гарри Стэндиш обследовал губную помаду и золотую пудреницу. Вынув пластинку с прессованной пудрой, он извлек из-под нее кольцо с бриллиантом и рубином и сдул с него остатки пудры. В сумочке оказался начатый тюбик с кремом для рук. Разогнув нижнюю часть тюбика, Стэндиш увидел, что им пользовались не с того конца. Подавив тюбик в верхней части, возле колпачка, он нащупал внутри что-то твердое. Когда же эти горе-контрабандисты изобретут что-нибудь новенькое, с досадой подумал он. Все то же старье, надоевшие трюки. Сколько он их перевидал на своем веку!
Миссис Моссмен побелела. От ее высокомерия не осталось и следа.
– Мадам, – сказал инспектор Стэндиш, – я должен покинуть вас ненадолго, но я вернусь. К тому же теперь вся эта процедура займет еще некоторое время. – Он обратился к молодому таможеннику, стоявшему рядом: – Тщательно проверьте все. Вспорите подкладку в сумке, проверьте дно чемоданов и швы на всех предметах одежды. Составьте опись. Ну, в общем, вы сами знаете…
Он уже направлялся к двери, когда миссис Моссмен окликнула его:
– Инспектор!
Стэндиш остановился.
– Да, мадам?
– Насчет этого жакета и платьев… возможно, я что-то напутала. Я действительно купила их за границей и также еще несколько вещиц.
Стэндиш покачал головой. Как это люди не понимают, что нельзя заходить слишком далеко – ведь потом уже не может быть и речи о каком-либо соглашении. Он заметил, что молодой таможенник тем временем обнаружил еще что-то.
– Пожалуйста!.. Прошу вас… мой супруг…
Инспектор Гарри Стэндиш отвернулся, чтобы не видеть бледного, потерянного лица миссис Моссмен, и поспешно вышел из таможенного зала. Самым коротким путем – по служебному проходу под залом ожидания – он направился к вестибюлю «Д», к выходу сорок семь. По дороге он раздумывал над тупоумием миссис Гарриет дю Барри-Моссмен и ей подобных. Впиши она честно меховой жакет и платья в декларацию, пошлина была бы не столь уж велика, особенно для явно богатой женщины. Молодой таможенник не стал бы затевать дело из-за одних свитеров, даже если бы и заметил, что они куплены за границей, и уж, конечно, никто бы не подумал открывать ее сумочку. Таможенники знают, что многие пассажиры, возвращаясь на родину, стараются что-то провезти контрабандой, но смотрят на это сквозь пальцы. Более того: если к их помощи прибегают, они иной раз даже дают пассажирам советы, указывая, какие облагаемые наиболее высокой пошлиной предметы включить в декларацию так, чтобы получилась сумма, не подлежащая обложению, а пошлину заплатить лишь за те предметы, на которые она не так высока.
Попадались с поличным, штрафовались, а порой и привлекались к судебной ответственности преимущественно непомерно алчные люди, вроде миссис Моссмен, которая во что бы то ни стало хотела провезти все даром. И Гарри Стэндиша угнетала мысль о том, что таких, как она, слишком много.
Он с облегчением обнаружил, что посадка на рейс два еще не закончилась и контролер у выхода продолжает проверять билеты последних пассажиров. Форма таможенника давала Стэндишу пропуск в любую часть аэропорта, и занятый проверкой билетов контролер едва взглянул на него, когда он подходил. Стэндиш заметил, что контролеру помогает рыжеволосая молодая женщина – старший агент по обслуживанию пассажиров, он даже припомнил ее фамилию: миссис Ливингстон.
Стэндиш прошел в салон туристского класса, улыбнувшись стюардессе, стоявшей у входа в самолет:
– Я на минутку. Смотрите не увезите меня с собой.
