Пожалуй, это было вполне в духе нового поколения.
— Если вас интересует, — сказал Катасэ, — проблема чумы, то насчет себя вы можете не волноваться. Первая опасность для вас миновала.
— В самом деле?
Катасэ горделиво посмотрел на Кохняму и, явно желая блеснуть своей эрудицией, пояснил:
— Наиболее опасная форма чумы — легочная. Она передается капельной инфекцией через воздух — с мелкими брызгами при кашле или разговоре с больным. Ее симптомы: внезапное повышение температуры, иногда до сорока, а то и до сорока двух градусов. Потом появляется озноб, головокружение, рвота, бред, безотчетный страх, и в течение 3-4 суток больной погибает. Симптомы чумной пневмонии обнаруживаются на второй день после заражения, и протекает она стремительно. Л вы здесь уже третий день. Так что все в порядке.
Катасэ говорил гладко, без запинки, словно это был старательно вызубренный урок. Возможно, медику так и полагается, ведь в медицине нельзя ограничиваться какими-то главными, основополагающими знаниями. Эта наука покоится на опыте, наблюдениях предшествующих поколений. Поэтому хорошим врачом может стать только тот, кто сумеет все это усвоить. Впрочем, хотя Катасэ и был ему неприятен, Кохияма не мог не отметить, что врач он, по-видимому, неплохой.
— Но вы говорите, что миновала лишь первая опасность? А что это значит?
— Это значит, — ответил Катасэ, — что существует еще бубонная и кожная чума. Они возникают от укуса зараженной крысиной блохи. При бубонной чуме увеличиваются лимфатические узлы. Кожная форма чумы характерна образованием на месте укуса зараженной блохи пузырька, наполненного сероватой жидкостью. В обоих случаях образуются нагноения, язвы, которые открываются и при кожной чуме превращаются в черные пятна, поэтому, вероятно, чуму в народе и называют "черной смертью".
— Значит, эти формы по сравнению с легочной протекают менее активно?
— Да, они развиваются медленнее. Это не значит, что они менее опасны, по тут хоть есть время помочь больному: в запасе целая неделя.
— Следовательно, пока миновала только первая опасность, остальное еще впереди?
— Мы сейчас самым энергичным образом занимаемся истреблением грызунов и насекомых. Так что не падайте духом!
— Отрадный факт! — усмехнулся Кохияма. — Скажите, а вы не могли бы прочитать мне теперь коротенькую лекцию но поводу исследований господина Убукагы о наследственной устойчивости бацилл?
— Вы полагаете, что это имеет отношение к чуме? Во всяком случае, я ничего об этом не знаю. Ведь я был у пего всего-навсего скромным помощником. Кое-что, наверное, мог бы рассказать Тэрада-сан. Но из него не вытянешь ни слова.
Катасэ явно уклонялся от ответа. Чувствовалось, что его так и подмывало сказать: "И вообще теперь за все здесь отвечает Тэрада, вам следовало бы по-настоящему взягься за него".
— Кстати, доктор Канагаи сегодня не приедет.
— Л что толку от его посещений! — сказал Кохияма. — Он не успевает взглянул, на наши физиономии, как туг же мчится назад, словно за ним гонятся.
— Сегодня я его замещаю, — сказал Катасэ. — Л разве в этом есть необходимость?
— Да, Эмма... — замялся Катасэ и быстро направился к двери.
— Л что с ней?
Утром Эмма пила кофе с Тэрадой и Кохиямой и с тех пор больше не показывалась.
— Вчера ночью ее укусило какое-то насекомое, и на коже остался след. Я не думаю, чтобы это был укус чумной блохи, но кто знает.
Бросив на ходу эти слова, Катасэ поспешно зашагал по коридору. Кохияма остался в гостиной. Наконец ему надоело читать, и он отложил книгу в сторону. Неужели Эмма заболела чумой? Ведь ей наверняка ввели максимально возможную дозу противочумной вакцины. Но иногда заболевают чумой и люди с достаточно иммунизированным организмом. Не говоря уже о том, что и при введении вакцины профилактический эффект отнюдь не является абсолютным.
Мысль о том, что Эмма заболела чумой, была для Кохиямы невыносимой. Он уже знал незавидную историю ее появления на свет. Неужели она снова стала игрушкой в руках судьбы!
