Лога оперся локтями о панель, закрыв лицо руками.
– Что это? – спросил Бёртон.
Он знал, что это ватан, но не понимал, отчего его изображение появилось на экране. Лога убрал ладони от лица.
– Я настроил на Геринга частотный детектор.
– Так это он?
– Да.
– Значит, «продвижения» не произошло?
– Нет. Он там, где все остальные.
Что же делать теперь?
Этот вопрос задавал себе каждый.
Лога хотел убить компьютер, чтобы тот не захватывал больше ватаны, а потом сделать его дубликат на предпрограммной стадии. Но как было отказаться от надежды – безнадежной надежды, – что кто-то что-то придумает и не даст улететь захваченным ватанам. Лога впал в умственный паралич, и ожидать от него можно было лишь одного – что он под влиянием импульса нажмет-таки на роковую кнопку.
Остальные не переставая ломали голову, делясь своими рассуждениями и вопросами с компьютерами. Но в планах каждый раз обнаруживался какой-нибудь изъян.
Бёртон несколько раз спускался на нижний этаж и часами стоял или ходил, глядя на бесконечный круговорот ватанов. Есть ли среди них его родители? Айша? Изабел? Вальтер Скотт, племянник сэра Вальтера Скотта; писателя, друг Бёртона по Индии? Доктор Штейнхаузер? Жорж Сала? Суинберн? Брат и сестра? Спик? Дедушка Бейкер, подведший внука, отдав концы перед самым изменением завещания? Кровожадный и жестокий Гелеле, король Дагомеи, который не знал, что он кровожаден и жесток, – он ведь делал только то, чего требовало от него общество. Но этим никого оправдать нельзя.
Бёртон отправился спать измученным и подавленным. Ему хотелось поговорить с Алисой, но она была какой-то далекой, погруженной в собственные мысли. На этот раз ее явно занимала не мечта, способная унести от ранящей или неприглядной реальности – Алиса думала над их общей проблемой.
Наконец Бёртон уплыл в сон и проснулся спустя шесть часов. Над ним в полумраке стояла Алиса.
– Что стряслось? – сонно спросил он.
– Надеюсь, ничего. Я только что пришла из контрольного центра.
– Что ты там делала? Алиса легла рядом с ним.
– Мне не спалось, и я все думала о том о сем – мысли мелькали, как ватаны. Я старалась удержать их на компьютере, но они без конца уходили в сторону, распадаясь на тысячу других вещей. Передо мной прошла чуть ли не вся моя жизнь – и здесь, и на Земле. Помню, я думала о мистере Доджсоне, когда наконец уснула. Мне снились самые разные сны – и чудесные, и очень страшные. Ты не слышал, как я закричала?
– Нет.
– Значит ты спал мертвым сном. Я проснулась, вся дрожа и в поту, но не смогла вспомнить, что меня так напугало.
– Нетрудно вообразить, что это было.
Алиса встала выпить воды, а вернувшись в постель, опять не смогла заснуть. Помимо прочего она думала о преподобном Чарльзе Латвиже Доджсоне, о счастье быть знакомой с ним и о двух книгах, на которые она его вдохновила. Алиса перечитывала их столько раз, что ей было совсем нетрудно представить себе их содержание и иллюстрации Тэнниэла.
– Первой сценой, которая представилась мне, было Безумное Чаепитие.
За столом сидели Болванщик, Мартовский Заяц и Мышь-Соня. Алиса села с ними без приглашения, и Мартовский Заяц после нескольких пустых фраз предложил ей выпить вина.
Алиса посмотрела на стол, но не увидела ничего, кроме чая.
– Вообще-то это не совсем верно, – сказала Алиса Бёртону. – Там было еще молоко, хлеб и масло. Книжная же Алиса сказала:
– Я что-то не вижу здесь вина.
– А его здесь и нет, – ответил Мартовский Заяц. Потом Алиса долго пыталась разрешить загадку, чем ворон похож на конторку От этого ее отвлек Болванщик, спросивший, какое сегодня число. Он достал из кармана часы, с тревогой поглядел на них, потряс и приложил к уху Алиса подумала и ответила:
– Четвертое.
Настоящая Алиса сказала Бёртону:
– Мистер Доджсон выбрал это число потому, что у них в книге был май, а четвертое мая – мой день рождения.
– Отстают на два дня! – вздохнул Болванщик. – Я же говорил: нельзя их смазывать сливочным маслом!
