Сопротивления не ощущалось. Возможно, наличие кресла автоматически снимает поле.
Бёртон отвел рычаг назад и нажал на диск. Кресло пошло вверх – сначала медленно, потом быстрее, когда он посильнее нажал. На этажах мелькали коридоры и комнаты, порой наполненные неизвестным оборудованием, но скелетов нигде не было вплоть до десятого этажа. Там Бёртон поравнялся с комнатой, небольшой по сравнению с нижним залом. В ней стояли двенадцать больших столов на двенадцать приборов каждый. А на них, на сиденьях стульев и под ними громоздились черепа и кости.
На углу одного стола стоял громадный пищевой ящик.
Бёртон продолжал ехать вверх, то и дело останавливаясь, пока не добрался до конца шахты. Весь путь занял у него пятнадцать минут. Наверху была обычная площадка, от которой шел коридор. Слева маленький коридорчик переходил в огромное, площадью футов сто, помещение. Поставив кресло на пол, Бёртон наклонился над шахтой и мигнул фонариком три раза. В ответ снизу замелькали крошечные, но яркие огоньки. Следующий по порядку, Нур, останавливаться не станет и доберется до Бёртона минут через двенадцать.
Бёртон проявлял терпение только в крайне требующих того ситуациях, да и то не всегда. Он снова сел в кресло и поехал по коридору. После шестиминутной поездки он вернулся к шахте.
Он проезжал мимо открытых дверей в большие и маленькие комнаты – одни с аппаратурой, другие, как видно, жилые. Где-то было много скелетов, где-то мало, где-то ни одного. Коридор тянулся не меньше чем на две мили. Когда пришло время поворачивать назад, Бёртон увидел справа закрытую дверь. Остановив кресло, он слез, достал пистолет и осторожно приблизился к ней. Над дверью был круг из двенадцати спиралей с солнечным диском в середине. Ручка отсутствовала – на ее месте была металлическая модель человеческой руки с полусогнутыми пальцами, словно пожимающей другую руку.
Бёртон повернул ее и открыл дверь.
Внутри открылась очень большая сферическая комната с бледно-зелеными полупрозрачными стенами, окруженная и пересеченная множеством других зеленых пузырей. На стене центральной сферы был овал чуть более темного оттенка, заключающий в себе какую-то движущуюся картину. От деревьев на ее заднем плане пахло сосной и кизилом, а на переднем призрачная лиса преследовала призрачного зайца. На полу большой сферы, или пузыря, стояли в круг двенадцать стульев. На десяти из них лежали рассыпанные кости, на двух не было ничего, даже пыли.
Бёртон перевел дыхание – эта комната оживила в нем жуткие воспоминания. Это здесь он очнулся после своего семьсот семьдесят седьмого самоубийства, предпринятого с целью уйти от этиков. Это здесь он предстал перед Советом.
А теперь существа, казавшиеся ему тогда богами, обратились в прах. Он занес ногу через порог и прошел сквозь пузырь, оказавший едва уловимое сопротивление. Потом перенес вторую ногу и стал на пружинящей пустоте – на том, что казалось пустотой.
Сунув пистолет в кобуру, он прошел еще через два пузыря, которые смыкались за ним, но пропускали воздух, и вступил в «Зал Совета». Подойдя к невесомым на вид стульям, он увидел, что ошибался. На одном из пустых сидений лежала очень тонкая выпуклая линза. Бёртон поднял ее и узнал фасеточный «глаз» предполагаемого главы Совета, Танабура.
Это было не украшение и не искусственный глаз, как считал Бёртон тогда. Просто линза, сквозь которую можно смотреть, жирная на ощупь. Это, должно быть, смазка, чтобы не раздражалось глазное яблоко.
Бёртон с некоторым трудом и брезгливостью вставил линзу под веко.
В левом глазу сразу помутнело, и Бёртон прикрыл правый.
– 0-о-о-хх!
Он поспешил открыть правый глаз.
Он только что плавал в космосе, во тьме, где сияли отдаленные звезды и газовые туманности, где угадывался, хотя и не ощущался напрямую, великий холод. Но Бёртон знал, что он здесь не один. Он чувствовал вокруг присутствие бесчисленных душ – их были триллионы, если не больше. Потом он устремился к солнцу, растущему ему навстречу, и вдруг увидел, что это пылающее тело – не звезда, а скопище других душ. Они горели, но не в адском огне, а в экстазе, которого Бёртон никогда не испытывал и который тщетно пытались описать мистики.
