– неучтиво перебила девушка фрау Ирму. – Не может быть! Я начинаю завидовать герру Кремеру!
– Вы преувеличиваете, Эрни! У вас собирается такая приятная компания… – заметила фрау Ирма.
– Возможно… – сверкнула та глазами, – А меня она утомляет.
– Однако вы совсем не похожи на затворницу, – вставил Карл.
Девушка взглянула на него вопросительно. Кремер опустил глаза.
– Я имел в виду, – решил пояснить, – что это платье и сережки больше вам к лицу, чем пелерина монахини.
– Как знать… – задумчиво протянула Эрнестина, но Карл заметил, как она невольно провела ладонью по сверкающему шелку платья.
«А она, наверно, не считает себя, некрасивой, – подумал. – Вообще, это было бы противоестественно». От этой мысли стало почему-то весело, какой-то бес вселился в него. Пристально глядя на девушку, Карл произнес:
– Кроме того, церковь в вашем лице получила бы слишком дорогой подарок.
Эрнестина подняла брови:
– Вы считаете, что из меня вышла бы сомнительная служительница богу? Но…
– Я имею в виду, – возразил Карл, – ваше приданое, которое прибрали бы к рукам святые отцы.
Девушка вспыхнула, гневно вздернула голову, но неожиданно громко захохотала;
– Вы первый, кто сказал мне правду в глаза! – с любопытством стрельнула глазами и добавила: – Мне нравится ваша откровенность.
– А мне не нравится ваше приданое, – засмеялся Карл, – оно отягощает вас. Вы можете считать меня отъявленным нахалом, но в каждом, кто делает вам комплименты, вы, наверное, видите охотника за приданым…
– Вы шутите, мой мальчик! – не выдержала фрау Ирма.
– Я никогда еще не был так серьезен.
Эрнестина смотрела пристально на Карла, казалось, ее глаза остекленели.
– А вас не интересует приданое?
Кремер почувствовал подводный риф в этом вопросе. Но сбить его с толку было трудно.
– Нет, почему же, я серьезно отношусь к деньгам и считаю, что они делают жизнь приятнее, чем она есть на самом деле. Кроме того, я коммерсант, а лишние деньга никогда не мешали коммерции.
– Вы хотите сказать, что за определенную сумму пожертвовали бы своими убеждениями и…
Карл протестующе поднял руку.
– Я не говорил этого, фрейлейн.
– Однако…
– Вы не так поняли меня. Я считаю приданое приятной придачей, вернее, находкой. Однако только дураки рассчитывают на находки.
Эрнестина хотела что-то ответить, но подошли Шрикель и еще какой-то офицер.
– Сразу видно дамского угодника, – грубовато сказал гауптштурмфюрер. – Рехан открыл мне тайну. Оказывается, вы, герр Кремер, прекрасно играете в карты.
Карл пожал плечами:
– Фортуна – порой очень коварная женщина…
– Не составите ли нам компанию?
– Но…
– Не смею больше задерживать вас, герр Кремер, – высокопарно начала Эрнестина, но закончила совсем другим тоном: – Надеюсь, мы еще сможем продолжить беседу. Заходите ко мне без церемоний.
Карл поклонился.
Шрикель, когда они садились за стол, полушутя, полусерьезно заметила:
– Я далек от того, чтобы считать себя ясновидцем, но думаю: нашего молодого друга ждет большое будущее.
– Что вы имеете в виду? – спросил кто-то из партнеров.
– Фрейлейн Краузе просила Кремера запросто навещать ее.
– Оставьте, Шрикель, – недовольно сказал Карл. – Представьте себе, я наговорил фрейлейн массу резкостей…
На лице гауптштурмфюрера снова вспыхнула ослепительная улыбка, но маленькие глазки не смеялись.
– Смотря как подать резкости… – сказал неопределенно. – Иногда такая тактика быстрее дает результаты…
– Вы уже и тактиком меня считаете? – поморщился Карл.
– А разве это плохо?
– Тактика необходима всюду. – Карл взял карты. – Вы – мой партнер и, надеюсь, тоже неплохой тактик…
– Мы это определим, по собственным карманам, – не выдержал офицер, сидящий справа от Кремера.