– Масло было самое свежее, – робко возразил Заяц. Бёртон встал и начал шагать взад-вперед.
– А нельзя ли обойтись без этих подробностей, Алиса?
– Нет. Это важно.
Следующая сцена, которую она увидела или, скорее, пережила, сделавшись семилетней Алисой из книжки, относилась к главе «Вода и Вязание» из «Алисы в Зазеркалье». Алиса, разговаривая с Белой Королевой, спросила:
– Разве, когда думаешь, не плачешь?
– Конечно, нет, – решительно отвечала Королева. – Ведь невозможно делать две веши сразу.
– Алиса! – сказал Бёртон. – Ну к чему ты рассказываешь всю эту чепуху?
– Это не чепуха. Слушай дальше.
От Белой Королевы Алиса перенеслась к Шалтай-Болтаю.
– Возможно, это Лога своей толщиной напомнил мне о нем. Книжная Алиса обсуждала с громадным человекоподобным яйцом, сидящим на стене, значения слов.
– Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, – презрительно произнес Шалтай-Болтай.
– Вопрос в том, подчинится ли оно вам, – сказала Алиса. – Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, – сказал Шалтай-Болтай.
Потом реальная Алиса (впрочем, намного ли она реальнее той, другой? – спросил себя Бёртон) перенеслась в сцену, где Черная Королева спросила ее, знает ли она вычитание.
– Отними от восьми девять.
– Этого я не знаю, но…– ответила Алиса.
– Вычитания не знает, – сказала Белая Королева Черной. – А деление? Раздели буханку хлеба ножом, что будет?
– Много ли тебе еще представлялось? – спросил Бёртон.
– Больше ничего. Я не придала этому значения. Просто это были мои любимые отрывки.
Алиса уснула снова, но вдруг проснулась, широко раскрыв глаза. Ей показалось, что кто-то позвал ее.
– Откуда-то с горизонта моего разума.
Ей показалось, что это мистер Доджсон, но уверена она не была
Сон у нее прошел, и сердце сильно билось. Она встала и пошла в контрольную комнату.
– Зачем? – спросил Бёртон.
– Мне подумалось, что в каждой сцене была своя ключевая фраза. «Самое свежее масло», «Кто здесь хозяин?», «Знаешь ли ты деление?».
– Ладно, Алиса, – вздохнул Бёртон. – Рассказывай, как знаешь. Алиса села на место Лога и наладила прямую связь с компьютером.
– Ты понимаешь, что через каких-нибудь два дня умрешь? – спросила она.
– Да. Это избыточная информация. Нет необходимости мне ее сообщать.
– Монат дал тебе команду никого не воскрешать, пока он не даст другого распоряжения. В какой форме должно быть отдано это распоряжение?
– Лога уже спрашивал его об этом, – прервал ее Бёртон.
– Да, знаю. Но мне показалось, что не повредит попробовать еще раз.
– И что он тебе ответил?
– Компьютер, как и раньше, промолчал.
Тогда Алиса сказала, что есть высшая команда, отодвигающая запрет Моната на второй план.
«В чем она заключается? – вспыхнуло на экране. –Я получал много команд».
– Самая главная твоя задача – улавливать ватаны и направлять их к дубликатам тел. В этом и заключается суть проекта. Если бы Монат предвидел, к чему приведет его запрет, он никогда не наложил бы его.
Компьютер молчал.
– Свяжи меня с секцией, которой пользовался Лога, – попросила Алиса. – С той частью тебя, где Лога был хозяином.
Компьютер, видимо, не имел никаких запретов на этот счет. Но до Алисы о таком шаге никто не подумал.
– Бог мой! – сказал Бёртон. – Ну а дальше что?
– Я сказала той доле компьютера, что она должна умереть. Она ответила, что знает. Ну и что? Тогда я повторила аргумент, названный в споре с доминирующей властью.
А потом отдала области Лога команду вернуться в прежнее, независимое состояние.
– А доминанта не вмешивалась?
– Нет. Да и с чего бы? Лога не зря назвал ее талантливой идиоткой.
– А потом что?
– Я сказала доминанте, что ее долг – воскресить Моната, чтобы тот мог подтвердить или отменить свой приказ никого не оживлять.
–Ну?
– Экран погас. Я пробовала и так и сяк – он не отвечал. Бёртон помрачнел.
