Отдельным эпизодом в новой жизни советско-немецкого соединения явился сам процесс стаскивания товарища Жабодыщенко с его дерева. Пострадали все, но трудности, перенесенные вместе, сплачивают и закаляют крепкую мужскую дружбу.
Какое-то время они еще чувствовали себя не в своей тарелке, но душераздирающая сага о поисках Белохаток буквально породнила их. А уж упоминание о Пульхерии Сиязбовне…
Все десять мужчин долго трясли друг другу руки и представлялись, замучив Морунгена, который был единственным человеком, способным выполнять функцию переводчика. Правда, попытал счастья на этом поприще и славный Перукарников, однако немцы ни слова не поняли из его разговорного немецкого, а общеизвестная фраза «Хальт! Хенде хох!», которую Иван научился говорить очень даже неплохо, была в данном случае несколько неуместна.
Затем долго договаривались о перемирии и о том, как и когда начнут воевать. Обоим командирам было неудобно упоминать об этом, но где-то все-таки шла война, и основной задачей обоих отрядов являлось обнаружение линии фронта.
– Це ж мы потим може будемо воюваты, – стыдливо указывал Салонюк на корень проблемы. – То вы звыняйте. А мы предупредим, що знову ото прыступили до боевых действий. Добре?
– Мы естъ отыскайт Белохатки, – подтверждал Дитрих. – А там расошлис, как в море корапли. И снова пух-пух, как доховаривалис. Корошо?
– То шоб не обидылись, – встрял Сидорчук. – Шоб усе по-чесному.
– Йа, йа, – улыбался Морунген. – Но сейчас мы ест искать короший, прафильный дороха на кутор Белохатки.
– Договорились, – сказал Перукарников. – Где-то он должен быть, мы точно знаем.
Затем Дитрих пригласил партизан устраиваться на броне поудобнее, а партизаны в свою очередь нашли, что «Белый дракон» – действительно высококлассная машина и ничего подобного им видеть не приходилось.
Немцы цвели от счастья, как молодые родители, чьего младенца похвалили новые знакомые.
Наконец партизаны расселись и объявили, что готовы выступать в поход. Дитрих собирался было скомандовать Клаусу «полный вперед», но Сидорчук внезапно хлопнул себя ладонью по лбу, так что аж звон пошел. Он спрыгнул на землю и нырнул под танк.
В воздухе возникла некоторая напряженность. Морунген с удивлением поглядел на Салонюка и выразительно поднял брови: дескать, что это за фокусы? И поскольку Салонюк улыбался ничуть не менее талантливо, чем король Оттобальт (то бишь на манер причепенского луздаря), ничего, кроме легкого ужаса, его улыбка не вызывала. Дитрих понял, что вопрос нужно формулировать более точно.
– Что естъ делайт тфой зольдат с другойт сторона немеский панцер?
Партизанский командир знал, что немцы – народ вспыльчивый. Если скажешь, что происходит на самом деле, еще чего доброго ссадят с танка и заставят идти пешком. И он брякнул первое пришедшее на ум:
– Це вин перевиряе, в якому состоянии грунт, по котрому мы будемо йихаты на танку.
Морунген получал море удовольствия от беседы с настоящим знатоком российских дорог и от того, что совершенная германская техника способна преодолеть и это.
– О! Это софсем не нато делайт! Дас ист панцер гуд машине! Будьем екат очен корошо, бистро!
Из-под танка, одной рукой утирая лоб, а в другой держа взрывчатку, вынырнул Сидорчук. Оглядел честную компанию. Увидел выражение лица родного командира и затарахтел, оправдываясь:
– Звыняйте, будь ласка, товарыш Салонюк, за задержку. Сам не знав, що так выйде! Взрывчатку, хай ей грець, чуть-чуть не забув вытягнуть из-пид фрыця.
Морунген опознал предмет в руке партизана и побелел.
Сидорчук виновато улыбнулся и пустился в объяснения, взмахивая взрывчаткой, словно дирижерской палочкой. При каждом таком взмахе Морунген и Салонюк вздрагивали и вжимались всем телом в спасительную танковую броню.
– Во було бы гуркоту, якбы мы поихалы!