Карл сделал ход. Исподлобья взглянул на Шрикеля. Безусловно, этот толстяк – опасный враг, следовало бы держаться от него подальше. Но это означало бы держаться дальше от флигеля за аллеей черных гномов. А для чего он здесь? Не для того же, чтобы флиртовать с дочкой миллионера и играть в карты с эсэсовцами!
Значит, нужно поближе сойтись с гауптштурмфюрером. Конечно, опасно, но и на фронте не безопасней. Карл на мгновение прикрыл глаза, представил неглубокую траншею, блиндаж под тремя накатами, сосредоточенные лица солдат в касках. Тяжелый снаряд поднял на воздух сосну, росшую на пригорке, заверещали осколки. Солдаты прижались к земле, и один не поднялся. Карл даже лицо его видел – молодое, безусое, искаженное болью.
– Ваш ход, коллега, – донеслось до него словно издалека. Открыл глаза: Шрикель склонился над картами, уткнув в них жирное красное лицо; партнер справа нетерпеливо дергал себя за пуговицу мундира.
– Ваш ход, – повторил, вытянув шею из тщательно отглаженного воротничка.
Карл небрежно бросил карту. Возвращение к действительности не обрадовало его, сердце зашлось, и где-то глубоко в груди не унималась тупая, ноющая боль.
Утром Эрлер почувствовал себя плохо: давал себя знать ревматизм, который штурмбанфюрер получил несколько лет назад – осложнение после гриппа. Даже накричал на ротенфюрера, который принес холодный чай, хотя этот недотепа божился, будто чайник только что закипел. Потом придрался к секретарше – почему не перепечатала срочные бумаги. Напрасно девчонка оправдывалась – мол, получила их только вчера вечером, – штурмбанфюрер перестал ее отчитывать лишь после того, как заметил слезы под густо накрашенными ресницами.
– Идите! – бросил сердито. – Сейчас потечет вся ваша красота!…
Эрлеру не хотелось даже обедать: сидел в кабинете и с раздражением смотрел на окна, по которым барабанил частый холодный дождь. Даже противно смотреть на такое безобразие – третий день без перерыва льет и льет…
Боже мой, как крутит суставы!
Дверь заскрипела, и в щель робко просунулся нос ротенфюрера.
– Ну, что там еще? – раздраженно крикнул Эрлер.
– Донесение гауптшарфюрера Мауке.
– Что же вы торчите в дверях? – заорал штурмбанфюрер. – Давайте его сюда!
Два густо исписанных листа бумаги. Эрлер протянул под столом ноги, откинулся на спинку кресла. Интересно, что нового у гауптшарфюрера?
«Штурмбанфюреру СС доктору Эрлеру», – машинально пробежал глазами первую строчку. Все это формалистика. Где же суть? Ага…
«После того как мне стало известно, что на территории протектората Чехии и Моравии работниками тайной полиции найдены листовки, отпечатанные на немецком языке, я заинтересовался этим делом. Пражское гестапо в ответ на наш запрос уведомило, что в Праге ликвидирована подпольная группа, которая вела широкую прокламационную кампанию. Мною было получено несколько образцов нелегальных коммунистических воззваний, адресованных немецким солдатам. Установлено, что эти листовки тождественны прокламациям, найденным три недели назад в поездах, предназначенных для перевозки солдат на Восточный фронт. Листовки напечатаны однотипным шрифтом, на бумаге одинаковой структуры. Адресованы „Немецким пролетариям в военных шинелях“.
Считаю необходимым кратко изложить содержание прокламаций. В них говорится, что война ведется вопреки интересам и правам немецкого народа. Честных немцев фюрер якобы пытает и заключает в концентрационные лагеря. Немецкие солдаты не должны забывать, что настоящий вождь немецкого рабочего класса Эрнст Тельман мучается в застенка».
– Ишь до чего докатились! – не выдержал штурмбанфюрер и ударил кулаком по столу. Сморщился от боли – а, черт, он совсем забыл об этом проклятом ревматизме. Но какое нахальство! Вспоминать Тельмана!