Он разыскал свою племянницу Джуди – она сидела на третьем месте у окна. Два места по другую сторону прохода занимала молодая пара с ребенком, и Джуди развлекалась, забавляя малышку. Как во всех салонах туристского класса, здесь было тесно, душно, да и кресла расположены так близко одно к другому, что негде повернуться. Инспектор Стэндиш сам путешествовал по воздуху редко, а когда это случалось, тоже брал билет туристского класса и каждый раз страдал от клаустрофобии. Он отнюдь не завидовал всем этим людям, которым предстоял сейчас утомительно-однообразный десятичасовой перелет.
– Дядя Гарри! – воскликнула Джуди. – Я уж думала, вы не придете. – Она положила ребенка на колени матери.
– Я пришел пожелать счастливого пути, – сказал Стэндиш. – Надеюсь, удача будет сопутствовать тебе весь год, а когда будешь возвращаться домой, смотри не пытайся провезти контрабанду.
Джуди рассмеялась.
– Ни в коем случае, дядя Гарри. Прощайте.
Она подставила ему лицо для поцелуя, и он нежно чмокнул ее в щеку. Он был спокоен за Джуди. Вторая миссис Моссмен из нее не получится – он был в этом уверен.
Дружелюбно кивнув стюардессам, таможенный инспектор покинул самолет. Вернувшись в зал ожидания, он задержался у выхода, наблюдая за происходящим. Последние минуты перед отлетом, особенно когда самолет отправляется в дальний рейс, всегда действовали на инспектора Стэндиша тревожно и завораживающе, как, впрочем, и на многих людей. Внезапно из репродуктора донеслось сообщение: «Заканчивается посадка в самолет „Транс-Америки“, вылетающий рейсом два „Золотой Аргос“ .
Пассажиров у выхода теперь оставалось только двое. Рыжеволосая миссис Ливингстон проглядывала какие-то бумаги, контролер проверял билет предпоследнего пассажира – высокого блондина в верблюжьем пальто, без шляпы. Пройдя проверку, высокий блондин по галерее-гармошке направился к туристскому отсеку самолета. Миссис Ливингстон вернулась в главный зал.
Наблюдая все это, инспектор Стэндиш почти бессознательно обратил внимание на фигуру, неподвижно стоявшую у окна спиной к выходу на летное поле. Стэндиш увидел, что это старушка – маленькая, хрупкая, немного растерянная. На ней был черный, несколько старомодный костюм, в руках – сумочка из черных бусин. У этой старушки был до того трогательно-беззащитный вид, что Стэндиш невольно подумал: как могла такая пожилая женщина оказаться здесь в столь поздний час и совсем одна?
Старушка направилась к контролеру «Транс-Америки», производившему посадку на рейс два; двигалась она необыкновенно проворно и легко. До Стэндиша долетели обрывки ее разговора с контролером, прорывавшиеся сквозь шум уже запущенных двигателей:
– Прошу вас… Мой сын только что поднялся в самолет… Такой высокий блондин без шляпы, в пальто из верблюжьей шерсти… Он забыл бумажник… Здесь все его деньги.
Стэндиш заметил, что старушка держит в руке какой-то предмет, похожий на мужской бумажник.
У контролера был усталый вид, что нередко бывает в последние секунды посадки. Он нетерпеливо поглядел на старушку, протянул руку, чтобы взять бумажник, затем поглядел снова, внимательнее, передумал и что-то торопливо сказал, мотнув в сторону галереи-гармошки. До Стэндиша долетело только:
– …попросите стюардессу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– С какой стати должна я что-то подписывать? – спросила миссис Гарриет дю Барри-Моссмен.
Стэндиш посмотрел на часы под потолком. Было без пятнадцати одиннадцать. Он еще мог успеть, покончив с делами этой дамы, попрощаться с племянницей, пока самолет не улетел. Он терпеливо разъяснил:
– Просто чтобы облегчить дело, мадам. Мы ведь просим вас только письменно подтвердить то, что вы уже сообщили нам на словах. Вы сказали, что эти платья были вами приобретены…
– Сколько же раз должна я повторять одно и то же? Я покупала их в Чикаго и в Нью-Йорке перед отъездом в Европу. Так же, как и свитеры. А этот жакет – подарок и куплен в Соединенных Штатах. Мне подарили его полгода назад.
