Во всяком случае, здесь, на пароходе. За его пределами, конечно, полно таких, что слышали Пахери из первых рук, а также из вторых, третьих и четвертых.
Но Икс, по всей вероятности, тоже среди дезертиров, и он сообщит агентам о тайном ходе.
Хотя не обязательно. Икс, наверное, тоже выдает себя за агента. Он использует своих спутников, чтобы добраться до башни, а там сделает так, чтобы они, как Эхнатон и его люди, лишились сознания или умерли.
А вдруг Подебраду и Струбвеллу стало известно, что Икс плывет на «Внаем не сдается»?
Впрочем, Иксом может быть и любой из них.
Бёртон пожал плечами. Придется разрешить событиям идти своим чередом, пока он не найдет случая повлиять на них. А уж тогда он сверзится, как сова на мышь.
Малоудачное сравнение. Агенты и этики больше смахивают на тигров.
Но ему это все равно. Когда придет нужда, он атакует.
Бёртон снова подумал, не рассказать ли обо всем Иоанну. Тогда взятые в плен агенты будут застрахованы от казни на месте. Правда, их нужно будет оглушить, чтобы помешать им покончить с собой. Но среди двенадцати-четырнадцати схваченных, включая Струбвелла и Подебрада, кто-то один непременно будет без сознания. Ладно, подождем еще немного. Может, и не придется ничего открывать Иоанну.
Пароход снова был поставлен на якорь, пока водолазы обследовали корпус. Потом он опять двинулся вверх по Реке на предельной скорости. Вскоре пришлось подойти к берегу, чтобы подзарядиться от питающего камня. Настал рассвет; камни громыхнули и разрядились. Кабель втянули обратно, и «Рекс» опять устремился в погоню. После завтрака у трех самолетов прогрели моторы. Затем Фосс и Окаба на своих бипланах и торпедный бомбардировщик с ревом поднялись с откидной кормы летной палубы.
Предполагалось, что пилоты засекут катер через час-другой. Дальнейшие действия оставлялись на их усмотрение в установленных Иоанном пределах. Король не желал топить или выводить из строя катер, нужный ему для боя. Самолеты могли обстрелять катер, помешав ему плыть дальше, и задержать его до подхода «Рекса».
Через час и двадцать две минуты после взлета вышел на связь Окаба, доложив, что катер замечен и что предпринята попытка связаться с дезертирами по радио. Ответа они не дали. Сейчас три самолета поочередно снизятся над катером и обстреляют его из пулеметов. Атаки будут короткими – свинцовые пули имеют слишком большую ценность и слишком нужны для боя против «Внаем не сдается». Если через несколько заходов дезертиры не сдадутся, не повернут обратно или не покинут катер, рядом с судном будут сброшены бомбы.
Окаба сообщил еще, что катер находится в нескольких милях выше места, где долина внезапно расширяется. Катер уже ходил в этот район два месяца назад во время перемотки. Его экипаж вел переговоры с титантропами – на эсперанто, разумеется– с целью завербовать человек сорок в десант. Король Иоанн, в случае встречи с Клеменсом борт о борт, предполагал поставить этих великанов во главе абордажников. Два десятка таких, как Джо Миллер, могли в короткий срок очистить все палубы Клеменса. И один Миллер не сумел бы выстоять против натиска столь многих своих собратьев.
Но, как выяснилось к горькому разочарованию Иоанна, все опрошенные титантропы принадлежали к Церкви Второго Шанса. Они отказались сражаться да еще попытались обратить экипаж катера в свою веру.
Были, возможно, и такие титантропы, что не поддались на проповеди миссионеров, но некогда было их отыскивать.
Самолеты устремились к катеру, и население – частью обыкновенные гомо сапиенс, частью настоящие великаны – высыпало на берег, чтобы поглазеть на них. Внезапно Окаба сообщил:
– Катер направляется к правому берегу!
Японец спикировал, но стрелять не стал. Он не мог вести огонь по катеру, не рискуя зацепить местных жителей – а у него был строгий приказ не раздражать их без крайней нужды. Иоанн не хотел плыть через враждебно настроенные края после потопления «Внаем не сдается».