Успокоился и стал читать дальше:
«Пражское гестапо уведомило, что один из арестованных подпольщиков показывает: прокламации напечатаны второго августа. Пятого августа органы тайной полиции провели аресты членов подпольной организации и ликвидировали типографию. Следовательно, листовки были переправлены из Праги в Дрезден в один из дней между вторым и пятым августа.
Мною установлено, что в этот период с дрезденского железнодорожного узла в Прагу отправлялись два товарных эшелона прямого назначения. Машинистами на них были Георг Панкау и Франц Шницер.
Георг Панкау. 63 года. Беспартийный. В коммунистической и социал-демократической партиях не состоял. Дисциплинированный и квалифицированный рабочий. Характеристика от шефа депо положительная. От политики далек. На хорошем счету у местной администрации. Ничего подозрительного за ним не замечалось.
Франц Шницер. 59 лет. В прошлом член социал-демократической партии. Квалифицированный рабочий, характеристика от шефа депо положительная. Имеет двух сыновей, оба на фронте. Лояльный. Высказываний против государственной политики не замечалось. Принимает участие в мероприятиях, проводимых ортсгруппенляйтером.
Прошу установить наблюдение за Георгом Панкау и Францем Шницером. Не исключено, что их лояльность – лишь маскировка враждебной деятельности против рейха. Необходимо изучить круг их знакомств, дать возможность снова побывать в Праге, заблаговременно предупредив пражское гестапо. Поручить это дело прошу лучшим агентам.
Следует иметь в виду – не исключен и другой путь транспортирования листовок из Праги в Дрезден. Но, учитывая, что прокламации были найдены в поездах уже седьмого августа, считаю такую версию маловероятной. Кроме того, характер распространения листовок свидетельствует – это сделано железнодорожниками: прокламации найдены не в казармах, а в воинских поездах.
Гауптшарфюрер СС Эмиль Мауке».
Штурмбанфюрер отложил докладную записку и нервно зашагал по кабинету. Дождевые потоки за окном уже не досаждали ему. Он знал, что Мауке – способный человек, но вот так сразу напасть на след подпольной организации! Конечно, заслуга его, Эрлера, прежде всего в том, что именно Мауке было поручено это дело!
Эрлер нетерпеливо сорвал телефонную трубку.
– Соедините меня с группенфюрером фон Вайгангом! – приказал. – Добрый день, Рехан. Как себя чувствуете? Я – не очень: проклятый ревматизм… Шеф у себя? Есть важное сообщение…
* * *
Последние дни были тяжелыми для Карла Кремера: необходимо было налаживать связь, утраченную после провала Марлен Пельц.
Еще в Москве Кремер вспомнил, что в Дрездене должен работать Штеккер, – фельдфебель говорил Катрусе о том, что его переводят в этот город.
Фельдфебель Штеккер! Удивительный человек, с которым судьба свела Катрусю во Львове. Девушка не раз рассказывала Петру эту историю, которую он знал теперь не хуже ее: еще бы – фельдфебель Штеккер поставлял им такую информацию, о которой можно было только мечтать.
А произошло это так. Кирилюку удалось с помощью знакомого гестаповца устроить Катрусю в железнодорожную комендатуру.
Однажды комендант майор Шумахер дал ай перепечатать совершенно секретное сообщение. Достаточно было одного взгляда на него, чтобы определить, насколько важен документ. Катруся отпечатала на одну, как всегда, а две копии, спрятала вторую под кофточкой, а смятые копирки бросила в корзину для бумаг.
Майор сам сверил перепечатанное донесение с оригиналом. Затем вызвал исполнявшего обязанности начальника канцелярии фельдфебеля Штеккера и приказал ему отправить документ секретной почтой.
– Сделайте это сами, сообщение очень важное, – уловила Катруся, закрывая за собою дверь.
Девушка продолжала работать, стараясь ничем не выдавать своего волнения. С нетерпением она ждала перерыва на обед, чтобы, когда комендант и Штеккер уедут, позвонить Петру и условиться о свидании. Наконец наступил положенный час. Катруся вызвала машину для коменданта, а сама озабоченно склонилась над бумагами, делая вид, что ей еще. надо выполнить срочную работу. Сейчас скрипнет дверь, через приемную пройдет фельдфебель Штеккер – совсем уже седой, с утомленным, морщинистым лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Вы преувеличиваете, Эрни! У вас собирается такая приятная компания… – заметила фрау Ирма.
