– У тебя по-прежнему нет никаких известий от Эдуара? – спросила Нина.
Розина покачала головой.
– Нет, и мне это кажется странным. После несчастного случая в Женеве он очень изменился. Я несколько раз пыталась дозвониться в замок, но телефон не отвечал. Мне очень хочется туда поехать.
Нина, поколебавшись, спросила:
– Ты живешь одна?
– Абсолютно. Мой гонщик удрал, нажав на все педали.
– Можно подумать, что тебя это забавляет?
– Лучше над этим посмеяться, чем плакать.
И чтобы придать больше весомости своим словам, Розина прибавила:
– Вполне нормально, чтобы гонщик был гонщиком, не правда ли?
А потом расплакалась, но на этот раз не из-за смерти Мари-Шарлотт.
* * *
Врач вошел с целым эскортом ординаторов. У него была пышная седая грива, и при всей его деланной, искусственной простоте, он держался чопорно и высокомерно.
Подойдя к кровати князя, он взял температурный лист, завопив:
– Ну, каторжник, как мне кажется, ты выкарабкался из лап смерти!
Затем, обращаясь к своим ученикам, он сказал:
– Этот тип может себя назвать двужильным, он перехитрил смерть. В том состоянии, в котором он к нам поступил, я не дал бы и пяти франков за его выздоровление.
Врач картинно упер руки в бока и спросил:
– Что вы сделали, чтобы выкарабкаться?
– Я оттолкнулся от дна ногой, – ответил Эдуар. Они засмеялись. Врач еще больше повысил голос:
– Я счастлив, Бланвен, первым сообщить вам приятную новость: ваш адвокат рассказал мне по телефону о том, что вас помиловали. И еще он сказал, что вас ожидает сюрприз, но не уточнил, какой. Мне кажется, у вас хороший «разгребатель грязи». Так, кажется, называют адвокатов в вашей среде?
– Я не знаю, – ответил Бланвен. – Я не бродяга, а князь.
Врачи снова рассмеялись.
39
Мэтр Кремона пришел через два дня. Из восьми коек в палате были заняты только пять. Один из больных умер ночью, а двух других перевели в другие палаты. Адвокат радостно улыбался; Эдуар считал его славным, добрым человеком, ибо он любил приносить хорошие новости. Ликующий, светящийся от радости Кремона обнял и поцеловал князя, что очень тронуло Эдуара.
– Вы видели эту бумагу о помиловании? Вам сказал о ней врач? Она пришла по почте заказным письмом. Нам повезло с комиссией, там оказались добрые, сердечные люди. Но, конечно, профессор Бернье тоже постарался; он состряпал классное медицинское свидетельство, согласно которому вы почти что покойник и что просто негуманно применять крайние меры к человеку, совершившему такой мелкий проступок. Вы следите за ходом мыслей? Экс-комиссар Пендур тоже был великолепен: ему понадобилось сорок восемь часов, чтобы обнаружить интересующую нас персону. Кто сделал бы лучше?
– Где она? – спросил Эдуар.
– В зале ожидания; до того как ее ввести, я решил сначала предупредить вас.
– Введите ее и оставьте нас, – потребовал Эдуар. Адвокат выглядел немного разочарованным.
– Я сейчас пойду за ней, – сказал он с сожалением. – Но я еще что-то вам хотел сказать… Ах, да! Это насчет машины, которую вы мне уступили; не нужно ли еще раз проверить ее ход…
– Нет! – резко сказал Эдуар. – Она прекрасно отрегулирована.
– Ладно, ладно, я задавал себе вопрос…
– Не волнуйтесь, мэтр, это безупречная машина.
Кремона вышел. Эдуар пригладил свою спутанную шевелюру, привел в порядок кровать, чтобы можно было в ней полулежать. Он был спокоен, даже слишком; биение пульса было, как ни странно, замедленным. Эдуар думал о своем чудотворном исцелении (воскрешение всегда чудотворно), и он сам не мог понять, почему его гибнущее, искалеченное тело вдруг прекратило свой стремительный бег в небытие. Какой немыслимый скачок, возникший в глубинах его существа, совершил это «волшебное» исцеление? Откуда взялась сила, возобновившая его связи с жизнью, с которой он уже мысленно прощался?