– Дезертиры прыгают в воду и плывут к берегу! – докладывал Окаба. – Катер дрейфует вниз по течению!
Иоанн выругался и приказал торпедному бомбардировщику сесть на Реку. Пусть его стрелок подцепит катер, чтобы доставить его на «Рекс». Да поскорей, пока не подплыл кто-нибудь из местных и не присвоил катер себе.
– Дезертиры смешались с толпой, – сообщил Окаба. – Предполагаю, что после нашего отлета они уйдут в холмы.
– Зубы Господни! – вскричал Иоанн. – Мы никогда их там не найдем!
Бёртон, бывший в то время в рубке, промолчал. Он знал, что позднее агенты уведут парусник и снова пустятся вверх по Реке. И «Рекс» сможет захватить их, если не потонет и не получит серьезных повреждений.
Через несколько минут после того, как катер водворили на «Рекс» и оба истребителя приземлились, на пароходной рации зажегся оранжевый огонек. Радист выпучил глаза и на миг потерял дар речи. Тридцать лет он и его сменщики ждали, когда это случится, не веря, что это все-таки произойдет. Наконец он опомнился и выговорил:
– Сир! Сир! Частота Клеменса!
Частота, которой пользовался «Внаем не сдается», была давно известна. Клеменс мог бы изменить ее – тогда радисты «Рекса» прочесали бы весь диапазон, пока не засекли бы ее опять. Но Клеменс, как видно, не видел никакой причины менять длину волны. Все его немногие передачи, перехваченные до сих пор «Рексом», были зашифрованы.
Но не эта. Эта передача не предназначалась для «Парсеваля», для катеров или аэропланов Клеменса. Она велась открытым текстом на эсперанто и предназначалась для «Рекса».
Говорил не сам Клеменс, а Джон Байрон, его старший помощник – и желал он говорить не с королем, а с его первым офицером.
Иоанна, который удалился к себе то ли поспать, то ли позабавиться с очередной сожительницей, вызвали обратно. Струбвелл не осмеливался разговаривать с Байроном, без разрешения капитана. Иоанн вознамерился поговорить с Клеменсом напрямую, но тот через Байрона отказался, не объяснив причины отказа.
Иоанн через своего помощника ответил, что тогда вообще никаких переговоров не будет. Но Байрон через минуту, сквозь шум и треск, заявил, что имеет одно предложение. Его командир так и не решился вступить с Иоанном в прямой разговор, боясь выйти из себя и обругать короля так, как еще никто никого не ругал во Вселенной. Включая Иегову, проклявшего Сатану перед тем, как свергнуть его с небес.
Клеменс имел к Иоанну честное предложение, но его – и придется Иоанну это понять – следовало передать через посредника. Через полчаса, в которые Клеменс бранился, кипел и не находил себе места, Иоанн при посредстве Струбвелла согласился выслушать, что ему предлагают.
Бёртон был опять в рубке, слышал все с самого начала, и предложение Клеменса ошеломило его.
Иоанн выслушал все до конца и ответил, что должен переговорить со своими летчиками-истребителями Вернером Фоссом и Кеньи Окабой. Приказывать им в данной ситуации он не может. Кстати, как зовут пилотов Клеменса?
Байрон ответил: Уильям Баркер, канадец, и Жорж Гинеме, француз – оба асы первой мировой.
После краткого изложения биографий неприятельских пилотов Иоанн вызвал в рубку Фосса и Окабу и объяснил им положение дел.
Поначалу их это ошарашило. Придя в себя, они переговорили друг с другом, и Окаба сказал:
– Сир, мы летаем у вас двадцать лет. В основном это была нудная, малоопасная служба. Мы давно ждали этого момента – мы знали, что он настанет. И нам не придется сражаться с бывшими соотечественниками или с былыми союзниками – хотя, кажется, в первую мировую моя страна была союзницей Англии и Франции. Мы согласны. И горим нетерпением.
«Кто же мы такие? – подумал Бёртон. – Рыцари короля Артура? Идиоты? Или все вместе?»
Однако он сам отчасти одобрял решение летчиков и был глубоко взволнован.