– Возможно… – сверкнула та глазами, – А меня она утомляет.
– Однако вы совсем не похожи на затворницу, – вставил Карл.
Девушка взглянула на него вопросительно. Кремер опустил глаза.
– Я имел в виду, – решил пояснить, – что это платье и сережки больше вам к лицу, чем пелерина монахини.
– Как знать… – задумчиво протянула Эрнестина, но Карл заметил, как она невольно провела ладонью по сверкающему шелку платья.
«А она, наверно, не считает себя, некрасивой, – подумал. – Вообще, это было бы противоестественно». От этой мысли стало почему-то весело, какой-то бес вселился в него. Пристально глядя на девушку, Карл произнес:
– Кроме того, церковь в вашем лице получила бы слишком дорогой подарок.
Эрнестина подняла брови:
– Вы считаете, что из меня вышла бы сомнительная служительница богу? Но…
– Я имею в виду, – возразил Карл, – ваше приданое, которое прибрали бы к рукам святые отцы.
Девушка вспыхнула, гневно вздернула голову, но неожиданно громко захохотала;
– Вы первый, кто сказал мне правду в глаза! – с любопытством стрельнула глазами и добавила: – Мне нравится ваша откровенность.
– А мне не нравится ваше приданое, – засмеялся Карл, – оно отягощает вас. Вы можете считать меня отъявленным нахалом, но в каждом, кто делает вам комплименты, вы, наверное, видите охотника за приданым…
– Вы шутите, мой мальчик! – не выдержала фрау Ирма.
– Я никогда еще не был так серьезен.
Эрнестина смотрела пристально на Карла, казалось, ее глаза остекленели.
– А вас не интересует приданое?
Кремер почувствовал подводный риф в этом вопросе. Но сбить его с толку было трудно.
– Нет, почему же, я серьезно отношусь к деньгам и считаю, что они делают жизнь приятнее, чем она есть на самом деле. Кроме того, я коммерсант, а лишние деньга никогда не мешали коммерции.
– Вы хотите сказать, что за определенную сумму пожертвовали бы своими убеждениями и…
Карл протестующе поднял руку.
– Я не говорил этого, фрейлейн.
– Однако…
– Вы не так поняли меня. Я считаю приданое приятной придачей, вернее, находкой. Однако только дураки рассчитывают на находки.
Эрнестина хотела что-то ответить, но подошли Шрикель и еще какой-то офицер.
– Сразу видно дамского угодника, – грубовато сказал гауптштурмфюрер. – Рехан открыл мне тайну. Оказывается, вы, герр Кремер, прекрасно играете в карты.
Карл пожал плечами:
– Фортуна – порой очень коварная женщина…
– Не составите ли нам компанию?
– Но…
– Не смею больше задерживать вас, герр Кремер, – высокопарно начала Эрнестина, но закончила совсем другим тоном: – Надеюсь, мы еще сможем продолжить беседу. Заходите ко мне без церемоний.
Карл поклонился.
Шрикель, когда они садились за стол, полушутя, полусерьезно заметила:
– Я далек от того, чтобы считать себя ясновидцем, но думаю: нашего молодого друга ждет большое будущее.
– Что вы имеете в виду? – спросил кто-то из партнеров.
– Фрейлейн Краузе просила Кремера запросто навещать ее.
– Оставьте, Шрикель, – недовольно сказал Карл. – Представьте себе, я наговорил фрейлейн массу резкостей…
На лице гауптштурмфюрера снова вспыхнула ослепительная улыбка, но маленькие глазки не смеялись.
– Смотря как подать резкости… – сказал неопределенно. – Иногда такая тактика быстрее дает результаты…
– Вы уже и тактиком меня считаете? – поморщился Карл.
– А разве это плохо?
– Тактика необходима всюду. – Карл взял карты. – Вы – мой партнер и, надеюсь, тоже неплохой тактик…
– Мы это определим, по собственным карманам, – не выдержал офицер, сидящий справа от Кремера.