Тарас посерел, затем позеленел, затем, заикаясь, пояснил:
– Це наш пидрывник, господын майор, шуткуе так… Розумиете? У партызанив так прыйнято… трохи шуткуваты… на дорижку…
Тут он оборотил свой гневный лик к бойцу Василию Сидорчуку и заорал в полный голос, так что Морунген присел в своем люке, как если бы злосчастная взрывчатка все-таки сработала:
– Сидорчук! Твою мать! Якщо я! Твий командыр! Ще раз побачу, що ты… Це!.. будеш своими рученятками липыты куды-небудь… без мого дозволу!.. Я не знаю, що я з тобою зроблю!.. Я тоби рогы повидшибаю, и будеш ты бижать поперед цего клятого нимецького танку, як та бура корова поперед черкаського быка!
Он взялся за голову и обратился к Перукарникову, который сидел с вытаращенными глазами, постигая потихоньку смысл происходящего:
– Чуть не видправыв свого командыра на Мисяць. У мене аж у пьятах похололо, а ему – «Було бы гуркоту…» Дурный, як сто пудив дыму!
Спустив пар, Салонюк уже спокойнее продолжил:
– Ну що, Сидорчук, ты на мене очи таращиш, наче злодий на ярмарку! Бачишь, фриц увесь билый из свого танка выглядае? Це тоби не Александр Македонський! Ще раз таке кино побачить, повыганяе у сих до лису. Давай, сидай на свое мисце, докы вин не очухався.
И Тарас расцвел нежнейшей улыбкой, адресованной бледному и перепуганному Морунгену:
– Не пужайтесь, господын фриц, вин бильше такого не зробыть. Не нервуйте, це вредно… як вас там вирно зовуть? Господын Mop… Hyp… Гер, – и тихо добавил себе под нос: – Во призвище, черта лысого выговоришь.
В замке Оттобальта творилось нечто несусветное.
– Требую воссоединить меня с невестой! – рычал король на перепуганного мага. – Ты куда ее дел?
– Это не я. Это штурляндик!
– При чем тут штурляндик? – гневался его величество. – Требую воссоединения и долгой и счастливой жизни.
– Это зависит не только от меня, – слабо отбивался Мулкеба.
– Четвертую! – шумел Оттобальт.
– Бальтик, – встряла тетя. – Сам Душара высказался против твоего непродуманного и поспешного решения. Видишь, невесту куда-то утащило.
Король повернулся к тете и окинул ее таким взглядом, что она попятилась.
– Или ты сейчас же поставишь своих рыцарей под копье и они пойдут искать свою королеву, или отправишься на антихрапное ложе, – раздельно произнес он. – Вот!
– Бальтик…
– Р-ррр, – раздалось в ответ, и тетя благоразумно ретировалась.
– Ваше величество, – прошептал чародей, бледнея от ужаса, – разрешите сказать… Не велите казнить, как говорится, а велите слово молвить.
– Кстати, насчет казни, – задумался король. – Четвертование – это чересчур просто.
– Тогда вы рискуете не увидеть свою невесту.
– !!!
– Уже, уже, уже, – засуетился Мулкеба. – Только нужно взглянуть в Тухатупу.
Впервые в жизни мага доставили в башню на руках двое дюжих гвардейцев – король не желал медлить ни минуты. Крохотный шумнязя, увидев такое дело, спрятался под ложе и шептал оттуда, подсказывая магу направление поисков.
– Тухатупа должна лежать справа на полке в чулане.
– Не может быть! – вскрикивал Мулкеба.
– Я перед ним шерсть причесываю, – уточнял шумнязя. – Ищи.
– А-а, точно. Никогда бы не подумал. Ну что, ваше величество, давайте думать о невесте.
– И о драконе, – послышался до боли знакомый голос.
Придя в себя, королева Гедвига явилась со взаимовыгодным предложением: она меняла дракона на свое благословение.
Нужно ли говорить, что Оттобальт согласился не задумываясь.
Глядя в Тухатупу, Мулкеба заметно повеселел:
– Итак, ваши величества, вы действительно хотите воссоединиться?
– Да, – сказал король, – с невестой.
– С драконом, – согласилась Гедвига.
– Как пожелаете, – молвил маг.
Маги, они ведь тоже люди и поэтому не могут отказать себе в крохотном удовольствии выполнить волю своих повелителей, так чтобы и их слегка прищучить, и при этом не оказаться виноватым. Он взмахнул своей пышной мантией, просвистел какое-то невнятное заклинание и…
Танк не успел проехать по дороге и десяти километров, как впереди показалась…
– Та самый русский фрау! – завопил Дитрих.