Глава 27
«Внаем не сдается» стоял на якоре у правого берега, на несколько миль выше входа в озеро. Геринга доставили в Аглейо на катере под названием «Афиш не расклеивать». Клеменс передал извинения Ла Виро за то, что не явился к нему немедленно. К несчастью, его задерживает прежняя договоренность, сказал он. Но к завтрашнему вечеру, а возможно, послезавтра, он прибудет в собор.
Геринг стал упрашивать Клеменса обратиться с предложениями о мире к королю Иоанну. Клеменс, как и ожидал Герман, отказался.
– Заключительный акт этой драмы чересчур долго откладывался. Чертов антракт затянулся на сорок лет. Теперь ничто не может помешать постановке.
– Это не театр. Прольется настоящая кровь. Будет ощущаться настоящая боль. И смерть будет настоящей. И чего же ради?
– Есть ради чего. Я больше не хочу говорить об этом.
Клеменс сердито затянулся большой зеленой сигарой. Геринг молча благословил его троеперстным знамением и вышел из рубки.
Весь день на корабле шла подготовка. На окна ставились толстые дюралюминиевые щиты с амбразурами. В концах коридоров и проходов устанавливались толстые дюралюминиевые двери. Проверялись боеприпасы. Производилась пристрелка паровых пулеметов. Испытывались вертикальные и горизонтальные платформы и подъемники 88-миллиметровых пушек.
В пусковые установки закладывались ракеты, и проверялись системы доставки новых из недр палубы "А". Испытывалось орудие, работающее на сжатом воздухе. Поднимались в воздух аэропланы с полным вооружением на борту. Катера тоже вооружались. Подвергались пробе радар, сонар и инфракрасные детекторы. Выпускались и убирались абордажные мосты.
Каждый пост провел не менее дюжины учений.
Зарядив вечером батацитор и Граали, «Внаем не сдается» совершил пятимильный круиз, продолжая вести учения. Радар, обследовав озеро, «Рекса» на нем не нашел.
Перед тем как объявить отбой, Клеменс собрал почти всю команду в салоне. Вахтенным его краткая, почти серьезная речь передавалась по радио.
– Мы проделали фантастически долгий рейс по Реке – возможно, самой длинной реке во Вселенной. У нас были взлеты и падения, были трагедии, была боль, была скука, были комедии, были трусливые дела, были и героические. Много раз мы смотрели в лицо смерти. Чья-то смерть радовала нас, но мы расплачивались за это смертью дорогих нам людей.
Долгий был рейс, очень долгий. Мы прошли семь миллионов двести тысяч двадцать миль. Это почти половина Реки, чья предполагаемая длина – четырнадцать миллионов пятьсот тысяч миль. Долгий путь.
Но мы, пройдя его, пойдем дальше. Еще сто двадцать семь тысяч пятьсот миль – и останется каких-нибудь семь миллионов.
Каждый, кто записывался к нам, знал, чего ему будет стоить путешествие на этом огромном, роскошном судне. Ему или ей разъясняли цену билета. За этот рейс расплачиваются в конце, а не в начале.
Я знаю каждого из вас так, как только один человек может знать другого. Вы все подверглись строгому отбору и все оправдали мои ожидания. Вы прошли через множество испытаний и вышли из них с высокой оценкой. Поэтому я полностью уверен, что и завтрашнее, последнее, самое тяжкое испытание вы тоже выдержите.
Я говорю так, будто нам предстоит экзамен по арифметике в средней школе, или так, будто я футбольный тренер, натаскивающий команду перед матчем. Сожалею но наш экзамен, наш матч, будет смертельным, и некоторые из вас не доживут до конца завтрашнего дня. Но вы знали цену, когда подписывали контракт, так что не помышляйте о том, чтобы смыться.
Но когда завтрашний день кончится…
Клеменс обвел глазами аудиторию. Джо Миллер, сидящий на огромном стуле на возвышении, запечалился, и слезы текли по его корявым щекам.
Маленький де Марбо вскочил, поднял бокал и крикнул:
– Троекратное ура нашему командиру – и выпьем за него! Раздались громкие «ура». Когда вино было выпито, поднялся носатый, тощий как шпага де Бержерак:
– А теперь за победу! Не говоря уж о погибели Иоанна Безземельного, да будет он проклят навеки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Но Икс, по всей вероятности, тоже среди дезертиров, и он сообщит агентам о тайном ходе.