Карл сделал ход. Исподлобья взглянул на Шрикеля. Безусловно, этот толстяк – опасный враг, следовало бы держаться от него подальше. Но это означало бы держаться дальше от флигеля за аллеей черных гномов. А для чего он здесь? Не для того же, чтобы флиртовать с дочкой миллионера и играть в карты с эсэсовцами!
Значит, нужно поближе сойтись с гауптштурмфюрером. Конечно, опасно, но и на фронте не безопасней. Карл на мгновение прикрыл глаза, представил неглубокую траншею, блиндаж под тремя накатами, сосредоточенные лица солдат в касках. Тяжелый снаряд поднял на воздух сосну, росшую на пригорке, заверещали осколки. Солдаты прижались к земле, и один не поднялся. Карл даже лицо его видел – молодое, безусое, искаженное болью.
– Ваш ход, коллега, – донеслось до него словно издалека. Открыл глаза: Шрикель склонился над картами, уткнув в них жирное красное лицо; партнер справа нетерпеливо дергал себя за пуговицу мундира.
– Ваш ход, – повторил, вытянув шею из тщательно отглаженного воротничка.
Карл небрежно бросил карту. Возвращение к действительности не обрадовало его, сердце зашлось, и где-то глубоко в груди не унималась тупая, ноющая боль.
Утром Эрлер почувствовал себя плохо: давал себя знать ревматизм, который штурмбанфюрер получил несколько лет назад – осложнение после гриппа. Даже накричал на ротенфюрера, который принес холодный чай, хотя этот недотепа божился, будто чайник только что закипел. Потом придрался к секретарше – почему не перепечатала срочные бумаги. Напрасно девчонка оправдывалась – мол, получила их только вчера вечером, – штурмбанфюрер перестал ее отчитывать лишь после того, как заметил слезы под густо накрашенными ресницами.
– Идите! – бросил сердито. – Сейчас потечет вся ваша красота!…
Эрлеру не хотелось даже обедать: сидел в кабинете и с раздражением смотрел на окна, по которым барабанил частый холодный дождь. Даже противно смотреть на такое безобразие – третий день без перерыва льет и льет…
Боже мой, как крутит суставы!
Дверь заскрипела, и в щель робко просунулся нос ротенфюрера.
– Ну, что там еще? – раздраженно крикнул Эрлер.
– Донесение гауптшарфюрера Мауке.
– Что же вы торчите в дверях? – заорал штурмбанфюрер. – Давайте его сюда!
Два густо исписанных листа бумаги. Эрлер протянул под столом ноги, откинулся на спинку кресла. Интересно, что нового у гауптшарфюрера?
«Штурмбанфюреру СС доктору Эрлеру», – машинально пробежал глазами первую строчку. Все это формалистика. Где же суть? Ага…
«После того как мне стало известно, что на территории протектората Чехии и Моравии работниками тайной полиции найдены листовки, отпечатанные на немецком языке, я заинтересовался этим делом. Пражское гестапо в ответ на наш запрос уведомило, что в Праге ликвидирована подпольная группа, которая вела широкую прокламационную кампанию. Мною было получено несколько образцов нелегальных коммунистических воззваний, адресованных немецким солдатам. Установлено, что эти листовки тождественны прокламациям, найденным три недели назад в поездах, предназначенных для перевозки солдат на Восточный фронт. Листовки напечатаны однотипным шрифтом, на бумаге одинаковой структуры. Адресованы „Немецким пролетариям в военных шинелях“.
Считаю необходимым кратко изложить содержание прокламаций. В них говорится, что война ведется вопреки интересам и правам немецкого народа. Честных немцев фюрер якобы пытает и заключает в концентрационные лагеря. Немецкие солдаты не должны забывать, что настоящий вождь немецкого рабочего класса Эрнст Тельман мучается в застенка».
– Ишь до чего докатились! – не выдержал штурмбанфюрер и ударил кулаком по столу. Сморщился от боли – а, черт, он совсем забыл об этом проклятом ревматизме. Но какое нахальство! Вспоминать Тельмана!