Он был потрясен и напуган, но блаженное пламя властно тянуло его к себе. Да и не мог Бёртон поддаться страху – ведь он всегда хвастался, что ничего не боится.
Он снова закрыл правый глаз и вновь оказался в космосе на том же самом «месте». И снова понесся, опережая свет, к солнцу. И снова почувствовал неисчислимые орды за собой. Звезда обрисовалась впереди, сделалась большой, потом огромной, и он увидел, что ее пламя состоит из огней несметных триллионов душ.
Потом он услышал беззвучный крик, полный невыразимого экстаза и призыва, и ринулся прямо в солнце, в пылающий рой, не видя ничего и в то же время видя все. Он перестал быть собой. Он сделался чем-то, что не делится на части и само не является частью, а сливается в едином экстазе с другими, хотя других здесь нет.
Бёртон испустил вопль и открыл правый глаз. Алиса, Нур, Фрайгейт и остальные смотрели на него с порога. Дрожа, он направился к ним сквозь пузыри. Он был, однако, не так потрясен. чтобы не заметить, что шумера с ними нет, а Алиса плачет.
– Где Гильгамеш? – спросил он, не отвечая на вопросы.
– Он умер по пути наверх, – сказала Алиса.
– Мы оставили его на кресле в одной из комнат, – сказал Нур. – Сильное сотрясение мозга, должно быть.
– Я убила его! – рыдала Алиса.
– Мне очень жаль, – сказал Бёртон, – но ничего не поделаешь. Не нужно было ему сопротивляться, раз он был невинен. Возможно, он все-таки был агентом. – Он обнял Алису. – Ты сделала то, что должна была сделать. Иначе он мог бы убить меня.
–Да, я знаю. Я и раньше убивала, но то были чужие люди нападавшие на нас. А Гильгамеша я любила, и вот…
Бёртон подумал, что уж лучше дать ей выплакать свою вину я горе. Он отпустил Алису, а Нур спросил его, что он делал в этой комнате. Бёртон рассказал про линзу.
– Ты пробыл тут не меньше часа, – сказал Фрайгейт.
– Знаю – но мне показалось, что это длилось всего одну минуту.
– А что ты чувствуешь теперь? – спросил Нур. Поколебавшись, Бёртон сказал:
– Помимо потрясения, я чувствую… чувствую… огромную близость ко всем вам. О, я и раньше был кое к кому привязан, но теперь… я люблю вас всех!
– Шок, не иначе, – пробормотал Фрайгейт. Бёртон не обратил на него внимания.
Мавр взял граненую линзу и посмотрел сквозь нее, зажмурив правый глаз.
– Ничего не вижу. Она действует, лишь когда ее вставишь в глаз.
– Я думал, – сказал Бёртон, – что ее может носить только председатель Совета, Танабур. Я полагал, что это ритуальный символ или эмблема главенства, нечто традиционное. Но, как видно, я ошибался. Возможно, во время заседаний Совета она переходила к каждому поочередно. И давала каждому такое, же чувство, которое испытал я, – чувство близости и любви ко всем, кто есть в комнате. – В таком случае Икс преодолел это чувство, – сказал Тай-Пен.
– Одного я не понимаю, – сказал Бёртон. – Почему линза погрузила меня в транс, а Танабура как будто нет?
– Возможно, советники уже привыкли к ней, – предположил Нур. – После многоразового использования ее действие на них ослабло.
Нур вставил линзу в левый глаз и закрыл правый. Его лицо сразу приобрело экстатическое выражение, хотя тело осталось неподвижным. По прошествии двух минут Бёртон потряс Нура за плечо. Тот вышел из транса и разрыдался. Успокоившись и вынув линзу, он сказал:
– Да, она действительно вызывает состояние, которое Столько раз пытались описать святые. – Он отдал линзу Бёртону. – Но состояние это ложное, ибо вызывается искусственно. Лишь духовное совершенствование ведет к истинному блаженству
Все стали просить попробовать, но Бёртон сказал:
– После. Нам нельзя терять времени. Надо найти Икса, пока он не нашел нас.