Хотя не обязательно. Икс, наверное, тоже выдает себя за агента. Он использует своих спутников, чтобы добраться до башни, а там сделает так, чтобы они, как Эхнатон и его люди, лишились сознания или умерли.
А вдруг Подебраду и Струбвеллу стало известно, что Икс плывет на «Внаем не сдается»?
Впрочем, Иксом может быть и любой из них.
Бёртон пожал плечами. Придется разрешить событиям идти своим чередом, пока он не найдет случая повлиять на них. А уж тогда он сверзится, как сова на мышь.
Малоудачное сравнение. Агенты и этики больше смахивают на тигров.
Но ему это все равно. Когда придет нужда, он атакует.
Бёртон снова подумал, не рассказать ли обо всем Иоанну. Тогда взятые в плен агенты будут застрахованы от казни на месте. Правда, их нужно будет оглушить, чтобы помешать им покончить с собой. Но среди двенадцати-четырнадцати схваченных, включая Струбвелла и Подебрада, кто-то один непременно будет без сознания. Ладно, подождем еще немного. Может, и не придется ничего открывать Иоанну.
Пароход снова был поставлен на якорь, пока водолазы обследовали корпус. Потом он опять двинулся вверх по Реке на предельной скорости. Вскоре пришлось подойти к берегу, чтобы подзарядиться от питающего камня. Настал рассвет; камни громыхнули и разрядились. Кабель втянули обратно, и «Рекс» опять устремился в погоню. После завтрака у трех самолетов прогрели моторы. Затем Фосс и Окаба на своих бипланах и торпедный бомбардировщик с ревом поднялись с откидной кормы летной палубы.
Предполагалось, что пилоты засекут катер через час-другой. Дальнейшие действия оставлялись на их усмотрение в установленных Иоанном пределах. Король не желал топить или выводить из строя катер, нужный ему для боя. Самолеты могли обстрелять катер, помешав ему плыть дальше, и задержать его до подхода «Рекса».
Через час и двадцать две минуты после взлета вышел на связь Окаба, доложив, что катер замечен и что предпринята попытка связаться с дезертирами по радио. Ответа они не дали. Сейчас три самолета поочередно снизятся над катером и обстреляют его из пулеметов. Атаки будут короткими – свинцовые пули имеют слишком большую ценность и слишком нужны для боя против «Внаем не сдается». Если через несколько заходов дезертиры не сдадутся, не повернут обратно или не покинут катер, рядом с судном будут сброшены бомбы.
Окаба сообщил еще, что катер находится в нескольких милях выше места, где долина внезапно расширяется. Катер уже ходил в этот район два месяца назад во время перемотки. Его экипаж вел переговоры с титантропами – на эсперанто, разумеется– с целью завербовать человек сорок в десант. Король Иоанн, в случае встречи с Клеменсом борт о борт, предполагал поставить этих великанов во главе абордажников. Два десятка таких, как Джо Миллер, могли в короткий срок очистить все палубы Клеменса. И один Миллер не сумел бы выстоять против натиска столь многих своих собратьев.
Но, как выяснилось к горькому разочарованию Иоанна, все опрошенные титантропы принадлежали к Церкви Второго Шанса. Они отказались сражаться да еще попытались обратить экипаж катера в свою веру.
Были, возможно, и такие титантропы, что не поддались на проповеди миссионеров, но некогда было их отыскивать.
Самолеты устремились к катеру, и население – частью обыкновенные гомо сапиенс, частью настоящие великаны – высыпало на берег, чтобы поглазеть на них. Внезапно Окаба сообщил:
– Катер направляется к правому берегу!
Японец спикировал, но стрелять не стал. Он не мог вести огонь по катеру, не рискуя зацепить местных жителей – а у него был строгий приказ не раздражать их без крайней нужды. Иоанн не хотел плыть через враждебно настроенные края после потопления «Внаем не сдается».
– Дезертиры прыгают в воду и плывут к берегу! – докладывал Окаба. – Катер дрейфует вниз по течению!
