Кохияма взглянул на часы. Прошел час, как они ушли из дому.
— Исследования вашего отца остались незаконченными, и теперь ими занимается Тэрада.
— Работа моего отца всегда причиняла одни страдания. Он не щадил ни мать, ни меня...
— Пожалуй, нам пора идти, — прервав ее, поднялся с места Кохияма.
— А сок, барышня? — окликнул ее бармен. На стойке остался бокал фруктового сока, к которому Эмма не притронулась.
— Не хочу, спасибо, — ответила она.
Кохияма тоже заметил, что Эмма не стала пить сок, но ничего не сказал. Он и сам выпил едва половину своего виски с содовой. Мысль о том, что он, возможно, распространяет чуму, не покидала его. Под подозрительным
взглядом, которым бармен проводил "влюбленную парочку", они вышли на улицу. При свете фонарей Кохияма вдруг увидел, что у Эммы глаза полны слез.Кохияма обнял ее за плечи, ему хотелось как-то утешить девушку, отвлечь от грустных мыслей. Они проходили мимо винного ларька. Кохияма купил бутылочку виски и немного сыру. Шесть дней назад он пошел на квартиру к Убукате прямо из дому. Денег у него с собой было немного, и сейчас он все израсходовал.
Когда Кохияма и Эмма спустились с парк, настроение у них немного поднялось. Кохияма на ходу вынул бутылку из картонной упаковки и отвитил пробку.
— Пить здесь? — удивилась Эмма.
— Но ведь некогда, нужно спешить, — сказал Кохияма. Они условились с Сатико, что к восьми часам вернутся.
— Погодите, я знаю хорошее место, — сказала Эмма.
— Но в нашем распоряжении осталось не более пятнадцати минут. Эмма пошла вперед. Она великолепно ориентировалась в парке. Они свернули с освещенной аллеи на глухую темную тропинку, перешли по горбатому мостику через родник и очутились перед небольшой рощицей. Между деревьями тускло поблескивал пруд. Эмма повела Кохияму к роще. Сюда, видно, редко кто забредал. Почти у самой опушки они нашли охапку хорошо сохранившегося сена.
Они сели. Здесь их никто не мог видеть. Сзади была стена деревьев, а впереди лежал объятый тишиной, заросший у берега камышом пруд, Кохияма сделал несколько глотков. Виски обожгло желудок, и тело сразу стало удивительно легким.
— Я тоже хочу, — сказала Эмма. Он в темноте протянул ей бутылку.
— Нет, я хочу из ваших рук! Он поднес бутылку к се губам.
Она сделала глоток и снова потянулась к бутылке. Эмма запрокинула голову, длинные волосы волнами спадами назад. Он погладил девушку по голове и дал ей еще отпить несколько глотков.
Она склонила голову на его плечо.
— Обнимите меня, — сказал Эмма.
Она часто просила обнять ее, ведь она даже в детстве не знала тепла материнских рук и тосковала по ним.
Когда она стала подростком, отец вдруг обрушил на нее поток бурных чувств, в которых любовь смешивалась с ненавистью. Он требовал от дочери полного повиновения, грубо вмешивался во все ее дела и злился, что не может заменить ей мать и проникнуть в ее девичьи тайны. Он был для нее настоящим деспотом.
Отшвырнув пустую бутылку, Кохияма обнял Эмму. Губы их слились в долгом поцелуе.
Наконец он оторвался от ее губ и, с трудом взяв себя в руки, хотел было что-то сказать ей, но девушка вдруг подняла на него свои широко раскрытые глаза и четко проговорила:
— Когда я кончала колледж, я однажды была близка с одним человеком. Потом в университете за мной настойчиво ухаживая мой однокурсник...
Не желая ничего слушать, Кохияма поцелуем зажал ей рот. Упругое, напряженное тело Эммы стало вдруг мягким и податливым. Они упали на сено, еще хранившее запах солнца, и чела их сплелись. Эмма тихо вскрикнула... Охватившая их обоих неизъяснимая нежность перешла в страсть.
За все эти шесть дней Кохияма ни на минуту не забывал о чуме. Однако сейчас он забыл обо всем на свете.
ОТКРЫТИЕ
Не успел Кохияма переодеться и появиться в гостиной, как зуда пришли доктор Канагаи и Катасэ.
— Не знаю, что и делать, — удрученно сказал Канагаи.