– И все?
– И все.
– Но почему он прервал связь? Он обязан отвечать оператору.
– Я надеюсь, – сказала Алиса, – что это свидетельствует об его внутренней борьбе. Что область Лога борется с доминантой.
– Чепуха! – крикнул Бёртон. – Не может такого быть, насколько я разбираюсь в компьютерах.
– Ты забываешь, что это не совсем компьютер. Необычный, во всяком случае. Он сделан из протеина, как и человеческий мозг.
– Надо бы разбудить Логу. Скорей всего ничего опять не выйдет, но он единственный, кто в этом смыслит.
Этик проснулся сразу, как будто и не спал. Он выслушал Алису, не задавая вопросов, и сказал:
– Борьбы быть не должно. Приказ Моната должен был поступить и в доминирующую часть, и в мою.
– Это смотря когда приказ был отдан, – сказала Алиса. – Если доминирующие схемы были поставлены после, твоя часть его не получила.
– Но доминанта передала бы его отщепленной доле.
– А может, и нет!
– Если все пойдет, как ты задумала – а я не вижу ни малейшего шанса, – то Монат воскреснет.
– Но я же дала такую команду доминанте. Лога перестал хмуриться.
– Хорошо! Если это единственный способ спасти ватаны, так и должно быть. Даже если…
Даже если мне придется худо, следовало понимать. Все позавтракали в столовой, кроме Логи, который ел у себя за пультом. Несмотря на все усилия, он так и не сумел добиться от компьютера прямого ответа. Один из экранов показывал шахту с ватанами.
– Когда она опустеет, мы поймем, что их… больше нет. – Лога сверился с другим экраном. – Еще два поступили. Нет – уже три.
За невеселой трапезой, прерываемой лишь редкими угрюмыми замечаниями, Фрайгейт сказал:
– Нам надо обсудить одно важное дело. Все молча посмотрели на него.
– Что мы будем делать, когда компьютер умрет? Лога не считает нас достаточно развитыми этически, чтобы позволить нам остаться здесь. По его мнению, мы не способны работать над проектом. И он, по-моему, прав – я исключил бы разве одного Кура. Если Нур пройдет через верхний вход, Лога разрешит ему остаться.
– Я там уже прошел, – сказал мавр. Все уставились на него.
– Когда? – спросил Фрайгейт.
– Этой ночью. Я решил, что если смогу оттуда выйти, то и вернуться сумею. И вернулся, хотя мне пришлось нелегко. Я не прошел сквозь поле запросто, как сделал бы этик.
– Твое счастье, – проворчал Бёртон. – Я приношу извинения за то, что называл суфи шарлатанами. Ну а мы, все остальные? Что, если нам не хочется возвращаться в долину? Но коли уж мы вернемся туда, мы скажем людям всю правду. Не все, конечно, нам поверят. Там немало еще христиан, мусульман и прочих, кто держится за старую веру. Да и многие шансеры, вероятно, останутся верны своим догмам.
– Это уж их забота, – сказал Нур. – Только я не хочу оставаться здесь. Я охотно вернусь в долину. У меня там еще много дел. Буду работать до самого «продвижения».
– Продвижение еще не означает, что ты окажешься у Творца за пазухой, – заметил Бёртон. – С научной точки зрения оно означает всего лишь, что приборы этиков больше не обнаруживают твой ватан.
– На все воля Аллаха.
Бёртон стал думать, хотелось бы ему остаться здесь. Он получил бы такую власть, которой не имел никто на земле и очень мало кто в Мире Реки.
Но для этого ему пришлось бы убрать Логу. Убить его или заключить в тюрьму. Поддержали бы его, Бёртона, остальные? Если нет, пришлось бы и их убрать. Он мог бы воскресить их потом в долине, куда они все равно собираются. Но он остался бы один. Алиса не пошла бы с ним. Хотя – почему один? Он мог бы воскресить в башне кого угодно – и мужчин, и женщин.
Бёртон содрогнулся. Наваждение пришло и миновало, будто кошмар. Он не хотел такой власти и не хотел чувствовать себя предателем. Кроме того, он ясно понимал, что ему такую власть доверить нельзя.
Ну а Лога? Разве он не предатель?
В каком-то смысле – да. Бёртон, однако, был согласен с ним в том, что кандидатам в долине нужно дать гораздо, гораздо больше времени, чем планировали другие этики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64