Успокоился и стал читать дальше:
«Пражское гестапо уведомило, что один из арестованных подпольщиков показывает: прокламации напечатаны второго августа. Пятого августа органы тайной полиции провели аресты членов подпольной организации и ликвидировали типографию. Следовательно, листовки были переправлены из Праги в Дрезден в один из дней между вторым и пятым августа.
Мною установлено, что в этот период с дрезденского железнодорожного узла в Прагу отправлялись два товарных эшелона прямого назначения. Машинистами на них были Георг Панкау и Франц Шницер.
Георг Панкау. 63 года. Беспартийный. В коммунистической и социал-демократической партиях не состоял. Дисциплинированный и квалифицированный рабочий. Характеристика от шефа депо положительная. От политики далек. На хорошем счету у местной администрации. Ничего подозрительного за ним не замечалось.
Франц Шницер. 59 лет. В прошлом член социал-демократической партии. Квалифицированный рабочий, характеристика от шефа депо положительная. Имеет двух сыновей, оба на фронте. Лояльный. Высказываний против государственной политики не замечалось. Принимает участие в мероприятиях, проводимых ортсгруппенляйтером.
Прошу установить наблюдение за Георгом Панкау и Францем Шницером. Не исключено, что их лояльность – лишь маскировка враждебной деятельности против рейха. Необходимо изучить круг их знакомств, дать возможность снова побывать в Праге, заблаговременно предупредив пражское гестапо. Поручить это дело прошу лучшим агентам.
Следует иметь в виду – не исключен и другой путь транспортирования листовок из Праги в Дрезден. Но, учитывая, что прокламации были найдены в поездах уже седьмого августа, считаю такую версию маловероятной. Кроме того, характер распространения листовок свидетельствует – это сделано железнодорожниками: прокламации найдены не в казармах, а в воинских поездах.
Гауптшарфюрер СС Эмиль Мауке».
Штурмбанфюрер отложил докладную записку и нервно зашагал по кабинету. Дождевые потоки за окном уже не досаждали ему. Он знал, что Мауке – способный человек, но вот так сразу напасть на след подпольной организации! Конечно, заслуга его, Эрлера, прежде всего в том, что именно Мауке было поручено это дело!
Эрлер нетерпеливо сорвал телефонную трубку.
– Соедините меня с группенфюрером фон Вайгангом! – приказал. – Добрый день, Рехан. Как себя чувствуете? Я – не очень: проклятый ревматизм… Шеф у себя? Есть важное сообщение…
* * *
Последние дни были тяжелыми для Карла Кремера: необходимо было налаживать связь, утраченную после провала Марлен Пельц.
Еще в Москве Кремер вспомнил, что в Дрездене должен работать Штеккер, – фельдфебель говорил Катрусе о том, что его переводят в этот город.
Фельдфебель Штеккер! Удивительный человек, с которым судьба свела Катрусю во Львове. Девушка не раз рассказывала Петру эту историю, которую он знал теперь не хуже ее: еще бы – фельдфебель Штеккер поставлял им такую информацию, о которой можно было только мечтать.
А произошло это так. Кирилюку удалось с помощью знакомого гестаповца устроить Катрусю в железнодорожную комендатуру.
Однажды комендант майор Шумахер дал ай перепечатать совершенно секретное сообщение. Достаточно было одного взгляда на него, чтобы определить, насколько важен документ. Катруся отпечатала на одну, как всегда, а две копии, спрятала вторую под кофточкой, а смятые копирки бросила в корзину для бумаг.
Майор сам сверил перепечатанное донесение с оригиналом. Затем вызвал исполнявшего обязанности начальника канцелярии фельдфебеля Штеккера и приказал ему отправить документ секретной почтой.
– Сделайте это сами, сообщение очень важное, – уловила Катруся, закрывая за собою дверь.
Девушка продолжала работать, стараясь ничем не выдавать своего волнения. С нетерпением она ждала перерыва на обед, чтобы, когда комендант и Штеккер уедут, позвонить Петру и условиться о свидании. Наконец наступил положенный час. Катруся вызвала машину для коменданта, а сама озабоченно склонилась над бумагами, делая вид, что ей еще. надо выполнить срочную работу. Сейчас скрипнет дверь, через приемную пройдет фельдфебель Штеккер – совсем уже седой, с утомленным, морщинистым лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48