— Неужели нельзя справиться с ним?
— Можно бы, конечно, применить какой-нибудь сильный транквилизатор или впрыснул, наркоз, но как к нему подобраться? Мы пробовали, стучались, вызывали в коридор — все напрасно.
— Что ни говори, это ведь не простой больной, — сказал Канагаи.
— Мне очень вас жаль, доктор, — заискивающим тоном сказал Катасэ,
— Ведь вы здесь уже целых три часа.
Канагаи взглянул на часы. Сделал он это машинально, не знать, сколько сейчас времени, он не мог — он то и дело посматривал на часы. Стрелка подошла к девяти.
— Это не столь важно, — сказал Канагаи. — Сегодня я могу здесь и заночевать. Я об этом предупредил.
— Попробую я его уговорить, — сказал Кохияма.
— Вы? —Катасэ усмехнулся. — Днем вы сказали, что он обещал спустип,ся вниз, и мы его ждали. А он притащил с собой ту страшную штуку...
— Тут уж я ни при чем.
— Разумеется, — сказан Канагаи. — Ну что ж, попробуйте.
— Попытаюсь.
— Буду вам очень признателен.
Кохияма забежал в кухню выпить стакан воды.
— Куда это вы? — остановила его Сатико, когда он направился к двери.
— Ужин готов, и Эмма сейчас придет.
— Мне нужно сходить к Тэраде, ужинайте без меня, — ответил Кохияма. — Вы собираетесь подняться наверх? — недовольно нахмурила брови
Сатико. — Разве это не опасно?
— Нет, особенно беспокоиться нечего.
— Но неужели у него чума?!
Сейчас этот вопрос, который она задала и в первый свой день в изоляторе, не казался таким наивным, в нем звучал страх. В наши дни, когда где-либо возникает эпидемия, об этом немедленно сообщается в газетах, по радио, телевидению. Но теперь уже редко кто воспринимает известие об эпидемии как непосредственную угрозу дня себя. Сейчас люди без боязни проходят мимо инфекционных больниц. Они знают, что изоляторы, в которые помещают больных, служат надежной защитой от дальнейшего распространения инфекции, и болезнетворные бактерии иод крепким замком. Однако это не значит, что борьба людей с эпидемиями уже отошла в область преданий. Приобретая устойчивость к лекарственным препаратам, микробы, подобно фениксу, возрождаются и приобретают способность безгранично распространяться.
Множество самых различных микробов, в том числе и патогенных, окружает человека, живет в его кишечнике, па коже, существует в организме животных и передастся самыми различными путями, по люди и понятия об
этом не имеют. Так обстоит дело и с чумными микробами. Это трудно вообразизъ, но в одном Токио обитает в три раза больше крыс, чем людей. Стоит чуме возникнуп. среди крыс, как в городе начнется повальная эпидемия. Из-за плохого состояния водосточных капав, фязи и антисанитарии в Токио может вспыхнуть эпидемия небывалой силы. А распространение чумы неизбежно приведет к появлению чумных бацилл, устойчивых к лекарегвенпым
средствам. Даже Сатико поняла наконец, насколько велика опасность. Кохияма медленно поднялся на второй этаж. Спешить было некуда. Муракоси и Катасэ можно больше не принимать в расчет, они потерпели окончательное поражение и больше не полезут. Теперь здесь главную роль играл доктор Канагаи, который мог что-то сделать для спасения жизни Тэрады, да еще Кохияма, который хотел проникнуть в тайну исследований Убукаты. Но сейчас основной его заботой было передать Тэраду на попечение
доктора Канагаи. Он постучался. Сколько раз он ни с чем уходил от этой двери!
— Тэрада-сан! Это я, Кохияма, — набравшись решимости, громко сказал он.
Ответа не последовало. За дверью послышалось хриплое бормотание. Кохияма прислушался. Тэрада как будто бы что-то читал. Но все, это, кажется, стихи... С трудом Кохияма различил слова: ...Пусто на сердце, В нём отзвука нет... Так это же стихи поэта Хашвары, которые Тэрада читал ему еще в первый день по пути к "загородной вилле"!
— Тэрада-сан! — снова позвал Кохияма.
С чего это он снова вспомнил стихи своей молодости? Может, в порыве отчаяния? Или, наоборот, потому, что почувствовал себя лучше?
— Тэрада-сан! Откройте, пожалуйста.