Но дело было не только в этом, кажется, он серьезно полюбил Эмму. Он вспомнил недобрую усмешку, мелькнувшую на лице Катасэ, когда тот направлялся в ее комнату. Ему стало не по себе.
Он вскочил с дивана и помчался в комнату Эммы. Он собрался было постучать, как вдруг услышал голос Эммы и шум.
— Оставьте меня в покое! Уйдите! Уйдите! — задыхаясь, проговорила Эмма.
— Оставьте меня в покое! Уйдите! Уйдите! —задыхаясь, проговорила Эмма.
Кохияма толкнул дверь. На ковре сидела Эмма. Она отталкивала от себя Катасэ, который, извиваясь, точно гусеница, пытался поцеловать ее обнаженные груди.
— Катасэ! Как ты смеешь, негодяй!
Кохияма схватил Кагасэ за шиворот и с решимостью слабохарактерного человека, наконец отважившегося на мужественный поступок, выволок его из комнаты. Катасэ пытался сопротивляться, но Кохияма ударил его кулаком по лицу, и тот сразу присмирел и лишь прижимал к лицу руку, в которой были зажаты поднятые с ковра очки.
— Убирайтесь отсюда! И если вы попытаетесь еще хоть раз...
— Вы ужасный человек, Кохияма-сан! — писклявым голосом проговорил Катасэ. — Она сама меня соблазняла.
И он тут же поспешно ретировался. Застегивая блузку, в дверях показалась Эмма. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Кохияму. Это был все тот же полный затаенной скорби взгляд, неудержимо влекущий к себе. Ее черные глаза с голубоватыми белками казались сейчас серо-голубыми.
— Может быть, я напрасно эго сделал? — извиняющимся тоном спросил Кохияма.
Взгляд Эммы стал серьезным.
— Неужели вы могли такое подумать? Да мне противно на него смотреть! Пришел, потребовал, чтобы я сняла блузку и дала себя осмотреть, нет ли где еще укусов, а сам стал приставать...
Кохияма вошел в комнату и сел па ковер, скрестив ноги. В этой комнате он был впервые. Однако сейчас он решил немного побыть с Эммой, чтобы успокоить девушку.Дня будуара манекенщицы комната была обставлена очень скромно. Если не считать прекрасного пушистого ковра и стереофонического магнитофона, вся остальная обстановка была простой и дешевой.
Кровать и платяной шкаф больше подошли бы для студенческого общежития. Взглянут» на себя в зеркало и поправив прическу, Эмма села против Кохиямы. С непосредственностью ребенка она протянула ему правую руку и сказала:
— Может быть, ничего серьезного и нет. Неужели это след от укуса насекомого?
Под голубой тканью блузки Кохияма, разумеегся, никакого красного пягаышка на ее руке разглядеть не мог.
— Впрочем, к чему я, глупая, вас спрашиваю! — спохватилась Эмма. — Ведь вы не врач.
— Завтра вас осмотрит доктор Канагаи, — сказал Кохияма.
— Мне приходится выступать с обнаженными руками и плечами. И если они покроются черными пятнами, эго будет ужасно.
— В крайнем случае можно будег сделать пластическую операцию, — не подумав, ляпнул Кохияма. Эмма рассмеялась.
— Наверное, немного простудилась, — сказал Кохияма.
— Хорошо, если так. Катасэ противный тип. Но отец всегда говорил, что голова у него на плечах есть. Л вдруг он прав и меня в самом деле укусила чумная блоха?
— Одной головы мало. Нужен еще опыт. Л опыта у него пока маловато.
— Кажется, хороших специалистов по чуме вообще почти нет.
— Не следует раньше времени тревожиться. Я неверующий, но, по-моему, священное писание учит не думать о завтрашнем дне.
Сказав это, Кохияма вдруг почувствовал свою полную беспомощность.
— О мама! Дай мне силы! — воскликнула Эмма и вдруг задрожала всем телом.
Трудно было попять, что это — озноб или страх. Она дрожала все сильнее. Растерянный Кохияма, поколебавшись с минуту, крепко обнял ее за плечи. Падая навзничь, Эмма невольно увлекла его за собой, его губы прильнули к ее прохладным, мягким губам. Если бы сейчас ее лицо было покрыто ужасными черно-синими пятнами, он, наверное, все равно поступил бы так же.