Глава 48
У огромной закрытой двери, помеченной еще какими-то непонятными знаками, Бёртон остановил караван кресел и сошел со своего. Дверь, похоже, открывалась с помощью кнопки рядом – больше никаких приспособлений для этого не было. Бёртон нажал на кнопку, и обе половинки двери разъехались по сторонам. В просторный холл выходили еще одни огромные двери. Бёртон и их открыл с помощью такой же кнопки.
За ними оказался крытый куполом зал с полмили в поперечнике. Полом ему служила земля, поросшая короткой ярко-зеленой травой, а чуть дальше росли деревья. По ней там и сям бежали ручьи, истоком которых служили водопады высотой в сорок – пятьдесят футов. Повсюду были рассажены цветущие кусты, а плоские валуны служили столами, судя по тарелкам и приборам на них.
Потолок был голубой, с перистыми облаками, и на нем стояло в зените искусственное солнце.
Все вошли внутрь и стали осматриваться. Человеческие кости лежали повсюду, самый ближний скелет обнимал валун. Были тут еще кости птиц, оленей и каких-то животных, похожих на кошек, собак и енотов.
– Они тут приобщались к природе, – сказал Фрайгейт. – Что ж, превосходная имитация, ничего не скажешь.
Напрашивался вывод, что Икс передал по радио код, разбивший черные шарики в головах обитателей башни и давший выход яду Но от чего умерли животные?
Да с голоду.
Путешественники покинули зал и, не проехав и мили, наткнулись на следующую достопримечательность, самую загадочную и пугающую из всего, что им встречалось. За косой прозрачной стеной слева от них помещалась исполинская шахта. Снизу ее освещал яркий мерцающий свет. Все сошли с кресел, чтобы заглянуть в колодец, – и вскричали от изумления.
В пятистах футах под ними, словно в большой печи, пылало множество разноцветных форм, плотно стиснутых вместе, но свободно проходящих одна сквозь другую.
Бёртон, заслонив рукой глаза, стал приглядываться к ним., Вскоре он начал различать отдельные огни – они крутились, сновали вверх, вниз и по сторонам. Потом он почувствовал резь в глазах и отвернулся.
– Это ватаны. Такие же я видел над головами двенадцати членов Совета. Стена сделана из материала, позволяющего нам их видеть.
Нур протянул ему темные очки.
– Возьми. Я нашел их на полке тут рядом.
Бёртон и остальные надели очки и воззрились в бездонный колодец. Теперь стало лучше видно, как переливаются всеми цветами то расширяющиеся, то сжимающиеся фигуры, как они выбрасывают из себя шестигранные щупальца, и шарят ими, и втягивают обратно.
Бёртон, прижавшись спиной к стене, посмотрел вверх. В сотне футов над головой виднелся серый металлический потолок. Бёртон попытался разглядеть, что по ту сторону колодца, но не смог, Далеко-далеко внизу тоже просматривалась серая твердь. Воображение было тому виной или игра светящихся орд, но ему показалось, что эта твердь пульсирует. Он отступил назад, снял очки и потер слезящиеся глаза.
– Я не знаю, что это такое, но оставаться здесь дольше мы не можем.
Они проехали еще несколько лифтовых площадок с шахтами, ведущими только вниз, но через четверть мили увидели такую, где был выход и наверх.
– Эта, должно быть, ведет ко входу.
Каждый снова ждал, пока его предшественник не прибудет благополучно на место, и лишь тогда отправлялся сам.
Вверху площадка выходила в коридор с тринадцатью дверьми, и каждая служила входом в анфиладу роскошно обставленных покоев. В одной комнате на столе из блестящего красноватого дерева стояла прозрачная сфера, и в ней болтались три кукольных фигурки.
– Похоже на Моната и еще двух его сородичей, – сказал Бёртон.
– Что-то вроде трехмерной фотографии, – добавил Фрайгейт.