— Это вы, Кохияма? — отозвался наконец Тэрада.
— Вас ждет доктор Канагаи. Он прождал вас весь вечер. Спуститесь, пожалуйста, вниз, он хочет вас осмотреть.
— Он и днем приезжал. А потом явился за мной с санитарной машиной.
Я все знаю.
— Но ведь сейчас еще можно помочь вам.
— Кто это сказал?
— Он.
— Хм! А Убукате он помог? — Что ж, на ошибках учатся.
— Это верно... Ну, а вы гоже не против того, чтобы меня увезли в больницу?
— А... а почему я должен возражать? — растерянно спросил Кохияма.
— Я-то знаю почему, не будем играть в прятки, скажите, что вы хотите у меня выведать.
— Хорошо, скажу. Только выйдите, пожалуйста, в коридор.
— Нельзя. У двери стоит стул, я сяду и буду вас слушать. — Тэрада говорил спокойным голосом, не похожим на голос тяжело больного человека.
Послышались шаркающие шага. Тэрада, должно быть, подошел к двери.
— Вы говорили мне, что продолжаете незаконченное Убукатой исследование в области генетики противолекарственной устойчивости обыкновенной кишечной палочки, не так ли?
— Да, совершенно верно.
— Но сегодня вы урожали американцам, а потом и доктору Канагаи распылителем, в котором, по вашим словам, были устойчивые чумные бациллы.
-Да.
— При этом вы сказали, что эти бациллы вывел покойный Убуката.
— Правильно.
— Значит, он исследовал неустойчивые кишечные палочки, а устойчивые чумные бациллы.
— А какая разница?
— Не понимаю.
— Ничего удивительного в этом нет.
— Перестаньте морочить мне голову. Уж не хотите ли вы сказать, что в вашем приборе были не чумные микробы, а кишечные палочки и вы просто решили припугнуть американцев?
За дверью наступило молчание.Может быть, и в самом деле это был лишь трюк. Но тогда непонятно, почему бежали в такой панике Муракоси, Катасэ и американцы. Они рассчитывали получить у Тэрады итоговые данные о последней работе покойного Убукага. Следовательно, они заведомо знали, над чем работал Убуката и какие бактерии могут оказаться в руках Тэрады.
Если бы это были кишечные палочки, они не вызвали бы такой паники. С другой стороны, исследование Убукаты могло так и остаться незавершенным. Не исключено, что именно поэтому Тэрада отказался сообщтъ американцам результаты. Но ведь Тэрада и раньше называл свой распылитель грозным оружием. Вряд ли это было пустым бахвальством.
— Разрешите вам задать еще Один вопрос, — снова заговорил Кохияма.
— Какой?
— Вы сказали, что не передадите им секрета выведения устойчивых бацилл. Что это значит?
— Подождите до завтра, — сказал Тэрада.
— До завтра?..
— Да. Приходите ко мне завтра в полдень.
— Но ведь... — Вы хотите сказан., что до завтра я могу не дожип» или что тогда уже не будет никакой надежды на спасение моей драгоценной жизни? Передайте, пожалуйста, доктору Канагаи, что ему не следует беспокоиться. Я лучше, чем он, разбираюсь в чуме.
— Тэрада-сан, я не могу просто так уйти. Позвольте мне хоть взглянул» на вас, чтобы я мог сообщить доктору, в каком вы состоянии.
Послышался скрежет ключа. Дверь открылась. В коридоре было довольно темно, и фигура Тэрады, сидевшего перед дверью на стуле, освещенная сзади, была похожа сейчас на вырезанный из черной бумаги силуэт. Шапочки хирурга, в которой он появился днем, на нем не было, но лицо по-прежнему закрывала плошая марлевая маска, а руки обтягивали резиновые перчатки.
Со вчерашнего вечера, когда у него начался жар и он потерял сознание, прошли уже сутки. Сегодня днем он чуть ли не на четвереньках добрался до кабинета и едва не упал со ступенек на лестнице. А сейчас он сидел на стуле, выпрямившись, и был совершенно неподвижен.
Заболевание чумой проявляется внезапно. Человек вдруг становится беспокойным, его знобит, температура подскакивает иногда до сорока с лишним градусов, начинается головокружение, тошнота. Больной теряет аппетит. Вскоре возникает состояние апатии, затем депрессия, вплоть до психического расстройства, постоянная тревога, страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26