«И зачем только люди так поступают?» – недоумевал Гарри Стэндиш. Он ни секунды не сомневался, что утверждения этой дамы сплошная ложь.
Начать с того, что со всех платьев – а их было шесть, и все дорогие – были спороты ярлыки. Никто не сделает такой вещи без особой нужды. Женщины обычно гордятся марками фешенебельных фирм. К тому же покрой платьев был несомненно французский, так же как и мехового жакета, хотя к его подкладке и была довольно неумело пришита марка магазина «Сакс» с Пятой авеню. Однако пассажиры, вроде миссис Моссмен, не понимали, что квалифицированный таможенник и без фабричной марки может определить, где изготовлен тот или иной предмет. Покрой, швы, даже то, как вшита молния, – для наметанного глаза все равно что знакомый почерк и столь же явно выдают автора.
То же самое можно было сказать и о трех превосходных свитерах. На них тоже отсутствовали фабричные марки, и они были типично английской тускло-коричневой расцветки; такие свитеры не продаются в Соединенных Штатах. Можно было безошибочно утверждать, что они куплены в Шотландии. Когда крупные американские универсальные магазины заказывают за границей такого рода свитеры, шотландские фирмы поставляют им товар более яркой расцветки, пользующийся большим спросом на американском рынке. Каждому таможеннику все это хорошо известно не только в теории, но и на практике.
Миссис Моссмен спросила:
– Предположим, я подпишу этот бланк, что дальше?
– После этого вы будете свободны, мадам.
– И могу взять с собой мои вещи? Все?
– Да.
– А если я откажусь подписать?
– Тогда мы будем вынуждены задержать вас, пока не закончим расследование.
После некоторого колебания миссис Моссмен сказала:
– Хорошо, заполняйте бланк, я подпишу.
– Нет, мадам, вы должны заполнить сами. Вот здесь, пожалуйста, проставьте название предмета, а в этой графе – где он был, по-вашему, приобретен. Пожалуйста, укажите названия всех магазинов, а также фамилию лица, подарившего вам этот меховой жакет…
Гарри Стэндиш подумал: в его распоряжении остается не больше минуты – уже без десяти одиннадцать. Ему вовсе не хотелось прибежать к выходу на поле в тот момент, когда дверь самолета захлопнется. Но его нюх таможенника…
Он ждал. Миссис Моссмен заполнила бланк и подписала его.
Завтра один из служащих таможни займется проверкой сделанного миссис Моссмен заявления. Платья и свитеры будут временно реквизированы: их направят для опознания в магазины, где, по словам миссис Моссмен, они были приобретены; соболий жакет предъявят в магазине «Сакс» на Пятой авеню, и фирма, вне всякого сомнения, не признает его своим изделием… Миссис Моссмен еще не подозревала о том, какую беду навлекла она на свою голову: ей придется заплатить крупную пошлину и сверх того почти наверняка – большой штраф.
– Имеются у вас еще какие-либо предметы, мадам, о которых вы хотели бы упомянуть в декларации? – спросил инспектор Стэндиш.
Миссис Моссмен возмущенно отрезала:
– Разумеется, нет!
– Вы в этом уверены?
Таможенным инспекторам предписывается всячески способствовать добровольному признанию пассажиров. Намеренно заманивать их в ловушку не разрешается – если, конечно, они сами не лезут в нее.
Не удостоив Стэндиша ответом, миссис Моссмен только презрительно тряхнула головой.
– В таком случае, мадам, – сказал инспектор Стэндиш, – не будете ли вы любезны открыть сумочку?
Только тут эта самоуверенная особа впервые проявила некоторую растерянность.