– Тю, Галя! – сказал Салонюк.
– Ну мы даем! – восхитился Перукарников. – Никуда от этой чертовой бабы не денешься.
– Ганс, – тихо произнес в наушниках голос механика-водителя Гасса, – кажется, все начинается с самого начала. Я вижу на дороге эту русскую поселянку, которая уже навлекла на нас однажды кучу неприятностей.
– Сей фрау, – поведал Морунген партизанам, – делайтъ нам плохой услуг. Она нас путайтъ. Она ист партизана?
– Та она ж ведьма, – сказал Сидорчук. – От ней одни неприемности.
– Все неприятности в мире от женщин, – заметил Иван. – Троянская война тоже из-за баб началась.
– И ото грехопадиння, – сообщил Жабодыщенко, крестясь. – Свят, свят, свят.
– Не стал бы я с ней связываться, – посоветовал командиру Генрих. – Нервов не хватит.
– Я бы и рад, – сказал барон. – Однако, Генрих, подумай. Эта женщина может знать дорогу к хутору Белохатки.
Обернувшись на шум двигателя, Галя меланхолически оглядела танк и двинулась дальше, будто ничего необычного не случилось. Она была целиком поглощена личными проблемами, и пятеро знакомых партизан, сидевших на броне не менее знакомого бронированного монстра, не привлекли ее внимания. Ведь среди них не было того единственного, рыжего и голубоглазого…
– Эй, Галя! – окликнул ее Салонюк, свешиваясь с брони. – Ты куды йдеш?
– А куда глаза глядят, – отвечала она печально. – Куда ноги несут. А ты что здесь делаешь?
– Та ось разом з фрицямы Белохатки шукаем, – поведал Тарас. – До речи, ты нам ничем не допоможеш?
Галя Наливайко не спеша шла по дороге, проложенной среди широкого поля, и танк медленно катился рядом, приноравливаясь к ее плавной поступи. Она обращала на него внимания не больше, чем на телегу, что тащится по проселку на ярмарку. Однако танк, или телега, или настырный Салонюк мешали сладким грезам.
Галя мечтала о том, как найдет ее король Оттобальт, как прижмет к своей крепкой груди… И поглядывала на обручальный цупитуйчик, который надел ей на палец ее Отто. Кисонька…
– …дороха на кутор Белохатки? – бубнил над головой прилипучий фриц.
– Та може пидскажешь, де вони стоять? – уточнил Жабодыщенко.
Она не остановилась и не повернула головы. Только величественно махнула рукой и молвила:
– А что ты меня спрашиваешь? Ты вот у своих фрицев и спроси, куда они подевали твои Белохатки!
Морунген ошалело выслушал ответ и пришел к выводу, что эта русская фрау действительно очень странная.
Галя словно услышала эти крамольные мысли. Развернулась и подозрительно поглядела на несчастного немца. Клаус остановил танк безо всякого приказа. Дитрих понял, что нужно оправдываться, иначе действительно им инкриминируют похищение Белохаток и потом не докажешь ничего этим русским. Он бешено жестикулировал и чуть не вывалился из люка:
– Ой, матка-а-а! Не нато делайтъ глюпый больтофня. Вы руски очен лубьить перефаливат насионал проблем на несчасный немеский зольдат! Мы естъ прикодит в Росия и дафатъ опрософание, свопода, несафисимостъ от комунисический опрас жисни.
Галя громко хмыкнула, и бедный барон осекся.
– Да! Видела я вашу свободу! В вагоны на станции погрузите и, туды ее в качель, в свою Херманию гоните, на работу!
– Матка-а, – слабо запротестовал Морунген, – Германья естъ учит все корошо, как нато работайт! Что естъ прекрастный ресультат феликий нация!
Галя не выдержала:
– Ой! Отстань! Замучил со своей нацией.
Майор печально наклонился к партизанам и пожаловался:
– Фот так фсекта, кокта нато работайт, у фас лубьят коворит в немеский лагер – астань, зараса, самучил!
Но ему не довелось развить эту интересную мысль.
Сзади раздались невыносимо знакомые душераздирающие звуки.
Галя обернулась и расцвела, как майская роза.
Остальные приуныли.
Дитрих скомандовал:
– Клаус! Дави на газ! Быстрее! – это свидетельствовало о том, что он потерял голову и плохо оценивал ситуацию, как и случалось всякий раз при встрече с Галей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50