– Не знаю, конечно, – сказала Алиса, – но, по-моему, это семейный портрет. Я понимаю, что для человека иной расы они все на одно лицо. Но все-таки…
Грумз давно уже не говорила ни слова, и ее мрачное лицо показывало, как тяжело ей освоиться с этим местом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Бёртон отвел рычаг назад и нажал на диск. Кресло пошло вверх – сначала медленно, потом быстрее, когда он посильнее нажал. На этажах мелькали коридоры и комнаты, порой наполненные неизвестным оборудованием, но скелетов нигде не было вплоть до десятого этажа. Там Бёртон поравнялся с комнатой, небольшой по сравнению с нижним залом. В ней стояли двенадцать больших столов на двенадцать приборов каждый. А на них, на сиденьях стульев и под ними громоздились черепа и кости.
На углу одного стола стоял громадный пищевой ящик.
Бёртон продолжал ехать вверх, то и дело останавливаясь, пока не добрался до конца шахты. Весь путь занял у него пятнадцать минут. Наверху была обычная площадка, от которой шел коридор. Слева маленький коридорчик переходил в огромное, площадью футов сто, помещение. Поставив кресло на пол, Бёртон наклонился над шахтой и мигнул фонариком три раза. В ответ снизу замелькали крошечные, но яркие огоньки. Следующий по порядку, Нур, останавливаться не станет и доберется до Бёртона минут через двенадцать.
Бёртон проявлял терпение только в крайне требующих того ситуациях, да и то не всегда. Он снова сел в кресло и поехал по коридору. После шестиминутной поездки он вернулся к шахте.
Он проезжал мимо открытых дверей в большие и маленькие комнаты – одни с аппаратурой, другие, как видно, жилые. Где-то было много скелетов, где-то мало, где-то ни одного. Коридор тянулся не меньше чем на две мили. Когда пришло время поворачивать назад, Бёртон увидел справа закрытую дверь. Остановив кресло, он слез, достал пистолет и осторожно приблизился к ней. Над дверью был круг из двенадцати спиралей с солнечным диском в середине. Ручка отсутствовала – на ее месте была металлическая модель человеческой руки с полусогнутыми пальцами, словно пожимающей другую руку.
Бёртон повернул ее и открыл дверь.
Внутри открылась очень большая сферическая комната с бледно-зелеными полупрозрачными стенами, окруженная и пересеченная множеством других зеленых пузырей. На стене центральной сферы был овал чуть более темного оттенка, заключающий в себе какую-то движущуюся картину. От деревьев на ее заднем плане пахло сосной и кизилом, а на переднем призрачная лиса преследовала призрачного зайца. На полу большой сферы, или пузыря, стояли в круг двенадцать стульев. На десяти из них лежали рассыпанные кости, на двух не было ничего, даже пыли.
Бёртон перевел дыхание – эта комната оживила в нем жуткие воспоминания. Это здесь он очнулся после своего семьсот семьдесят седьмого самоубийства, предпринятого с целью уйти от этиков. Это здесь он предстал перед Советом.
А теперь существа, казавшиеся ему тогда богами, обратились в прах. Он занес ногу через порог и прошел сквозь пузырь, оказавший едва уловимое сопротивление. Потом перенес вторую ногу и стал на пружинящей пустоте – на том, что казалось пустотой.
Сунув пистолет в кобуру, он прошел еще через два пузыря, которые смыкались за ним, но пропускали воздух, и вступил в «Зал Совета». Подойдя к невесомым на вид стульям, он увидел, что ошибался. На одном из пустых сидений лежала очень тонкая выпуклая линза. Бёртон поднял ее и узнал фасеточный «глаз» предполагаемого главы Совета, Танабура.
Это было не украшение и не искусственный глаз, как считал Бёртон тогда. Просто линза, сквозь которую можно смотреть, жирная на ощупь. Это, должно быть, смазка, чтобы не раздражалось глазное яблоко.
Бёртон с некоторым трудом и брезгливостью вставил линзу под веко.
В левом глазу сразу помутнело, и Бёртон прикрыл правый.
– 0-о-о-хх!
Он поспешил открыть правый глаз.
Он только что плавал в космосе, во тьме, где сияли отдаленные звезды и газовые туманности, где угадывался, хотя и не ощущался напрямую, великий холод. Но Бёртон знал, что он здесь не один. Он чувствовал вокруг присутствие бесчисленных душ – их были триллионы, если не больше. Потом он устремился к солнцу, растущему ему навстречу, и вдруг увидел, что это пылающее тело – не звезда, а скопище других душ. Они горели, но не в адском огне, а в экстазе, которого Бёртон никогда не испытывал и который тщетно пытались описать мистики.