– Но, насколько мне известно, дамские сумочки никогда не осматривают. Я прохожу через таможню не в первый раз.
– Как правило – нет. Но за нами сохраняется это право.
Только в особых, крайне редких случаях таможенники прибегают к досмотру дамских сумочек, так же как и карманов мужских костюмов или пальто. Предложить пассажирке показать содержимое сумочки – случай из ряда вон выходящий. Но когда какой-либо субъект проявляет чрезмерное упрямство, таможенники становятся упрямыми тоже.
Миссис Гарриет дю Барри-Моссмен с большой неохотой открыла сумочку.
Гарри Стэндиш обследовал губную помаду и золотую пудреницу. Вынув пластинку с прессованной пудрой, он извлек из-под нее кольцо с бриллиантом и рубином и сдул с него остатки пудры. В сумочке оказался начатый тюбик с кремом для рук. Разогнув нижнюю часть тюбика, Стэндиш увидел, что им пользовались не с того конца. Подавив тюбик в верхней части, возле колпачка, он нащупал внутри что-то твердое. Когда же эти горе-контрабандисты изобретут что-нибудь новенькое, с досадой подумал он. Все то же старье, надоевшие трюки. Сколько он их перевидал на своем веку!
Миссис Моссмен побелела. От ее высокомерия не осталось и следа.
– Мадам, – сказал инспектор Стэндиш, – я должен покинуть вас ненадолго, но я вернусь. К тому же теперь вся эта процедура займет еще некоторое время. – Он обратился к молодому таможеннику, стоявшему рядом: – Тщательно проверьте все. Вспорите подкладку в сумке, проверьте дно чемоданов и швы на всех предметах одежды. Составьте опись. Ну, в общем, вы сами знаете…
Он уже направлялся к двери, когда миссис Моссмен окликнула его:
– Инспектор!
Стэндиш остановился.
– Да, мадам?
– Насчет этого жакета и платьев… возможно, я что-то напутала. Я действительно купила их за границей и также еще несколько вещиц.
Стэндиш покачал головой. Как это люди не понимают, что нельзя заходить слишком далеко – ведь потом уже не может быть и речи о каком-либо соглашении. Он заметил, что молодой таможенник тем временем обнаружил еще что-то.
– Пожалуйста!.. Прошу вас… мой супруг…
Инспектор Гарри Стэндиш отвернулся, чтобы не видеть бледного, потерянного лица миссис Моссмен, и поспешно вышел из таможенного зала. Самым коротким путем – по служебному проходу под залом ожидания – он направился к вестибюлю «Д», к выходу сорок семь. По дороге он раздумывал над тупоумием миссис Гарриет дю Барри-Моссмен и ей подобных. Впиши она честно меховой жакет и платья в декларацию, пошлина была бы не столь уж велика, особенно для явно богатой женщины. Молодой таможенник не стал бы затевать дело из-за одних свитеров, даже если бы и заметил, что они куплены за границей, и уж, конечно, никто бы не подумал открывать ее сумочку. Таможенники знают, что многие пассажиры, возвращаясь на родину, стараются что-то провезти контрабандой, но смотрят на это сквозь пальцы. Более того: если к их помощи прибегают, они иной раз даже дают пассажирам советы, указывая, какие облагаемые наиболее высокой пошлиной предметы включить в декларацию так, чтобы получилась сумма, не подлежащая обложению, а пошлину заплатить лишь за те предметы, на которые она не так высока.
Попадались с поличным, штрафовались, а порой и привлекались к судебной ответственности преимущественно непомерно алчные люди, вроде миссис Моссмен, которая во что бы то ни стало хотела провезти все даром. И Гарри Стэндиша угнетала мысль о том, что таких, как она, слишком много.
Он с облегчением обнаружил, что посадка на рейс два еще не закончилась и контролер у выхода продолжает проверять билеты последних пассажиров. Форма таможенника давала Стэндишу пропуск в любую часть аэропорта, и занятый проверкой билетов контролер едва взглянул на него, когда он подходил. Стэндиш заметил, что контролеру помогает рыжеволосая молодая женщина – старший агент по обслуживанию пассажиров, он даже припомнил ее фамилию: миссис Ливингстон.