Ответ постепенно возникал в его голове. Все это произошло благодаря женщине, которая должна войти к нему с минуты на минуту. В период его кратковременного пребывания в камере его охватило исступленное желание увидеть ее, пока не пробил его последний час. Желание Эдуара было настолько велико и настолько упорно, что ему больше не хотелось умирать. Он чувствовал, что не имеет на это никакого права. И вот, она должна войти. Какая она? Какое место она занимала на ступенях социальной лестницы? Принесет ли эта встреча разочарование или радость? Как бы там ни было, он уцелел, он спасся от смертельной болезни. Спасся, благодаря простому любопытству.
Кремона вновь появился, юркий, подвижный, как метрдотель, ведущий к столу знатную клиентку. За ним шла женщина, которую адвокат закрывал своей мощной фигурой. Когда он подошел к кровати Эдуара, он сказал:
– Я вам представляю Эдуара Бланвена.
После чего он посмотрел на них обоих с улыбкой, а потом ушел, как его об этом просил Эдуар.
Она стояла перед ним элегантная, в черном платье и белом плаще от Шерер. Казалось, что ей нет и тридцати, но Эдуар знал, что ей гораздо больше. У нее были красивые пепельные волосы до плеч. Больше всего его поразила ее интеллигентность, которая ощущалась во всем, и более всего в ее черных миндалевидных глазах, взгляд которых был понимающим и сосредоточенным.
Она прошептала: «Добрый день», он ответил: «Спасибо». Она поискала глазами, куда бы сесть, увидела около стены стул, пододвинула его к кровати Эдуара и села. Князь пожалел, что он об этом не побеспокоился заранее.
Когда она села у его изголовья, они без всякого стеснения стали пристально всматриваться друг в друга, зная, что им нужно было через это пройти.
– Вы очень красивы, – сказал князь.
– Вы тоже недурны, несмотря на болезнь.
– Вы, наверное, считаете мое поведение глупым?
– Если б это было так, я бы не приехала.
– Вы меня вспомнили?
– Не более, чем вы меня. Это просто невозможно, ведь мы были почти что грудными детьми.
– Вы давно знали о… нашей первой встрече?
– Моя мать никогда не стеснялась, рассказывая мне о прошлом.
– Я об этом узнал всего несколько месяцев назад. Что стало с вашей матерью потом?
– Она побывала еще раз или два в тюрьме, но уже без меня. Потом она вышла замуж за вдовца, владельца бистро и с тех пор остепенилась. Десять лет назад она умерла от рака мозга. Вдовец стал заботиться обо мне. Он – замечательный человек. Он оплачивал мою учебу и даже не попытался меня изнасиловать, как это делают большинство отчимов. Хотите продолжения?
– Да, пожалуйста.
– Я закончила факультет права в Лионе и нашла себе место в корпорации молодых адвокатов. За одного из них я вышла замуж. У меня был ребенок, очаровательный малыш, которого я назвала Реми, в честь отчима. Ребенок умер от вирусного энцефалита. Его смерть, как часто бывает, вместо того чтобы сплотить нашу семью, разрушила ее. Сейчас я руковожу в Лионе бюро путешествий. Живу одна на берегу Роны в квартире, слишком большой для меня. Когда мне становится особенно тоскливо, я устраиваю вечеринку с одним из моих приятелей. Вот и вся моя биография. Могу ли я узнать вашу?
– Вам трудно будет в нее поверить, – предупредил князь, – но я могу легко доказать всю, казалось бы, неправдоподобность моей истории.
Эдуар изложил молодой женщине кратко основные события своей жизни, не забыв ни об одном действующем лице. Он рассказал о Розине, Рашель, Мари-Шарлотт, Эдит. Князь также поведал о своих верных друзьях – Банане и Наджибе, о слишком поздно открывшейся тайне его рождения, о своем путешествии в Швейцарию, о шоке княгини Гертруды, пораженной его сходством с сыном и мужем. Князь рассказал о князе и княгине Гролофф, о Вальтере и Лоле, об Элоди, мисс Маргарет и, наконец, о Дмитрии Юлафе. Он рассказывал и о пышных роскошных приемах, один из которых закончился для него трагически, а потом – о полном разорении князей Скобос, об украденной машине и о своем тюремном заключении, которое заканчивалось на два дня раньше срока, благодаря акту о помиловании. Он умолчал только о трагедии в гараже, ибо он просто о ней еще ничего не знал.