Иоанн выругался и приказал торпедному бомбардировщику сесть на Реку. Пусть его стрелок подцепит катер, чтобы доставить его на «Рекс». Да поскорей, пока не подплыл кто-нибудь из местных и не присвоил катер себе.
– Дезертиры смешались с толпой, – сообщил Окаба. – Предполагаю, что после нашего отлета они уйдут в холмы.
– Зубы Господни! – вскричал Иоанн. – Мы никогда их там не найдем!
Бёртон, бывший в то время в рубке, промолчал. Он знал, что позднее агенты уведут парусник и снова пустятся вверх по Реке. И «Рекс» сможет захватить их, если не потонет и не получит серьезных повреждений.
Через несколько минут после того, как катер водворили на «Рекс» и оба истребителя приземлились, на пароходной рации зажегся оранжевый огонек. Радист выпучил глаза и на миг потерял дар речи. Тридцать лет он и его сменщики ждали, когда это случится, не веря, что это все-таки произойдет. Наконец он опомнился и выговорил:
– Сир! Сир! Частота Клеменса!
Частота, которой пользовался «Внаем не сдается», была давно известна. Клеменс мог бы изменить ее – тогда радисты «Рекса» прочесали бы весь диапазон, пока не засекли бы ее опять. Но Клеменс, как видно, не видел никакой причины менять длину волны. Все его немногие передачи, перехваченные до сих пор «Рексом», были зашифрованы.
Но не эта. Эта передача не предназначалась для «Парсеваля», для катеров или аэропланов Клеменса. Она велась открытым текстом на эсперанто и предназначалась для «Рекса».
Говорил не сам Клеменс, а Джон Байрон, его старший помощник – и желал он говорить не с королем, а с его первым офицером.
Иоанна, который удалился к себе то ли поспать, то ли позабавиться с очередной сожительницей, вызвали обратно. Струбвелл не осмеливался разговаривать с Байроном, без разрешения капитана. Иоанн вознамерился поговорить с Клеменсом напрямую, но тот через Байрона отказался, не объяснив причины отказа.
Иоанн через своего помощника ответил, что тогда вообще никаких переговоров не будет. Но Байрон через минуту, сквозь шум и треск, заявил, что имеет одно предложение. Его командир так и не решился вступить с Иоанном в прямой разговор, боясь выйти из себя и обругать короля так, как еще никто никого не ругал во Вселенной. Включая Иегову, проклявшего Сатану перед тем, как свергнуть его с небес.
Клеменс имел к Иоанну честное предложение, но его – и придется Иоанну это понять – следовало передать через посредника. Через полчаса, в которые Клеменс бранился, кипел и не находил себе места, Иоанн при посредстве Струбвелла согласился выслушать, что ему предлагают.
Бёртон был опять в рубке, слышал все с самого начала, и предложение Клеменса ошеломило его.
Иоанн выслушал все до конца и ответил, что должен переговорить со своими летчиками-истребителями Вернером Фоссом и Кеньи Окабой. Приказывать им в данной ситуации он не может. Кстати, как зовут пилотов Клеменса?
Байрон ответил: Уильям Баркер, канадец, и Жорж Гинеме, француз – оба асы первой мировой.
После краткого изложения биографий неприятельских пилотов Иоанн вызвал в рубку Фосса и Окабу и объяснил им положение дел.
Поначалу их это ошарашило. Придя в себя, они переговорили друг с другом, и Окаба сказал:
– Сир, мы летаем у вас двадцать лет. В основном это была нудная, малоопасная служба. Мы давно ждали этого момента – мы знали, что он настанет. И нам не придется сражаться с бывшими соотечественниками или с былыми союзниками – хотя, кажется, в первую мировую моя страна была союзницей Англии и Франции. Мы согласны. И горим нетерпением.
«Кто же мы такие? – подумал Бёртон. – Рыцари короля Артура? Идиоты? Или все вместе?»
Однако он сам отчасти одобрял решение летчиков и был глубоко взволнован.