Стэндиш прошел в салон туристского класса, улыбнувшись стюардессе, стоявшей у входа в самолет:
– Я на минутку. Смотрите не увезите меня с собой.
Он разыскал свою племянницу Джуди – она сидела на третьем месте у окна. Два места по другую сторону прохода занимала молодая пара с ребенком, и Джуди развлекалась, забавляя малышку. Как во всех салонах туристского класса, здесь было тесно, душно, да и кресла расположены так близко одно к другому, что негде повернуться. Инспектор Стэндиш сам путешествовал по воздуху редко, а когда это случалось, тоже брал билет туристского класса и каждый раз страдал от клаустрофобии. Он отнюдь не завидовал всем этим людям, которым предстоял сейчас утомительно-однообразный десятичасовой перелет.
– Дядя Гарри! – воскликнула Джуди. – Я уж думала, вы не придете. – Она положила ребенка на колени матери.
– Я пришел пожелать счастливого пути, – сказал Стэндиш. – Надеюсь, удача будет сопутствовать тебе весь год, а когда будешь возвращаться домой, смотри не пытайся провезти контрабанду.
Джуди рассмеялась.
– Ни в коем случае, дядя Гарри. Прощайте.
Она подставила ему лицо для поцелуя, и он нежно чмокнул ее в щеку. Он был спокоен за Джуди. Вторая миссис Моссмен из нее не получится – он был в этом уверен.
Дружелюбно кивнув стюардессам, таможенный инспектор покинул самолет. Вернувшись в зал ожидания, он задержался у выхода, наблюдая за происходящим. Последние минуты перед отлетом, особенно когда самолет отправляется в дальний рейс, всегда действовали на инспектора Стэндиша тревожно и завораживающе, как, впрочем, и на многих людей. Внезапно из репродуктора донеслось сообщение: «Заканчивается посадка в самолет „Транс-Америки“, вылетающий рейсом два „Золотой Аргос“ .
Пассажиров у выхода теперь оставалось только двое. Рыжеволосая миссис Ливингстон проглядывала какие-то бумаги, контролер проверял билет предпоследнего пассажира – высокого блондина в верблюжьем пальто, без шляпы. Пройдя проверку, высокий блондин по галерее-гармошке направился к туристскому отсеку самолета. Миссис Ливингстон вернулась в главный зал.
Наблюдая все это, инспектор Стэндиш почти бессознательно обратил внимание на фигуру, неподвижно стоявшую у окна спиной к выходу на летное поле. Стэндиш увидел, что это старушка – маленькая, хрупкая, немного растерянная. На ней был черный, несколько старомодный костюм, в руках – сумочка из черных бусин. У этой старушки был до того трогательно-беззащитный вид, что Стэндиш невольно подумал: как могла такая пожилая женщина оказаться здесь в столь поздний час и совсем одна?
Старушка направилась к контролеру «Транс-Америки», производившему посадку на рейс два; двигалась она необыкновенно проворно и легко. До Стэндиша долетели обрывки ее разговора с контролером, прорывавшиеся сквозь шум уже запущенных двигателей:
– Прошу вас… Мой сын только что поднялся в самолет… Такой высокий блондин без шляпы, в пальто из верблюжьей шерсти… Он забыл бумажник… Здесь все его деньги.
Стэндиш заметил, что старушка держит в руке какой-то предмет, похожий на мужской бумажник.
У контролера был усталый вид, что нередко бывает в последние секунды посадки. Он нетерпеливо поглядел на старушку, протянул руку, чтобы взять бумажник, затем поглядел снова, внимательнее, передумал и что-то торопливо сказал, мотнув в сторону галереи-гармошки. До Стэндиша долетело только:
– …попросите стюардессу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86