– Это удивительный роман! – воскликнула Барбара, когда он закончил. – Что вы собираетесь делать, выписавшись из больницы?
– Прежде всего позаботиться о своей бабушке. Я хочу основать дело, которое обеспечило бы всем нам нормальное существование. А потом жениться на вас, если вы, конечно, согласны. У меня никогда не было жены. Для князя это просто немыслимо.
Он ожидал хоть какой-нибудь реакции своей подружки по тюремным временам. Но она молчала. Эдуар ждал.
– Брак, как правило, всегда бывает неудачным, – прошептала она наконец. – Каждый человек – это остров. У него иногда возникает желание посетить другой остров, но ведь территория очень небольшая, и прогулка совершается довольно быстро.
– Ну, хорошо! Мы никогда не закончим прогулку по нашим островам. Мы попытаемся знать друг друга как можно меньше; ведь глубокое познание другого возможно только при помощи любви. Мы не будем рисковать.
– Создается впечатление, что вы уверены в моем согласии, – заметила она.
– Эту уверенность мне придает мое слишком большое желание. Простите бред тяжело больного человека.
– Господи! Мне же нужно подумать! – сказала она. – Почему вы обижаетесь?
– Я обижаюсь, потому что больше не могу ждать, Барбара. Ведь мы так давно знаем друг друга!
Она оставалась около него до самого окончания часа посещений. Они продолжали смотреть друг на друга, ни о чем больше не говоря. Основное было сказано. Каждый думал о том, что между ними возникло, что они оба воспринимали как волшебную сказку, как дар свыше, разрушающий границы унылой повседневности. Это было похоже на вызов, брошенный судьбе и здравому смыслу; ни один, ни другой не были простофилями и не пытались делать никаких выводов. Они были похожи на лунатиков, ощупью балансирующих в пустоте, вызывающей головокружение. У них не было больше вопросов друг к другу. Эдуар не спрашивал Барбару, как ее смог убедить мэтр Кремона встретиться с ним; Барбара не пыталась узнать, в какой момент, когда у него возникло это острое желание повидать ее. Барбару не интересовало, какой бы была его реакция, если б она была похожа на толстую, беззубую, пропахшую прогорклым маслом мадам Мишу с огромным выводком. Эдуар воздерживался от бесконечных повторений, что она красива и ее красота превзошла все его самые смелые ожидания. Они с наслаждением стали привыкать к сдержанности и молчанию.
Через час Кремона пришел откланяться, так как у него было свидание. По тону, каким это было сказано, Эдуар догадался, что «эта важная встреча» была встречей с его женой. Слишком радостный, что все так удачно сложилось, адвокат не стал задавать никаких вопросов – и так было ясно: у них все в порядке.
Когда Кремона ушел, Эдуар протянул Барбаре руку. Очень спокойно, она положила свою на его волосатую руку, от которой исходила сила, несмотря на болезнь.
Их молчаливая близость становилась все более страстной; страстная пылкость, исходящая из их молодых тел, захлестнула их в едином порыве самого тесного слияния. Оба, и Эдуар и Барбара, были оглушены, потрясены естественностью и чистотой такого счастья.
– Однажды я вас захочу, и все будет хорошо, – сказал князь.
Барбара прошептала:
– Конечно…
– Мне кажется, что ваша мать учила мою играть в шахматы.
– У них было много времени.
– А мне хотелось все время выйти из камеры, и весь день я дубасил в дверь.
– Это понятно.
– Я вас иногда поколачивал.
– Все должно иметь начало.
Они вновь погрузились в молчание, которое выражало больше, чем слова.
В палате стали появляться посетители к другим больным. Это были главным образом люди серые, заурядные: мужчина небольшого роста, с лицом недоноска, в черном пальто и клетчатой кепке, которую он не снял; толстая женщина с девочкой, больной монголизмом; супружеская пара старичков, выглядевших еще более плачевно и жалко, чем больной, которого они навещали;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56