Глава 27
«Внаем не сдается» стоял на якоре у правого берега, на несколько миль выше входа в озеро. Геринга доставили в Аглейо на катере под названием «Афиш не расклеивать». Клеменс передал извинения Ла Виро за то, что не явился к нему немедленно. К несчастью, его задерживает прежняя договоренность, сказал он. Но к завтрашнему вечеру, а возможно, послезавтра, он прибудет в собор.
Геринг стал упрашивать Клеменса обратиться с предложениями о мире к королю Иоанну. Клеменс, как и ожидал Герман, отказался.
– Заключительный акт этой драмы чересчур долго откладывался. Чертов антракт затянулся на сорок лет. Теперь ничто не может помешать постановке.
– Это не театр. Прольется настоящая кровь. Будет ощущаться настоящая боль. И смерть будет настоящей. И чего же ради?
– Есть ради чего. Я больше не хочу говорить об этом.
Клеменс сердито затянулся большой зеленой сигарой. Геринг молча благословил его троеперстным знамением и вышел из рубки.
Весь день на корабле шла подготовка. На окна ставились толстые дюралюминиевые щиты с амбразурами. В концах коридоров и проходов устанавливались толстые дюралюминиевые двери. Проверялись боеприпасы. Производилась пристрелка паровых пулеметов. Испытывались вертикальные и горизонтальные платформы и подъемники 88-миллиметровых пушек.
В пусковые установки закладывались ракеты, и проверялись системы доставки новых из недр палубы "А". Испытывалось орудие, работающее на сжатом воздухе. Поднимались в воздух аэропланы с полным вооружением на борту. Катера тоже вооружались. Подвергались пробе радар, сонар и инфракрасные детекторы. Выпускались и убирались абордажные мосты.
Каждый пост провел не менее дюжины учений.
Зарядив вечером батацитор и Граали, «Внаем не сдается» совершил пятимильный круиз, продолжая вести учения. Радар, обследовав озеро, «Рекса» на нем не нашел.
Перед тем как объявить отбой, Клеменс собрал почти всю команду в салоне. Вахтенным его краткая, почти серьезная речь передавалась по радио.
– Мы проделали фантастически долгий рейс по Реке – возможно, самой длинной реке во Вселенной. У нас были взлеты и падения, были трагедии, была боль, была скука, были комедии, были трусливые дела, были и героические. Много раз мы смотрели в лицо смерти. Чья-то смерть радовала нас, но мы расплачивались за это смертью дорогих нам людей.
Долгий был рейс, очень долгий. Мы прошли семь миллионов двести тысяч двадцать миль. Это почти половина Реки, чья предполагаемая длина – четырнадцать миллионов пятьсот тысяч миль. Долгий путь.
Но мы, пройдя его, пойдем дальше. Еще сто двадцать семь тысяч пятьсот миль – и останется каких-нибудь семь миллионов.
Каждый, кто записывался к нам, знал, чего ему будет стоить путешествие на этом огромном, роскошном судне. Ему или ей разъясняли цену билета. За этот рейс расплачиваются в конце, а не в начале.
Я знаю каждого из вас так, как только один человек может знать другого. Вы все подверглись строгому отбору и все оправдали мои ожидания. Вы прошли через множество испытаний и вышли из них с высокой оценкой. Поэтому я полностью уверен, что и завтрашнее, последнее, самое тяжкое испытание вы тоже выдержите.
Я говорю так, будто нам предстоит экзамен по арифметике в средней школе, или так, будто я футбольный тренер, натаскивающий команду перед матчем. Сожалею но наш экзамен, наш матч, будет смертельным, и некоторые из вас не доживут до конца завтрашнего дня. Но вы знали цену, когда подписывали контракт, так что не помышляйте о том, чтобы смыться.
Но когда завтрашний день кончится…
Клеменс обвел глазами аудиторию. Джо Миллер, сидящий на огромном стуле на возвышении, запечалился, и слезы текли по его корявым щекам.
Маленький де Марбо вскочил, поднял бокал и крикнул:
– Троекратное ура нашему командиру – и выпьем за него! Раздались громкие «ура». Когда вино было выпито, поднялся носатый, тощий как шпага де Бержерак:
– А теперь за победу! Не говоря уж о погибели Иоанна Безземельного, да будет он проклят навеки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64