Недаром говорится, пришла беда — открывай ворота. В тот же день в три часа в квартиру Убукаты явилась госпожа Хамура. Ей нужно было срочно переговорить с Тэрадой, который теперь не только занимался разборкой архива Убукаты, но и распоряжался всем, что происходило в доме.
— Доктора Канагаи до сих пор нет. Нельзя ли все-таки его вызвать? — спросила она Тэраду.
— Что за спешка? — пробурчал Тэрада.
Госпожа Хамура слыла женщиной капризной. Она без конца пилила своего мужа, взваливая на него вину за все неприятности, которые сейчас приходилось терпел, семье. Те, кто проходил мимо их квартиры, невольно становились свидетелями семейных скандалов, шум которых был слышен не только из окоп, но и доносился сквозь толстые стены.
— Что это за жизнь! — кричала она. — Бедный ребенок. Целыми днями сидит взаперти. Я не моту ни в парк ее сводить, ни дать ей погреться на солнышке. Любимое печенье и то не могу купить, должна кланяться институтскому шоферу, чтобы привез. У нас уже продуктов почти нет, все запасы кончились. И это ты но всем виноват! Ничего себе управляющий делами! Сидит взаперти, как обезьяна в клетке! Посмешище, да и только! Л что, если ребенок умрет От чумы? Я тогда повешусь. Л ты будешь проклят на всю жизнь.
Резонного в жалобах госпожи Хамуры было мало. С тех пор как дом превратился в изолятор, не было еще ни одного солнечного дня, так что греться было негде, что же касается покупок, то все необходимое доставлял институтский шофер, который, кстати, был непосредственно подчинен управляющему делами. Он приезжал пока всего два раза, но продуктов было завезено столько, что их с избытком хватит на все время пребывания в карантине.
Все это госпожа Хамура отлично знала, просто ей нужен был повод, чтобы пошуметь.
— Это ты во всем виноват, — кричала она, — если бы не ты, то и никакой чумы не было бы.
Несмотря на свой добрый нрав, в такие минуты выходил из себя и Хамура...
— Зачем вам понадобился Канагаи? — повторил свой вопрос Тэрада.
— Видите ли, дело очень серьезное... — замялась госпожа Хамура.
— Что-нибудь с ребенком?
— Нет... Меня беспокоит муж... Он начал заговариваться.
— Заговариваться?
— Да. Сегодня утром, например, он поднялся затемно и стал глядеть в окно. Я спрашиваю, что он там увидел, а он отвечает: "На город падает горящая комета". Комета — это ведь такая звезда с длиннущим хвостом, не правда ли? Я встала, подошла к окну, по ничего не увидела. Только на улице, как всегда, горела красная неоновая реклама.
— Он, наверно, подшутил над вами, — сказал Тэрада. — Ведь Хамура-сан любит посмеяться.
— Но я вам еще не все сказала. Днем он взял колоду карт, перетасовал ее и начал гадать. Потом собрал в доме все палочки для еды и стал ими манипулировать, как это делают прорицатели. — Госпожа Хамура быстро задвигала пальцами, пытаясь показать, как манипулировал палочками ее муж. — И вдруг он вскрикнул, уставился иа меня и говорит: "Небесная кара постигает наконец и Токио. Потому что кругом одно беспутство и разврат. Кантосское землетрясение и атомная бомба — пустяки по сравнению с тем, что нас ожидаег. Из десятимиллионного населения девять миллионов шестьсот девяносто семь тысяч восемьсот тридцать один человек погибнет. Наступает час небесного возмездия, и брат восстанет на брага. В четырнадцатом веке от чумы погибло двадцать пять миллионов человек — четвертая часть всего населения Европы. На этот раз погибнет пятьсот миллионов — шестая часть населения земного шара, и больше половины придется на Азию. Пятую часть погибших азиатов составят японцы. Япония превратится в море огня, в котором будут гореть трупы".
— Н-да, странная манера шутить, — заметал Тэрада.
— Он вовсе и не шутит! С какой стати ему дурачить меня, ведь он знает, что я все равно пи одному его слову не верю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26