Он был потрясен и напуган, но блаженное пламя властно тянуло его к себе. Да и не мог Бёртон поддаться страху – ведь он всегда хвастался, что ничего не боится.
Он снова закрыл правый глаз и вновь оказался в космосе на том же самом «месте». И снова понесся, опережая свет, к солнцу. И снова почувствовал неисчислимые орды за собой. Звезда обрисовалась впереди, сделалась большой, потом огромной, и он увидел, что ее пламя состоит из огней несметных триллионов душ.
Потом он услышал беззвучный крик, полный невыразимого экстаза и призыва, и ринулся прямо в солнце, в пылающий рой, не видя ничего и в то же время видя все. Он перестал быть собой. Он сделался чем-то, что не делится на части и само не является частью, а сливается в едином экстазе с другими, хотя других здесь нет.
Бёртон испустил вопль и открыл правый глаз. Алиса, Нур, Фрайгейт и остальные смотрели на него с порога. Дрожа, он направился к ним сквозь пузыри. Он был, однако, не так потрясен. чтобы не заметить, что шумера с ними нет, а Алиса плачет.
– Где Гильгамеш? – спросил он, не отвечая на вопросы.
– Он умер по пути наверх, – сказала Алиса.
– Мы оставили его на кресле в одной из комнат, – сказал Нур. – Сильное сотрясение мозга, должно быть.
– Я убила его! – рыдала Алиса.
– Мне очень жаль, – сказал Бёртон, – но ничего не поделаешь. Не нужно было ему сопротивляться, раз он был невинен. Возможно, он все-таки был агентом. – Он обнял Алису. – Ты сделала то, что должна была сделать. Иначе он мог бы убить меня.
–Да, я знаю. Я и раньше убивала, но то были чужие люди нападавшие на нас. А Гильгамеша я любила, и вот…
Бёртон подумал, что уж лучше дать ей выплакать свою вину я горе. Он отпустил Алису, а Нур спросил его, что он делал в этой комнате. Бёртон рассказал про линзу.
– Ты пробыл тут не меньше часа, – сказал Фрайгейт.
– Знаю – но мне показалось, что это длилось всего одну минуту.
– А что ты чувствуешь теперь? – спросил Нур. Поколебавшись, Бёртон сказал:
– Помимо потрясения, я чувствую… чувствую… огромную близость ко всем вам. О, я и раньше был кое к кому привязан, но теперь… я люблю вас всех!
– Шок, не иначе, – пробормотал Фрайгейт. Бёртон не обратил на него внимания.
Мавр взял граненую линзу и посмотрел сквозь нее, зажмурив правый глаз.
– Ничего не вижу. Она действует, лишь когда ее вставишь в глаз.
– Я думал, – сказал Бёртон, – что ее может носить только председатель Совета, Танабур. Я полагал, что это ритуальный символ или эмблема главенства, нечто традиционное. Но, как видно, я ошибался. Возможно, во время заседаний Совета она переходила к каждому поочередно. И давала каждому такое, же чувство, которое испытал я, – чувство близости и любви ко всем, кто есть в комнате. – В таком случае Икс преодолел это чувство, – сказал Тай-Пен.
– Одного я не понимаю, – сказал Бёртон. – Почему линза погрузила меня в транс, а Танабура как будто нет?
– Возможно, советники уже привыкли к ней, – предположил Нур. – После многоразового использования ее действие на них ослабло.
Нур вставил линзу в левый глаз и закрыл правый. Его лицо сразу приобрело экстатическое выражение, хотя тело осталось неподвижным. По прошествии двух минут Бёртон потряс Нура за плечо. Тот вышел из транса и разрыдался. Успокоившись и вынув линзу, он сказал:
– Да, она действительно вызывает состояние, которое Столько раз пытались описать святые. – Он отдал линзу Бёртону. – Но состояние это ложное, ибо вызывается искусственно. Лишь духовное совершенствование ведет к истинному блаженству
Все стали просить попробовать, но Бёртон сказал:
– После. Нам нельзя терять времени. Надо найти Икса, пока он не нашел нас.
Глава 48
У огромной закрытой двери, помеченной еще какими-то непонятными знаками, Бёртон остановил караван кресел и сошел со своего. Дверь, похоже, открывалась с помощью кнопки рядом – больше никаких приспособлений для этого не было. Бёртон нажал на кнопку, и обе половинки двери разъехались по сторонам. В просторный холл выходили еще одни огромные двери. Бёртон и их открыл с помощью такой же кнопки.
За ними оказался крытый куполом зал с полмили в поперечнике. Полом ему служила земля, поросшая короткой ярко-зеленой травой, а чуть дальше росли деревья. По ней там и сям бежали ручьи, истоком которых служили водопады высотой в сорок – пятьдесят футов. Повсюду были рассажены цветущие кусты, а плоские валуны служили столами, судя по тарелкам и приборам на них.
Потолок был голубой, с перистыми облаками, и на нем стояло в зените искусственное солнце.
Все вошли внутрь и стали осматриваться. Человеческие кости лежали повсюду, самый ближний скелет обнимал валун. Были тут еще кости птиц, оленей и каких-то животных, похожих на кошек, собак и енотов.
– Они тут приобщались к природе, – сказал Фрайгейт. – Что ж, превосходная имитация, ничего не скажешь.
Напрашивался вывод, что Икс передал по радио код, разбивший черные шарики в головах обитателей башни и давший выход яду Но от чего умерли животные?
Да с голоду.
Путешественники покинули зал и, не проехав и мили, наткнулись на следующую достопримечательность, самую загадочную и пугающую из всего, что им встречалось. За косой прозрачной стеной слева от них помещалась исполинская шахта. Снизу ее освещал яркий мерцающий свет. Все сошли с кресел, чтобы заглянуть в колодец, – и вскричали от изумления.
В пятистах футах под ними, словно в большой печи, пылало множество разноцветных форм, плотно стиснутых вместе, но свободно проходящих одна сквозь другую.
Бёртон, заслонив рукой глаза, стал приглядываться к ним., Вскоре он начал различать отдельные огни – они крутились, сновали вверх, вниз и по сторонам. Потом он почувствовал резь в глазах и отвернулся.
– Это ватаны. Такие же я видел над головами двенадцати членов Совета. Стена сделана из материала, позволяющего нам их видеть.
Нур протянул ему темные очки.
– Возьми. Я нашел их на полке тут рядом.
Бёртон и остальные надели очки и воззрились в бездонный колодец. Теперь стало лучше видно, как переливаются всеми цветами то расширяющиеся, то сжимающиеся фигуры, как они выбрасывают из себя шестигранные щупальца, и шарят ими, и втягивают обратно.
Бёртон, прижавшись спиной к стене, посмотрел вверх. В сотне футов над головой виднелся серый металлический потолок. Бёртон попытался разглядеть, что по ту сторону колодца, но не смог, Далеко-далеко внизу тоже просматривалась серая твердь. Воображение было тому виной или игра светящихся орд, но ему показалось, что эта твердь пульсирует. Он отступил назад, снял очки и потер слезящиеся глаза.
– Я не знаю, что это такое, но оставаться здесь дольше мы не можем.
Они проехали еще несколько лифтовых площадок с шахтами, ведущими только вниз, но через четверть мили увидели такую, где был выход и наверх.
– Эта, должно быть, ведет ко входу.
Каждый снова ждал, пока его предшественник не прибудет благополучно на место, и лишь тогда отправлялся сам.
Вверху площадка выходила в коридор с тринадцатью дверьми, и каждая служила входом в анфиладу роскошно обставленных покоев. В одной комнате на столе из блестящего красноватого дерева стояла прозрачная сфера, и в ней болтались три кукольных фигурки.
– Похоже на Моната и еще двух его сородичей, – сказал Бёртон.
– Что-то вроде трехмерной фотографии, – добавил Фрайгейт.
– Не знаю, конечно, – сказала Алиса, – но, по-моему, это семейный портрет. Я понимаю, что для человека иной расы они все на одно лицо. Но все-таки…
Грумз давно уже не говорила ни слова, и ее мрачное лицо показывало, как тяжело ей освоиться с этим местом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64